Читать книгу Хранитель Астролябии - - Страница 5

Сознание возвращалось не как свет, а как тепло. Сначала это было далекое, едва ощутимое чувство, будто он, замерзший до самых костей, лежал у далекого костра. Потом тепло стало ближе, оно коснулось его щеки, разлилось по груди, прогнало ледяные иглы, что впивались в его мышцы. Вместе с теплом пришел запах – дым, но не едкий городской, а пряный, с нотками смолы и сушеных трав. И еще – тишина.

Настоящая, глубокая, бархатная тишина. Оглушительный визг кристаллов, разрывавший его мозг, исчез. Осталось лишь потрескивание огня и какое-то мерное, успокаивающее капанье.

Элиан с усилием разлепил веки. Мир был размытым, оранжевым пятном. Он моргнул раз, другой, и фокус медленно навелся. Он лежал на чем-то мягком – на ворохе шкур, – в небольшой, сухой пещере. В центре ее горел маленький, почти бездымный костер, отбрасывая на каменные стены пляшущие тени. Напротив него, спиной к выходу, сидела фигура.

Это была девушка.

Он видел лишь ее силуэт на фоне серого света, проникавшего в пещеру. Она была занята делом: что-то перетирала в каменной ступке. Движения ее были плавными, уверенными, лишенными суеты. Она двигалась с беззвучной грацией хищника, который находится на своей территории.

Первая мысль Элиана была не о спасении. Это была вспышка животного ужаса. Разбойница? Людоедка из тех, что, по слухам, жили в диких землях? Он дернулся, пытаясь сесть, и тут же застонал от острой боли в плече и десятке мелких порезов по всему телу.

Девушка обернулась на звук.

Их взгляды встретились. Она была молода, может быть, чуть младше его. Лицо – резкое, с высокими скулами и упрямым подбородком, кожа смуглая, обветренная. Длинные темные волосы были заплетены в сложную косу, в которую были вплетены перья и какие-то мелкие, тускло поблескивающие камушки. Но поражали глаза. Большие, чуть раскосые, цвета влажного мха после дождя. В них не было ни угрозы, ни сочувствия. Лишь спокойное, внимательное любопытство, с каким смотрят на диковинного жука, перевернувшегося на спину.

Она молча наблюдала, как он, превозмогая боль, пытается сесть и лихорадочно шарит рядом с собой.

– Сумка… где моя сумка? – прохрипел он. Голос был чужим, сорванным.

Девушка кивнула в сторону, вглубь пещеры. Элиан проследил за ее взглядом. Его сумка, целая и невредимая, лежала у стены, прислоненная к большому валуну. Он с облегчением выдохнул.

– Кто ты? – спросил он, все еще не доверяя ей.

Она отставила ступку и поднялась. На ней была одежда из мягкой, потертой кожи, плотно облегающая фигуру, и высокие мокасины, не издававшие ни звука при ходьбе. Она подошла и присела на корточки рядом с его импровизированной постелью. От нее пахло лесом, дымом и чем-то терпким, как кора дерева.

– Я – Ния, – сказала она. Голос у нее был низкий, с легкой хрипотцой. Она говорила на всеобщем наречии, но с непривычным акцентом, растягивая гласные. – А ты – городской. Глупый городской, что решил послушать Песню Безумия.

– Песню… – эхом повторил Элиан, вспоминая невыносимый звук. – Что… что это было?

– Лес поет. Всегда, – она пожала плечами, словно это было само собой разумеющимся. – Но когда чужой идет без спроса, без уважения, лес начинает кричать. Прогоняет. Твоя голова слишком слабая. Почти лопнула.

Она протянула ему деревянную миску, от которой шел пар. Внутри была густая похлебка, пахнущая мясом и кореньями.

– Ешь. Силы нужны.

Элиан недоверчиво посмотрел на еду, потом на нее.

– Ты… ты меня спасла? Зачем?

