Читать книгу Горбун - Поль Феваль - Страница 13

Должно быть, этот горбун был очень умен, несмотря на экстравагантность совершенного им только что поступка. У него были живые глаза и орлиный нос. Лоб под гротескно растрепанным париком был четко очерчен, а тонкая улыбка, игравшая на губах, говорила о дьявольской хитрости. Настоящий горбун!

Что же до самого горба, он был большим, рос прямо на середине спины и поднимался к затылку. Подбородок же касался груди. Ноги были какими-то вывернутыми, но не имели той вошедшей в поговорку худобы, что считается непременным атрибутом горбунов.

Этот странный человек был одет в очень приличный строгий черный костюм, манжеты и жабо из плиссированного муслина ослепляли белизной. Все взгляды обратились на него, но его это, казалось, нисколько не смущало.

– Браво, мудрый Эзоп![23] – воскликнул Шаверни. – Сдается мне, ты смелый и ловкий спекулянт!

– Смелый, – подтвердил горбун, глядя ему в глаза. – Довольно смелый… Ловкий? Это мы посмотрим!

Его голосок звенел, словно у ребенка. Все повторили:

– Браво, Эзоп! Браво!

Кокардас и Паспуаль уже давно ничему не удивлялись. Но вдруг гасконец еле слышно спросил:

– Мы никогда не встречали этого горбуна, приятель?

– Нет, насколько я помню.

– Проклятие! А мне кажется, я где-то видел эти глаза.

Гонзаг тоже смотрел на маленького человечка с особым интересом.

– Дружок, – сказал он, – вам известно, что здесь платят наличными?

– Известно, – ответил Эзоп, которого с этого момента никто не называл иначе.

Шаверни стал его крестным.

Эзоп извлек из кармана бумажник и вложил в руки Пейроля шестьдесят казначейских билетов по пятьсот ливров. Все почти ожидали увидеть, как деньги превратятся в сухие листья, настолько фантастическим персонажем выглядел этот человечек. Но это были настоящие банкноты.

– Мою квитанцию, – потребовал он.

Пейроль отдал ему квитанцию. Эзоп сложил ее и положил в бумажник на место банкнотов. Потом, похлопав по записной книжке, сказал:

– Удачная сделка. До свидания, господа!

Он вежливо поклонился Гонзагу и компании.

Все расступились, пропуская его.

Смешки продолжались, однако по жилам присутствующих пробежал холодок. Гонзаг был задумчив.

Пейроль и его люди начали выгонять покупателей, которым хотелось, чтобы скорее наступило завтра. Друзья принца машинально смотрели на дверь, за которой скрылся маленький человечек в черном.

– Господа, – обратился к ним Гонзаг, – пока зал будут готовить, прошу вас в мои апартаменты.

– Пошли! – сказал Кокардас за шторой. – Сейчас или никогда! Выходим!

– Мне страшно, – промямлил робкий Паспуаль.

– Брось! Я пойду первым.

Он взял Паспуаля за руку и повел к Гонзагу, держа шляпу в руке.

– Черт побери! – воскликнул Шаверни, заметив их. – Мой кузен решил нас повеселить и устроил маскарад. Горбун был неплох, но вот эти двое – самая лучшая парочка головорезов, какую я когда-либо видел!

Кокардас-младший бросил на него косой взгляд. Навай, Ориоль и остальные обступили двоих наших друзей и с любопытством рассматривали их.

– Будь осторожен! – шепнул Паспуаль на ухо гасконцу.

– Клянусь головой Господней! – воскликнул тот. – Они, видать, никогда не встречали настоящих дворян, коль так на нас пялятся!

– Высокий просто великолепен! – заметил Навай.

– А мне, – сказал Ориоль, – больше нравится маленький.

– Здесь не осталось ни одного уголка, который можно сдать. Зачем они явились?

К счастью, они приблизились к Гонзагу, который заметил их и вздрогнул.

– О! – произнес он. – Чего хотят эти молодцы?

