Читать книгу Сердце Севера. История Ростова - Группа авторов - Страница 26

Они шли по кромке мира. С одной стороны – черная, быстрая вода реки, с другой – глухая, непроницаемая стена леса. Грязный кусок бересты с каракулями Игната был их единственной связью с человеческим миром, и с каждым днем эта связь становилась все тоньше. Дни слились в однообразный, изматывающий ритуал: проснуться с первыми серыми лучами, впихнуть в себя кусок твердого мяса, впрячься в ненавистные лямки и тащить. Идти до тех пор, пока ноги не начнут подкашиваться.

Милана и Ратибор стали их кормильцами. Каждый день они, как две тени, растворялись в лесной чаще, и их возвращение было единственным ярким событием дня. Они приносили пару оглушенных камнями рябчиков, зайца, попавшего в силок, или связку скользкой рыбы, выуженной из речного затона. Эта свежая кровь и плоть, которую они жарили на костре, была единственным, что напоминало им, что они еще живы.

Родислав, оправившись от позора поражения, нашел для себя новую роль. Его практичность и знание выживания, приобретенные за долгую жизнь, оказались куда ценнее слепой ярости. Он стал стержнем их быта. Он больше не спорил с Ярополком, но его ворчание и приказы стали законом в лагере. Он показывал, как вырыть правильную яму для костра, чтобы тот не поджег сухой мох; как сплести из ивовых прутьев подобие укрытия, которое не пропустит ночной дождь; как смастерить из куска кожи и сухожилий новую лямку для волокуши. Его сыновья, Гостомысл и Пересвет, освобожденные от тяжелой длани отца, расцвели. Они оказались не просто тупыми исполнителями, а смекалистыми и работящими парнями, и их уважение к Ярополку было неподдельным. Между бывшим врагом и молодым вожаком установился хрупкий, вооруженный нейтралитет. Они не были друзьями, но были вынужденными союзниками перед лицом общего врага – этого бесконечного леса.

На третий день пути они почувствовали это. Не угрозу, не опасность. Нечто худшее. Присутствие. Лес перестал быть просто лесом. Он начал наблюдать.

Утром, проверяя свое оружие, Ратибор издал сдавленное ругательство. Все железные наконечники на стрелах, что лежали в колчане, были идеально, до зеркального блеска, затуплены. Не сломаны, не погнуты, а именно сведены на нет, будто кто-то всю ночь методично тер их о речной валун. Ножи, лежавшие рядом с людьми, остались острыми.

На следующую ночь у них пропала вся соль. Мешочек из плотной кожи, который Заряна, девушка с хутора, хранила в самой середине мешка с травами, просто исчез. Ни следов, ни шума. Дозорные клялись, что не спали ни на миг и никого не видели.

Потом кто-то невидимый начал с ними играть. Ночью он перекладывал их пожитки с места на место. Путал тропы, которые они намечали днем. Им стало казаться, что деревья за ночь меняются местами. Лес дышал им в затылок, шептал, смеялся над ними. Это была не открытая враждебность. Это было медленное, садистское сведение с ума. Паника, тихая и липкая, начала просачиваться в лагерь. Волки были понятным врагом. Их можно было убить или отогнать. Но как сражаться с тенью? Как победить того, кто играет с тобой, как с назойливой мухой, и может прихлопнуть в любой момент, когда ему это надоест? Страх перед неизвестностью был куда страшнее страха смерти.