Ния усмехнулась, впервые показав ровные белые зубы.

– Ты лежал и выл, как раненый щенок. Мешал мне охотиться. Я не могла тебя там бросить. Звери бы пришли на шум. А мне не нужны лишние гости.

Логика была убийственно простой. Не сострадание, а практичность. Это почему-то успокаивало больше, чем любые заверения в добрых намерениях. Он осторожно взял миску. Руки дрожали, но голод был сильнее подозрительности. Он сделал первый глоток. Горячая, соленая жидкость обожгла горло и пролилась в желудок живительным теплом. Это была самая вкусная еда, которую он когда-либо пробовал.

Он ел жадно, не отрываясь, пока не выскреб миску дочиста. Ния молча наблюдала за ним, а потом забрала пустую посуду.

– Ты проспал день и ночь, – сообщила она. – Раны твои я промыла отваром лунного мха. Царапины заживут. Но голова будет гудеть еще долго.

Она вернулась к своей ступке и снова принялась за работу. Элиан смотрел на ее уверенные, размеренные движения. Он был в полной ее власти. Она могла убить его во сне, забрать сумку и исчезнуть. Но она накормила его и обработала его раны. Почему?

– Моя карта… и компас… они были в сумке? – спросил он, боясь услышать ответ.

Ния фыркнула, не оборачиваясь.

– Твоя бумажка с линиями там. И кричащее железо тоже. Бесполезные вещи.

– Они не бесполезные! – возмутился Элиан. – Это инструменты! Наука! С их помощью можно проложить любой путь!

Она наконец повернулась к нему. В ее глазах промелькнуло что-то похожее на жалость.

– Городской, ты все еще ничего не понял. Твоя бумага здесь не поет в унисон с лесом. Она мертва. А твое железо кричит от боли, потому что не может найти сердце мира, которое здесь бьется слишком сильно. Ты пытался идти по линиям, а нужно было идти по звуку.

– По какому звуку? По этому ужасному крику?

– Нет. Под криком всегда есть шепот. Тихий. Настоящий. Путеводный. Но чтобы его услышать, нужно замолчать внутри. А твоя голова слишком громкая. Она полна цифр, линий и страха.

Элиан замолчал, ошеломленный. Ее слова были странными, дикими, но в них была пугающая правда. «Только для тех, кто умеет слушать», – было написано на карте Мастера. Сильвестр знал. Он знал, что обычные методы здесь не сработают. Он пытался его предупредить.

Ния закончила растирать травы, смешала их с каким-то жиром, и в пещере запахло еще острее. Она подошла к нему, держа в руках эту темную, пахучую мазь.

– Снимай рубашку. Плечо нужно перевязать.

Элиан инстинктивно попятился. Позволить этой дикарке прикасаться к себе… Но боль в плече была слишком сильной. Нехотя, морщась, он стащил с себя остатки изодранной рубахи. Кожа на плече была багрово-синей, с глубокой ссадиной в центре.

Пальцы Нии были мозолистыми и сильными, но прикосновение ее было на удивление легким. Она без малейшего отвращения очистила рану влажной тряпкой, а затем наложила холодную, приятно пахнущую мазь. Элиан шипел от боли, но терпел. Пока она обматывала его плечо чистой полоской ткани, он разглядывал ее вблизи. На ее предплечье была татуировка – сложный узор из переплетенных линий, напоминающий одновременно и дерево, и речную дельту.

– Мне… мне нужно идти, – сказал он, когда она закончила. – У меня мало времени. Мне нужно на Безмолвный Пик.

Ния замерла, и ее глаза расширились. Впервые он увидел в них не любопытство, а изумление.

– На Пик, где молчат духи? Зачем? Туда не ходит никто из живых. Это место для конца пути, а не для его начала.

– У меня поручение, – твердо сказал Элиан. – Я должен доставить… вещь.

Он кивнул на сумку. Взгляд Нии тоже переместился на нее.