Кокардас приветствовал его с той благородной грацией, что присутствовала в каждом его движении. Паспуаль поклонился скромнее, но, тем не менее, как человек, бывавший в обществе. Кокардас-младший, обежав взглядом разодетую толпу, только что насмехавшуюся над ним, высоким и чистым голосом произнес следующие слова:

– Этот дворянин и я – старые знакомые монсеньора, мы пришли засвидетельствовать ему наше почтение.

– А-а, – промямлил Гонзаг.

– Если монсеньор слишком занят важными делами, – продолжал гасконец, вновь поклонившись, – то мы придем в тот час, который ему будет угодно назначить нам.

– Вот именно, – пробормотал Паспуаль. – Мы будем иметь честь зайти позднее.

Третий поклон, потом оба распрямились, положив руку на эфес шпаги.

– Пейроль! – позвал Гонзаг.

Интендант только что выпроводил последнего соискателя.

– Ты узнаёшь этих красавцев? – спросил его Гонзаг. – Отведи их в кладовую, накорми, напои, дай новое платье, и пусть они ждут моих приказаний.

– Ах, монсеньор! – воскликнул Кокардас.

– Щедрый принц! – прошептал Паспуаль.

– Ступайте! – приказал Гонзаг.

Они ушли, пятясь, кланяясь до полу и метя паркет старыми перьями своих шляп. Когда же они поравнялись с насмешниками, Кокардас первым напялил на голову шляпу, сдвинув ее на ухо, а кончиком шпаги приподнял полу своего драного плаща. Брат Паспуаль по мере сил постарался повторить его жест. И, высокомерно задрав нос, уперев кулак в бедро, испепеляя страшными взглядами насмешников, оба пересекли зал, следуя за Пейролем, и прошли в кладовку, где устроили такое пиршество, что удивили всех слуг принца.

Жуя, Кокардас-младший говорил:

– Приятель, считай, мы уже разбогатели!

– Дай-то бог! – ответил с полным ртом брат Паспуаль, всегда более сдержанный.

– Однако! – обратился Шаверни к принцу, когда они ушли. – С каких это пор ты пользуешься подобными инструментами?

Гонзаг задумчиво посмотрел по сторонам и ничего не ответил.

Однако эти господа разговаривали достаточно громко, чтобы принц расслышал, как они поют в его честь дифирамбы и славят его. Все они были несколько разорившимися дворянами и немного прогоревшими финансистами; ни один из них пока не совершил деяния, караемого законом, но ни один не сохранил свою совесть безукоризненно чистой. Все, от первого до последнего, нуждались в Гонзаге, один в одном деле, другой – в другом; Гонзаг был среди них королем и сеньором, как иные патриции Древнего Рима посреди голодной толпы своих подданных. Гонзаг удерживал их при себе, играя на их честолюбии, алчности, на их потребностях и пороках.

Единственный, кто сохранил частичку независимости, был юный маркиз де Шаверни, слишком легкомысленный, чтобы спекулировать, слишком беззаботный, чтобы продаваться.

Ниже мы расскажем, чего от них ждал Гонзаг, ибо на первый взгляд казалось, что, находясь в апогее могущества и богатства, Гонзаг ни в ком не нуждался.

– А еще говорят о рудниках Перу! – вздыхал толстяк Ориоль, пока хозяин дома стоял в стороне. – Дворец господина принца один стоит всего Перу со всеми его рудниками!

Он был круглым, как мячик, этот делец, краснощеким, пухлым, запыхавшимся. Девицы из Оперы дружески подтрунивали над ним, пока у него имелись деньги и желание их тратить на этих красоток.

– Право же, – возразил Таранн, тощий разорившийся финансист, – это настоящее Эльдорадо.

– Золотой дом! – добавил господин де Монтобер. – Или, скорее, бриллиантовый!

– Я-я! – согласился барон де Батц. – Згорее прильяндовий!

– Многие знатные сеньоры, – подхватил Жиронн, – могли бы целый год жить на недельный доход принца де Гонзага.

