Читать книгу Юлькина дача - Группа авторов - Страница 7

На выходных к Люське приезжала мама, и когда она уже уехала, Люська позвала меня в гости кое-что показать. Мама привезла ей потрясающие серёжки-наклейки, десять пар. Это были такие прозрачные кружочки, на которых были нарисованы картинки: ромб, клевер, сердечко – разные. Уши у нас не были проколоты, поэтому такие серёжки – это, конечно, была просто мечта! Я таких ни у кого не видела.

– Лююсь, – восторженно прошептала я, – подари мне одни, а?

Люська молчала. Она хмурила лоб и чувствовалось, как мучительно ей было принимать решение. Пока она молчала и думала, сердце моё замерло и не стучало.

– Ладно, – наконец милостиво согласилась Люська, – можешь взять вот эти.

Она отделила мне одну пару наклеек, с красным ромбом. Сердце снова заколотилось. С ромбом так с ромбом, я была на седьмом небе. Я разрывалась между желанием сразу же наклеить себе эту красоту или приберечь до более праздничного случая. Наконец, решив, я спрятала серёжки в кармашек. Найду подходящий случай и надену. Вернувшись от Люськи, я несколько раз доставала серёжки, прикладывала к ушам и со вздохом убирала обратно. Мне казалось, что с серёжками я становлюсь совершенно взрослой и прекрасной. Убрав их в очередной раз в карман, я решила сесть почитать. Книга про всадника без головы лежала на подоконнике. И тут в окно я увидела, как по тропе вдоль нашего забора идёт Пашка. Куда? Ну, конечно, ко мне! Позвать гулять. Дрожащими руками я выхватила серёжки и наскоро, повертевшись перед зеркалом, приклеила свои ромбы на мочки. Почти ровно. Я бросилась к двери – сейчас зайдёт. Простояв минутку, подпрыгивая от нетерпения, я подбежала обратно к окну. Чего он мешкает? И только увидела, как Пашкина спина удаляется дальше по улице, а потом и вовсе завернула в соседний проулок. В глазах защипало. Я совершенно напрасно потратила серёжки. Вернулась к зеркалу и посмотрела на ромбы. Хотелось надеяться, что они продержатся несколько дней, и у Пашки всё же будет шанс увидеть прекрасную меня.

Вечером пошёл дождь, а значит, отменились прогулка и бадминтон, все сидели по домам, и даже топили печки, потому что стало не только мокро, но и холодно. Я любила греться у печки в дождик. Можно было читать книгу, пить чай, никаких огородных дел. На лавке спала кошка Каська. Бабушка читала «Лунный календарь» или газеты, что на выходных привозила мама. Но сегодня мне не хотелось читать. И гладить кошку тоже не хотелось.

– Баа? Можно я к Люське сбегаю?

– Чего тебе не сидится, дождь какой поливает.

– Скучно, ба, мы с Люськой поиграем в лото.

– Ну, сапоги надень и плащ дедушкин возьми, непутёвая.

– Спасибо, ба, – прокричала я уже от порога.

Бежала я, конечно, не на лото, я хотела подговорить Люську пойти в гости к Иринке и Пашке. Калитка у Люськи оказалась закрыта.

– Люююсь, – голосила я под забором.

У них тоже топилась в доме печка, из трубы струился дымок, окна все были закрыты, и сквозь шум дождя они, конечно, меня не слышали. Покричав ещё, совершенно без толку, я рискнула сразу взять быка за рога и переместилась к домику Пашки.

– Иииира! Пааааша!

Там меня тоже никто не слышал, и калитку открывать не торопился.

Но сдаваться я не собиралась. Наконец послышалось хлопанье двери и голос их бабушки:

– Юлечка, детка, ты что в такой дождь бродишь?

С меня лила вода, дедушкин плащ сполз и плохо закрывал меня от стихии.

– Можно к вам? С Ирой и Пашей поиграть.

Бабушка всплеснула руками

– Да они уехали в город после обеда, Света моя их забрала. Денька через два вернутся, ты приходи тогда. А сейчас домой беги, тебе сушиться надо.

Света – это младшая сестра их папы, в аспирантуре учится. Она частенько приезжала к ним и иногда даже играла с нами в лото или карты. Но в этот раз она приехала ну совершенно не вовремя.

Моя бабушка засунула меня в таз с горячей водой – парить ноги.

– Вот носит её где-то, мокрая вся, а если простынешь, а если заболеешь, как тебя тут лечить, родители не скоро приедут, горе луковое.

Я не сопротивлялась, мне уже не хотелось показывать Пашке серёжки. Они, кстати, под дождём отклеились, и я едва успела их поймать. Теперь бесполезными кружочками они снова лежали в кармане. А я прихлёбывала горячий чай из пиалки с тремя ложками сахара и вареньем из прошлогодней облепихи – терпеть его не могу, но бабушка сказала, что в облепихе много витаминов, а спорить с бабушкой мне совсем не хотелось.

Дождь закончился к вечеру на следующий день, а Пашка с Иринкой вернулись ещё через день.