– Вещь, которая светится синим, когда лесу больно? – спросила она тихо.

Элиан похолодел. Она видела.

– Я нашла тебя по этому свету. Он бился, как второе сердце. Слабое, но живое. Что это?

– Я не могу сказать.

Ния долго смотрела на него, потом на сумку. В ее глазах цвета мха шло какое-то сложное размышление. Она обошла костер и села напротив него, скрестив ноги.

– Этот лес не отпустит тебя, городской. Ты не выйдешь из него живым. Ты снова услышишь Песню Безумия и будешь бежать, пока твое сердце не остановится. Или пока не упадешь в Расщелину Теней, откуда никто не возвращался.

Каждое ее слово было холодным, как камень. И Элиан знал, что она права. Он почувствовал, как по спине пробежал липкий пот. Все его знания, вся его наука, вся его вера в точность и логику превратились в пыль перед лицом этого поющего, живого, сводящего с ума леса.

– Что же мне делать? – спросил он, и в его голосе прозвучало отчаяние, которое он не смог скрыть.

Ния молчала еще несколько мгновений, взвешивая что-то на невидимых весах.

– Твой путь глупый и, скорее всего, смертельный, – наконец произнесла она. – Но свет в твоей сумке… он ответил на крик леса. Я никогда такого не видела. Это интересно.

Она подалась вперед, и отблески огня заплясали в ее зрачках.

– Я выведу тебя из леса. Проведу через тропы, которые не нарисованы на твоих мертвых бумажках. Но взамен ты возьмешь меня с собой. До подножия Пика.

Элиан опешил.

– С собой? Зачем тебе это?

– Мой народ говорит, что Пик – это место, где мир засыпает. Я хочу увидеть это своими глазами. А еще, – она снова усмехнулась своей дикой, чуть хищной усмешкой, – мне надоело охотиться на кроликов. Твой путь обещает быть интереснее.

Он смотрел на нее, пытаясь осознать предложение. Союз с этой дикаркой? Довериться ей, ее чутью, ее странным верованиям в шепот леса и кричащее железо? Это противоречило всему, чему его учили. Это был полный отказ от контроля, от логики, от всего, что составляло его суть.

Но какой у него был выбор? Умереть здесь, в двух шагах от начала пути, сведенный с ума невидимой музыкой?

Он вспомнил свою клятву, тяжесть Астролябии в сумке, лицо Мастера. Путь был важнее, чем его методы. Важнее, чем его страхи и предубеждения.

– Хорошо, – медленно произнес он, и это слово показалось ему самым тяжелым из всех, что он когда-либо говорил. – Я согласен.

Ния кивнула, словно другого ответа и не ждала.

– Тогда отдыхай. Завтра на рассвете мы выступаем. И постарайся идти тихо, городской. Твои новые сапоги топают так, что будят сонных ящериц за три холма.

Она отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Элиан откинулся на шкуры, чувствуя, как по всему телу разливается странная смесь облегчения и глубочайшей тревоги. Он был спасен. И он никогда в жизни не чувствовал себя более потерянным. Его путешествие, которое он представлял себе как одинокую борьбу с миром, теперь предстояло разделить с этой непредсказуемой лесной дикаркой. Его карта, его единственный друг и поводырь, была объявлена бесполезной. Он больше не был картографом, прокладывающим путь. Он стал ведомым.

ГЛАВА 6

Сон Элиана был неглубоким и тревожным, полным отголосков безумной музыки и беззвучных криков. Он проснулся оттого, что кто-то легко коснулся его здорового плеча. Он резко сел, инстинктивно хватаясь за сумку. Над ним стояла Ния. Утренний свет, серый и мягкий, проникал в пещеру, и в его лучах она казалась вырезанной из камня и дерева. В ее руках не было оружия, лишь две фляги, наполненные водой.

– Солнце встает. Пора, – сказала она так же просто, как сказала бы, что камень – это камень.