– Оно понятно, – заявил Ориоль. – Ведь принц де Гонзаг – король знатных сеньоров!

– Гонзаг, кузен мой, – воскликнул Шаверни с шутливо-жалобной интонацией, – смилуйся, останови эту осанну, не то она продлится до завтра.

Принц словно проснулся.

– Господа, – произнес он, не отвечая маркизу, ибо не любил насмешек, – потрудитесь следовать за мной в мои апартаменты; надо освободить зал.

Они прошли в кабинет Гонзага, и он продолжил:

– Вы знаете, господа, зачем я вас собрал?

– Я что-то слышал о семейном совете, – ответил Навай.

– Более того, господа, о торжественном собрании, о семейном трибунале, на котором его королевское высочество регент будет представлен тремя высшими государственными чиновниками – президентом[24] де Ламуаньоном, маршалом де Вильруа и вице-президентом д’Аржансоном.

– Чума! – бросил Шаверни. – Уж не идет ли речь о наследовании короны?

– Маркиз, – сухо произнес принц, – мы собираемся говорить о серьезных вещах, так что избавьте нас от ваших острот!

– Нет ли у вас, кузен, – спросил Шаверни, заранее зевая, – книжек с картинками, чтобы я мог развлечься, пока вы так серьезны?

Гонзаг улыбнулся, чтобы заставить его замолчать.

– О чем пойдет речь, принц? – вмешался де Монтобер.

– О том, чтобы доказать мне вашу преданность, господа, – ответил Гонзаг.

– Мы готовы! – ответили все в один голос.

Принц поклонился с улыбкой.

– Я позвал вас, особенно вас, Навай, Жиронн, Шаверни, Носе, Монтобер, Шуази, Лавалад, в качестве родственников Невера; вас, Ориоль, как поверенного в делах нашего кузена Шатийона; вас, Таранн и Альбре, как уполномоченных обоих Шатлю…

– Если речь идет не о наследстве Бурбона, – перебил Шаверни, – значит, на кон поставлено наследство Неверов?

– Мы решим вопрос и с наследством Неверов, – усмехнулся Гонзаг, – и с другими тоже.

– А за каким дьяволом вам понадобилось состояние Неверов, кузен, если вы зарабатываете по миллиону в час?

Гонзаг помолчал секунду, прежде чем ответить.

– Разве я один? – произнес он проникновенным тоном. – Разве я не обязан обеспечить ваше благосостояние?

Собравшиеся одобрительно зашумели. Лица у всех смягчились.

– Знаете, принц, – сказал Навай, – вы можете на меня рассчитывать!

– И на меня! – воскликнул Жиронн.

– И на меня! И на меня!

– На меня тоже, черт побери! – отозвался Шаверни после всех. – Я только хотел бы узнать…

Гонзаг, перебив его, с подчеркнутым высокомерием произнес:

– Ты слишком любопытен, мой маленький кузен! Это тебя погубит. Пойми и запомни: те, кто со мной, должны безоговорочно следовать по пути, которым их веду я, хорош он или плох, прям или извилист.

– И однако…

– Такова моя воля! Каждый выбирает: идти со мной или остаться на месте, но остановившийся добровольно разрывает наш договор – я его больше знать не желаю. Те, кто со мной, должны смотреть на все моими глазами, слышать моими ушами, думать моим умом. Ответственность несут не руки, а голова, то есть я. Слышишь меня, маркиз, других друзей мне не нужно!

– А мы просим только об одном, – заявил де Навай, – чтобы наш блистательный родственник показывал нам дорогу.

– Могущественный кузен, – сказал Шаверни, – позволите ли вы мне обратиться к вам с нижайшим и скромнейшим вопросом? Что я должен делать?

– Молчать и отдать за меня голос на совете.

– Даже если мои слова оскорбят наших друзей, я все равно скажу вам, кузен, что дорожу своим голосом примерно так же, как пустым бокалом из-под шампанского, но…

– Никаких но! – перебил Гонзаг.