– Юлькааа! – это Люська, вопит под моей калиткой. А бабушка меня отправила с утра сорняки полоть под яблонями, потому что «шлындаешь целыми днями, а надо и полезное что-то делать». Но кому, скажите, вообще сдались сорняки под яблонями? Растут себе и растут, яблоням даже лучше, потому что в траве земля влажная. Бесполезная работа. Но зато и несложная. Вот морковку пропалывать, это, скажу я вам, проверка на прочность. На прочность бабушкиных нервов, конечно. Потому что я всё время ною. А как не ныть, когда морковка мелкая, сорняки мелкие, друг за друга все цепляются, и всё время получается, что вместо сорняка в ведре морковка оказывается. Вот я ною, а бабушка причитает – «горе луковое, свяжешься-не развяжешься, кто ж так пропалывает, без урожая останемся». Но с прополки меня не снимает, потому что у меня пальцы мелкие, ими сподручней морковку дёргать. То есть не морковку, конечно, а сорняки.

А знаете, что хуже морковки пропалывать? Кусты с крыжовником! Потому что тогда даже ныть нельзя, только и следи, чтобы не поцарапаться и одежду не подрать. Так что яблони – это ерунда, это даже приятно. Отряхнув руки, я побежала к калитке.

– Юлька, – закричала Люська, едва меня увидев, – пошли гулять! Там Пашка с Иркой приехали.

Вот хорошо, всё-таки, Люське, живёт прямо рядом с ними, сразу знает, когда они приезжают.

Я с тоской оглянулась на бабушку.

– Не могу, Люсь, у меня прополка.

– Так ты заканчивай живенько и давай ко мне, а потом в лото играть к ним пойдём, я тебя подожду.

Со стороны Люськи это было очень великодушно. Так что сорняки я дёргала крайне энергично, земля разлеталась во все стороны, а червяки торопливо улепётывали на безопасное расстояние.

– Бабулечка, я всё! – явилась я перед бабушкой и махнула в сторону яблонь.

– Ишь, скорая какая, может, тогда ещё рядок свёклы?

– Завтра, завтра прополю! Я к Люське, она меня ждёт, – я нетерпеливо подпрыгивала на дорожке.

– Ладно, беги, стрекоза. Переоденься только.

Я посмотрела на засыпанные землёй штаны и побежала переодеваться.

Нашла в кармашке свои серёжки-ромбики и попробовала приложить их к ушам, прижала как следует, подержала. Отваливаются. Тогда я послюнявила их и снова приклеила. Держались лучше, но недолго. Через две минуты они снова лежали передо мной. Времени возиться уже совсем не было, Люська могла ведь и не дождаться, и всё-таки уйти одна. Поэтому я поковырялась в коробочке с хозяйственными мелочами и нашла клей «Момент». Папа говорил, что это вещь! Приклеить можно всё, что угодно, и всё держится. Намазала серёжки и на этот раз приложила к мочкам аккуратно, чтобы ровно-ровно получилось. Повертела головой – ничего не отваливалось. Всё, теперь взрослой красавицей можно идти к Пашке.

Люська меня дождалась. Она тоже наклеила серёжки – у неё были голубые капельки, очень красивые. Я сначала даже чуть-чуть расстроилась. Люська тоже взглянула на мои уши как-то недовольно и, видимо, пожалела в тот миг о своей щедрости. Но делать нечего, уши украшены, и пора идти предъявлять их свету.

В лото с нами села играть ещё и бабушка Ирки и Пашки, и она все время выигрывала. Но мне с ней играть ужасно нравилось. Она знала уйму смешных названий чисел, а ещё объявляла их разными голосами: то торжественным, то писклявым, в общем, мы хохотали и проигрывали.

Я заправляла волосы за уши и так и сяк подставляла их Пашке. Но он совершенно не обращал внимания ни на мои ромбы, ни на Люськины капли. Я начинала нервничать и злиться, что никак не могу выиграть, и что Пашка такой болван. Я злилась так, что аж уши горели. Вдруг Ирка спросила:

– Юль, а что это у тебя уши такие красные?

Я пощупала их, и мне показалось, что они даже припухли. Неужели я настолько разозлилась? Подошла к зеркалу. Жуть какая. Мочки были ярко-малиновые. Злиться я тут же перестала и испугалась.

– Что случилось? – Люська подошла и встала рядом.

Посмотрела и заявила вдруг:

– А я знаю. Это у тебя аллергия!

Какая ещё аллергия? Не было у меня никогда аллергии!

– На серёжки эти аллергия, – продолжала Люська. – Тебе нельзя их носить. Там состав специальный, чтобы к ушам липли, вот на него у тебя и аллергия.

– Да какой ещё состав? – накинулась я на Люську. – Состав этот смылся давно, я на клей приклеила!

Тут случилось то, чего я добивалась, Пашка обратил внимание на мои серёжки, подошёл и начал разглядывать мои малиновые уши.

– Правда на клей? А на какой?

– На хороший! На «Момент»!

– Юль, ты дура? – заржал Пашка. Люська тоже захихикала, предательница.

– Иди, отмывай клей быстро, только фиг ты его отмоешь, он так просто не отдирается.

Кожу сильно жгло. Кажется, у меня аллергия на клей! Я попыталась отковырнуть серёжки. Не тут-то было. «Момент» вцепился в мои уши намертво. Я перепугалась и с силой дёрнула злосчастные ромбики. Одна серёжка отлепилась, вторая же продолжала держаться одним краешком, я дёрнула ещё раз и сняла её вместе с лоскутком кожи. Показалась капля крови. Было ужасно больно, но я не заревела. Я обрадовалась, что серёжки всё же отклеились и бабушка не будет меня ругать. Люська стояла рядом белая-пребелая.

– Ююль, – сказала она жалобно, – я тебе ещё серёжек подарю, ты только не лепи их на клей больше, ладно?

Спасибо, но я больше никаких серёжек не хочу. Тем более, Пашке до них никакого дела нет, если не намазать их «Моментом», конечно.