Элиан поднялся, разминая затекшие мышцы. Боль в плече превратилась из острой в тупую, ноющую. Все тело ломило. Он чувствовал себя старым, разбитым механизмом. Ния же выглядела так, словно спала на мягкой перине – свежая, полная энергии, каждый ее мускул был на своем месте. Она протянула ему кусок вяленого мяса, жесткого и соленого, и он принялся жевать его, стараясь не смотреть ей в глаза. Чувство унизительной зависимости было ему незнакомо и неприятно.

Когда они собрались, Ния бросила в угасающий костер горсть каких-то сухих листьев. Они вспыхнули, окутав пещеру густым ароматным дымом.

– Благодарим духа пещеры за приют и тепло, – пробормотала она себе под нос.

Элиан смотрел на это с плохо скрываемым скепсисом. Дух пещеры. Он привык иметь дело с азимутами, долготой и широтой. Вера в духов казалась ему детской сказкой, пережитком темных времен.

– Это просто углубление в породе, – не удержался он. – Результат водной эрозии.

Ния медленно повернулась к нему. В ее глазах цвета мха не было гнева, лишь легкое удивление, смешанное с презрением.

– Ты благодаришь свою бумагу, когда она показывает тебе путь?

– Нет, конечно, – смутился Элиан. – Это неодушевленный предмет. Инструмент.

– Все живое, городской. Камень, вода, ветер. Просто они говорят медленнее, чем мы. Эта пещера укрыла нас. Мы говорим ей «спасибо». Это не наука. Это вежливость. А теперь идем. И постарайся не шуметь.

Первые же шаги за пределами пещеры стали для Элиана пыткой. Ния скользила между кристаллическими стволами, как тень. Ее мокасины не издавали ни звука на усыпанной осколками земле. Она двигалась плавно, ее тело было расслаблено, но каждый шаг выверен. Элиан же, наоборот, был напряжен, как натянутая струна. Он постоянно спотыкался, его новые сапоги громко скрипели, а сумка цеплялась за острые грани. Каждый раз, когда он издавал очередной громкий звук – треск ветки под ногой или скрежет металла пряжки о кристалл, – Ния останавливалась и бросала на него укоризненный взгляд.

– Ты идешь так, будто хочешь разбудить весь лес, – прошипела она после особенно громкого падения Элиана.

– Я не привык к… этому, – пробормотал он, поднимаясь и отряхиваясь. – Как ты это делаешь? Здесь же нет тропы.

– Тропа есть. Просто твои глаза ее не видят.

Она повела его за собой. Элиан пытался понять ее логику. Он достал свою карту, пытаясь сопоставить их маршрут с пунктирной линией Мастера. Ничего не сходилось. Они шли не на восток, а делали странные петли, то забирая на север, то возвращаясь почти на юг. Он пытался следить за светом, пробивающимся сверху, но он был настолько рассеянным и преломленным, что не давал никакого представления о положении солнца. Он чувствовал себя абсолютно слепым.

– Мы идем кругами, – наконец не выдержал он, остановившись. – Моя карта…

– Спрячь свою бумагу, – оборвала его Ния. – Она здесь лжет. Смотри.

Она указала на землю. Элиан увидел лишь россыпь мелких кристаллических осколков.

– Что я должен увидеть?

– Не глазами. Ногами. Почувствуй.

Она сделала шаг в одну сторону.

– Здесь земля твердая, мертвая. Кристаллы под ней спят. Их песня глухая. – Она сделала шаг в другую. – А здесь… слышишь?

Она провела носком мокасина по земле, и в ответ раздался едва уловимый, тонкий звон, словно кто-то коснулся крошечного колокольчика.

– Земля отзывается. Она живая. Здесь есть ток. Течение. Это и есть тропа. Мы идем вдоль течения.

Элиан недоверчиво нахмурился. Течение? Ток? Это были научные термины, но она использовала их как… метафоры. Он попробовал повторить ее движение. Его тяжелый сапог лишь скрежетнул по осколкам. Никакого звона он не услышал.