И все с энтузиазмом согласились:

– Никаких но!

– Сплотимся вокруг монсеньора, – неуклюже добавил Ориоль.

– Монсеньор, – добавил Таранн, финансист от шпаги, – умеет помнить тех, кто ему служит!

Предложение было, возможно, неуклюжим, зато прямым. Все приняли холодный вид, чтобы не выглядеть соучастниками. Шаверни улыбнулся Гонзагу торжествующей и насмешливой улыбкой. Гонзаг погрозил ему пальцем, как расшалившемуся ребенку. Его гнев прошел.

– Преданность Таранна мне нравится больше, – сказал он с ноткой презрения в голосе. – Таранн, друг мой, отдаю вам ферму Эперней.

– Ах, принц! – воскликнул откупщик.

– Не надо благодарностей, – перебил Гонзаг. – Но, прошу вас, Монтобер, отворите окно, я плохо себя чувствую.

Все бросились к окнам. Гонзаг был очень бледен, у корней волос выступили капельки пота. Он смочил свой платок в стакане воды, принесенном Жиронном, и прижал ко лбу.

Шаверни торопливо подскочил к нему.

– Ничего, – сказал принц. – Усталость… Я не спал всю ночь, а потом должен был присутствовать при малом утреннем туалете короля.

– За каким дьяволом надо так себя изводить, кузен? – воскликнул Шаверни. – Ну что для вас может сделать король? Я бы даже сказал: что для вас может сделать Бог?

От Бога Гонзагу ничего не требовалось, и если он вставал рано по утрам, то уж определенно не для молитв. Он пожал Шаверни руку. Мы можем предположить, что он с удовольствием заплатил бы Шаверни немалую цену за заданный им вопрос.

– Неблагодарный! – прошептал он. – Разве я хлопочу для себя?

Еще немного – и прихвостни Гонзага упали бы перед ним на колени. Шаверни закрыл рот.

– Ах, господа! – продолжал принц. – Какой очаровательный ребенок наш маленький король! Он знает ваши имена и каждый день спрашивает у меня новости о моих добрых друзьях.

– Правда?! – прозвучал хор.

– Когда господин регент, который был в спальне с принцессой Палатинской[25], раздвинул шторы, юный Людовик поднял свои прекрасные веки, еще тяжелые от сна, и нам показалось, что встает утренняя заря.

– Аврора с розовыми пальчиками! – вставил неисправимый Шаверни.

У каждого возникло легкое желание забросать его камнями.

– Наш юный король, – нахмурился Гонзаг, – протянул руку к его королевскому высочеству, потом, заметив меня, сказал: «О, доброе утро, принц; я встретил вас давеча в Кур-ла-Рен в окружении вашего двора. Уступите мне господина де Жиронна, он такой великолепный кавалер!..»

Жиронн прижал руку к сердцу. Остальные поджали губы.

– «Господин де Носе мне тоже нравится, – продолжал Гонзаг, передавая подлинные слова его величества. – А господин де Сальдань, черт возьми, должно быть, настоящий вояка».

– А это-то зачем? – шепнул ему на ухо Шаверни. – Сальдань отсутствует.

Действительно, со вчерашнего дня никто не видел ни барона де Сальданя, ни шевалье де Фаэнцы. Не обращая внимания на перебившую его реплику, Гонзаг продолжал:

– Его величество упоминал о вас, Монтобер, и о вас, Шуази. И о многих других.

– А его величество, – снова хихикнул маленький маркиз, – не соблаговолил хоть немного заметить благородную осанку и манеры господина де Пейроля?

– Его величество, – сухо отозвался Гонзаг, – никого не забыл, исключая вас.

– Так мне и надо! – улыбнулся Шаверни. – Это станет мне уроком!

– При дворе уже знают о вашем деле с рудниками, Альбре, – продолжал Гонзаг. – «О, этот ваш Ориоль, – сказал мне король, смеясь, – мне тут говорили, что он скоро станет богаче меня!»

