Читать книгу Все рассветы – твои… - - Страница 19

Обратная дорога в город на другой день казалась тяжелее и тише. Багажник, прежде пустой, теперь был туго набит, после долгих сборов, сумками с закрутками – банки с огурцами, помидорами, похрустывающие под полотенцами, темно-рубиновое варенье из смородины, малиновое, прозрачно-янтарное – из яблок. К этому добавились мешки с луком и чесноком, пакеты с рабочей одеждой, которую предстояло постирать, и последние, отборные яблоки для зимнего хранения на лоджии. Машина пахла землей, яблоками и свежестью осени.

Город встретил их сумеречным маревом, зажегшимися фонарями и нарастающим гулом воскресного вечера. Яркие краски октября здесь, в каменных джунглях, гаснут, превращаясь в грязно-желтый свет фар и серую морозную дымку из дыхания тысяч людей и машин.

Квартира Алевтины Федоровны в советском, добротно построенном кирпичном доме в Северном районе города встретила их тем особым уютом, который не создается нарочно, а накапливается годами, десятилетиями. Воздух – густой, насыщенный и знакомый до слез. Это был сложный букет: воск от натертого когда-то паркета, сладковатая пыль старых книжных переплетов, едва уловимый ванильный аромат от печенья в жестяной банке и теплый, уютный запах кошки – старой, ленивой мурлыки по имени Маркиза, которая встречала их, лениво потягиваясь на половичке в прихожей.

Сама прихожая была маленькой, но в ней царил идеальный порядок. Вешалка из темного дерева, чистый коврик, на котором аккуратно стояли сменные туфли. На стене – зеркало в позолоченной раме и репродукция «Московского дворика» Поленова, словно приглашающая в этот тихий, патриархальный мирок.

Разгрузка прошла молча и быстро, на автомате. Усталость давала о себе знать приятной тяжестью в мышцах. Алена, скинув куртку, сразу рухнула на старый диван в гостиной, уткнувшись в мерцающий экран смартфона. Синий свет подсвечивал ее лицо, отрезая ее от реальности, погружая в цифровой мир, где нет запаха дымка и грусти увядания.

Варвара и Алевтина Федоровна прошли на кухню. Кухня была сердцем квартиры – небольшая, с обоями в мелкий цветочек, с добротной мебелью, но ухоженной до блеска. На плите уже шипел пузатый закопченный чайник. Алевтина Федоровна, не снимая красивого фартука с вышивкой, достала из шкафа сервиз – тот самый, с нежными васильками по краю, который выносился только по особым случаям. Таким особым и грустным, как прощание с летом.

Она нарезала толстыми, душистыми ломтями тот самый пирог, который пекся перед отъездом с дачи. Тесто было рассыпчатым, сдобным, а начинка из яблок с легкой кислинкой и корицей парила над столом теплым, домашним облаком.

Сели за стол. Тишину нарушало лишь посвистывание закипающего чайника, тихое мурлыканье Маркизы, свернувшейся калачиком на стуле, и едва слышный шепот из наушников Алены.

Алевтина Федоровна налила чай в тонкие фарфоровые чашки. Пар поднялся к ее лицу, смягчив и без того мягкие черты.

– Ну, расскажи, – начала она, не глядя на дочь, а внимательно размешивая в чашке ложечкой мед. – Ты так всегда общо говоришь. А в деталях-то как? Арсений Георгиевич не придирается? Он же у вас, я так понимаю, педант. А девчонки в коллективе? Не злые? В женском коллективе это, бывает, целое испытание.

Варвара взяла в руки теплую чашку, чувствуя, как дрожь от холода постепенно уходит из пальцев. Она сделала глоток обжигающего чая, чтобы выиграть секунду. За окном кухни, в темном квадрате ночного города, горели окна других таких же квартир, других таких же жизней.

– Мам, ну что ты, – ее голос прозвучал чуть более оживленно, чем она хотела. Она заставила себя улыбнуться. – Все прекрасно. Арсений Георгиевич действительно ценит порядок, а я его обеспечиваю. Он мной доволен. А девчонки… обычные. Никто не шипит за спиной, работаем. Все хорошо.

Она произнесла эту фразу – «все хорошо» – снова. И в этот раз уже звучала как заклинание, как мантра, которую нужно повторять, чтобы оно стало правдой. И пока она говорила, глядя в мамины глаза, полные тихого, бездонного понимания, она почти сама в это поверила. Почти. Где-то на глубине, под слоем усталости и теплого чая, сидел холодный, твердый комок правды, но сейчас его можно было игнорировать. Здесь, на этой уютной кухне, в кругу света под абажуром, под мурлыканье кошки, под мамин пирог, все и правда было хорошо. Это был островок. И он должен был оставаться нерушимым.

Алевтина Федоровна внимательно посмотрела на дочь, кивнула, словно принимая эти правила игры, и отодвинула ей тарелку с самым большим, румяным куском пирога.

– Кушай. Ты сегодня много работала. Подкрепляйся…