Читать книгу Одиночная Психическая Атака - - Страница 11

Где-то внутри его душевных переживаний, под слоем холода и равнодушия, в бесцветной, сверкающей алмазными переливами комнате, зарождался последний огонёк сомнения и страха. Сейчас пасть абсолютного отчаяния казалась исполинской пропастью, у вершины которой ярчайшим отсветом горел путь к спасению. (До него было не достать). От края до края в опустошённой, маленькой комнате не имелось места, где бы осталась хоть толика надежды на то, что всё восстановится само. Все надежды, впрочем, уже успели кануть в серебряного сияния айсберги, соединившись с монолитными стальными кубами. Их сотни тысяч. Все они стоят во всех направлениях в бесконечно-тусклой коробке ровными рядами, простираясь на миллионы беспредельных пространств, ожидая завершения глубочайшего в истории сна. Издалека мёрзлые горы – айсберги – походили на разъярённые полчища воспоминаний о былом. Ими они лишь казались. Вблизи всё сгнило и превратилось в ржавчину времён, неспособную оживить мозг.

Женский голос подобрался к нему, и шепчет: – «прошу дитя, не сдерживай слёзы, будь что будет».

Стезю мысли обуревает шторм.

Что если он ошибся, что, если всё, во что он верил и стремился достичь – оказалось ложью? Что если он начал погружаться в бездну неверного выбора? Или пожинает её плоды в затонувшем кратере? Он не мог остановиться, не мог повернуть назад. Слишком много было уже сделано, слишком много было потеряно. Слишком много вопросов. Нет им места.

В его глазах отразилась картина, которая оставила его безмолвным и пораженным. Что-то внутри него сломалось – механизм вышел из строя и не восстановился.

– Нет мне места…

Правильно Ванхоль, это верная мысль. Твоя земная оболочка отягощает тебя, тянет всё ниже и ниже, в пучины ада. Так зачем всё это тебе – сбрось же её! Раз и навсегда! Сейчас! Давай!

– Мне ведь… – захлёбываясь слюной, с трудом говорил Ванхоль, —мне ведь и двадцати нет…

Брось предрассудки, друг! Вспомни, как тебе было хорошо, когда кругом дюны тишины!

Он повернулся набок, и пробубнил:

– Дюны тишины… это хорошо… хорошо…

Хлопала дверца шкафа, кто-то шагал по коридору. Роза, наверное, очнулась, – подумал Ванхоль.

Ты получаешь сейчас то, чего ожидал и к чему стремился, за что ты так долго воевал; после твоей победы этой ночью твоя душа будет свободна. Ты можешь ненавидеть меня, я знаю. Ты считаешь меня неуравновешенным, тобой движет ненависть ко мне, я чувствую это; Ванхоль – ты сам виноват в том, что испытываешь её. Но я не считаю тебя ни безумцем, ни маньяком; скажу больше: я чувствую у тебя в душе то же самое, что бурлит и во мне, мой друг. Вдохни же побольше воздуха и не забывай дышать, милый друг, ведь впереди, верно, ждёт не так уж далеко залитый кровью и довольно холодный полумрак ночи…

– Не неси чуши. Нет там ничего, никакого мрака, никакой крови… пустота одна… и только…

Только пустота?! Но почему же в глазах твоих всё ещё горит затейливый отсвет чего-то очень реального и приятного? И каково оно на вкус, это нечто, что ты назвал пустотой?

– Не знаю, я не знаю…

Ты ещё не знаешь этого; как не знает этого и Ванхоль. Потому что таково единственное, что когда-то было и в чём ты уже не нуждаешься, а от чего, пресытившись, приходишь в крайнее раздражение, ибо знаешь, насколько ничтожен каждый новый день жизни. И ничего, кроме этого, не останется у тебя, милый друг. И ещё, быть может, через несколько мгновений… и тебя не будет в живых.

Зачем же ты вспоминаешь их, Ванхоль? Что за багровое безумие тебя обуяло? Помни только: мы все – ты, я, он, оно, – все мы едины в том, что заставляет нас страдать, чего жаждет, на что надеется, чего хочет твой разум, и в том едином, что роднит нас всех, глубоко равнодушных к счастью, вызывающему зависть и ненависть. Всё это – мы. Ты хочешь, Ванхоль, снова плакать, но прежде в последний раз напиться человеческой крови… Если хватит духу, если не замёрзнет кровь в твоих жилах, если хватит сил и воли в миг, в один краткий миг, прожить всю жизнь человечью, Ванхоль… Уже не будет пути назад… Отныне и навсегда уже мёртв ты будешь. Мёртв.

МЁРТВ.

Ты окажешься изгоем, навеки лишившимся даже тех нескольких мгновений счастья, что дожидались тебя, которые ты заработал честным трудом, Ванхоль, что ж, Ванхоль… Ты ещё можешь лить слёзы, но даже и не думай возвращаться обратно. Нет. Не имеет смысла.

Ты забыл уже, но ничего, я напомню: что там на столе лежит нож, который, как мне кажется, превратит тебя в очень жалкое, но столь прекрасное существо. Я бы даже посмел сказать – в твоё самое лучшее Я, которое, пожалуй, на фоне всех прочих попыток перемен, станет доказательством безоговорочного проигрыша судьбе и жизни.

Ванхоль. Ванхоль Цаурдер. Слушай меня внимательно: если ты сейчас не хочешь становиться безобразным и отвратительным, ничтожным и слабым, то сделай над собой усилие и уничтожь меня и всё, что я тебе дал. Вперёд, Ванхоль! За мечом, за своей вольностью, за своим, в конце концов, славным будущим! Я уйду, но ты победишь, Ванхоль!

Я знаю. Сегодня ты не станешь так уж безупречно честен перед самим собой, ведь ты ещё слаб, не готов ты ещё перешагнуть себя, но зато я знаю наверняка: сегодня ты точно станешь почти прекрасным олицетворением моего близкого выигрыша. Вновь, до нашей следующей встречи в конце всех мыслимых и немыслимых выводов и лабиринтов воспоминаний, приводящих тебя в одно и то же состояние лежащей плоти, неспособной шевелиться и говорить – прямо как сейчас.

К чему заводить себя в те дебри, таящие больше страха и отчаяния, чем ты можешь вынести в данный момент? Приходить к разбитому краю больного разума, чтобы… Чтобы что?

Да, слабый ты, Ванхоль…

И всё же. Раз ты вновь зашёл так далеко, столько повидал и добрался до меня, я скажу вот что: ты всё верно решил, всё правильно сделал, но, с другой стороны – какой ценой? Какой ценой ты заработал все те тики, какой ценой сидел на измене неделями, годами после работы, смотря в стену и думая, что она шевелится? Какой ценой тебя трясло от страха и ненависти, переполняющих всё вокруг до самого горлышка?