– Какое остроумие! Какого господина мы получим! – Это был крик всеобщего восхищения.

– Но это лишь разговоры – вновь взял слово Гонзаг с тонкой и доброй улыбкой. – У нас, слава богу, есть кое-что получше! Объявляю вам, друг Альбре, что ваша концессия скоро будет подписана.

– Как не быть преданным вам, принц? – воскликнул Альбре.

– Ориоль, – добавил принц, – вы получите должность, дающую право на дворянство. Можете зайти к Озье на предмет создания вашего герба.

Маленький толстый откупщик раздулся, как шар, и чуть не лопнул.

– Ориоль, – воскликнул Шаверни, – вот ты и кузен короля, ты, уже состоящий в родстве со всем кварталом Сен-Дени… Твой герб уже готов: золотое поле, три лазурных чулка для хранения монет, два сверху, один снизу, а надо всем огненного цвета вязаный ночной колпак с девизом «Полезный и мягкий».

Все, за исключением Гонзага и Ориоля, рассмеялись. Дело в том, что Ориоль появился на свет на углу улицы Моконсей, в лавочке, где торговали трикотажем. Если бы Шаверни приберег свою остроту для ужина, она имела бы бешеный успех.

– Вы получите пенсию, Навай, – вновь заговорил Гонзаг, это воплощение Провидения. – А вы, Монтобер, патент на следующее звание.

Монтобер и Навай раскаялись в том, что смеялись.

– Вы, Носе, – продолжал Гонзаг, – с завтрашнего дня получаете право ездить в королевских каретах[26]. А о том, чего я добился для вас, Жиронн, расскажу, когда мы останемся вдвоем.

Носе остался доволен, Жиронн, кажется, тоже.

Гонзаг, продолжая изливать щедроты, которые ему ничего не стоили, перечислил каждого. Не был забыт даже барон де Батц.

– Подойди сюда, маркиз, – наконец сказал принц.

– Я? – переспросил Шаверни.

– Иди сюда, избалованный ребенок!

– Кузен, я признаю свою вину! – шутливо вскричал маркиз. – Мои соученики были послушными и получили конфетку… а я, самое меньшее, что мне грозит, – школьный карцер. Ах! – добавил он, стукнув себя кулаком в грудь. – Чувствую, я это заслужил!

– При пробуждении короля присутствовал господин де Флёри, воспитатель его величества, – сообщил Гонзаг.

– Естественно, – вставил маркиз. – Это же его обязанность.

– Господин де Флёри суров.

– Это его профессия.

– Господин де Флёри слышал о твоем приключении с мадемуазель де Клермон в монастыре фейантинок.

– Ай! – вырвалось у Навая.

– Ай, ай! – повторили Ориоль и прочие.

– И ты помешал отправить меня в ссылку, кузен? – спросил Шаверни. – Большое спасибо.

– Речь шла не о ссылке, маркиз.

– А о чем же шла речь, кузен?

– О Бастилии.

– Ты спас меня от Бастилии? В таком случае два раза большое спасибо.

– Я сделал лучше, маркиз.

– Еще лучше, кузен? Неужели ты хочешь, чтобы я поклонился тебе в ноги?

– Твое имение Шаней было конфисковано покойным королем?

– Да, при отмене Нантского эдикта.

– Она приносила хороший доход, эта земля Шаней?

– Двадцать тысяч экю, кузен. Я и за половину продал бы душу дьяволу.

– Шаней возвращен тебе.

– Правда?! – воскликнул маленький маркиз.

И, протягивая Гонзагу руку, совершенно серьезным тоном сказал:

– Раз обещал, ничего не попишешь – продаюсь дьяволу.

Гонзаг нахмурил брови. Все были готовы наброситься на дерзеца. Шаверни обвел присутствующих презрительным взглядом.

– Кузен, – произнес он медленно и очень тихо, – я желаю вам только счастья. Но, если наступят черные дни, толпа вокруг вас поредеет. Я никого не восхваляю, таково правило; но даже если буду один, кузен, я останусь с вами!