– Я ничего не слышу, – признался он с досадой.

– Потому что ты пытаешься услышать ушами, – терпеливо, как маленькому ребенку, объяснила Ния. – А надо слушать всем телом. Костями. Кожей. Закрой глаза, городской.

Элиан колебался. Закрыть глаза в этом враждебном, дезориентирующем месте? Это было безумием.

– Доверься мне, – ее голос стал мягче. – Или оставайся здесь и жди, пока лес снова закричит.

Он зажмурился. Темнота, смешанная с пробивающимися сквозь веки цветными пятнами, тут же усилила все остальные чувства. Он услышал собственное прерывистое дыхание, стук крови в висках. И музыку. Она была здесь, никуда не делась. Тихая, фоновая, но она была. Тот самый нежный перезвон, что он услышал в самом начале.

– Перестань слушать свои мысли, – раздался рядом голос Нии. – Твоя голова полна шума. Представь, что ты – пустой кувшин. И музыка леса вливается в тебя. Не пытайся ее понять. Просто позволь ей быть.

Элиан попытался. Он сосредоточился на звуке. И впервые заметил, что он не был монотонным. Он состоял из сотен, тысяч разных нот. Одни кристаллы звенели высоко и чисто, другие гудели низко и протяжно. Какие-то вибрировали быстро, какие-то – медленно. Это была не просто мелодия. Это был язык.

– А теперь… – прошептала Ния, – найди среди всех этих голосов тот, что молчит.

– Молчит? – не понял Элиан, не открывая глаз. – Как можно услышать молчание?

– Это не тишина. Это покой. Нота, которая не дрожит. Она просто есть. Она как стержень, на который нанизаны все остальные звуки. Найди ее.

Он вслушивался так, как никогда в жизни не вслушивался в отчеты путешественников. Он продирался сквозь звуковое многоголосие, отбрасывая резкие ноты, игнорируя сладкие, манящие переливы, которые, как он теперь понимал, и сводили его с ума. Он искал покой.

И нашел.

Это было даже не нота. Это была… вибрация. Очень низкая, почти на грани слышимости. Она не звенела и не гудела. Она просто была. Ровная, постоянная, надежная. Как линия горизонта над спокойным морем. Она шла откуда-то справа от него.

– Я… кажется, я ее чувствую, – прошептал он, боясь спугнуть ощущение.

– Вот. Это и есть Тропа Шепота, – сказала Ния. – Она не на земле. Она в воздухе. В самом лесу. Теперь открой глаза и иди на нее.

Элиан открыл глаза. Ничего не изменилось. Вокруг был тот же хаос кристаллов. Но теперь у него был ориентир. Внутренний компас, который указывал не на север, а на эту ровную, спокойную вибрацию. Он сделал шаг в ее направлении. Потом еще один. Он все еще спотыкался, но теперь в его движениях появилась хоть какая-то цель.

Они шли так несколько часов. Элиан изо всех сил концентрировался на «тихой ноте», и это отнимало у него все силы. Стоило ему отвлечься на боль в ноге или на мысль о том, как далеко еще идти, как стержень пропадал, и на него снова обрушивалась какофония. Ему приходилось останавливаться, закрывать глаза и снова искать покой в этом звуковом шторме.

Ния шла впереди, не оборачиваясь, но он чувствовал, что она знает о каждом его усилии, о каждой неудаче. Она не торопила и не подбадривала. Она просто давала ему возможность научиться.

К вечеру они вышли к месту, где лес становился другим. Кристаллы здесь были тонкими и плоскими, как лезвия, и росли так близко друг к другу, что образовывали узкий, извилистый каньон. И звук здесь был иным. Он отражался от гладких граней, многократно умножаясь. Песня леса превратилась в оглушительный, дезориентирующий хор.

Элиан почувствовал, как к горлу подступает паника. Это место было похоже на эхо того ужаса, что он пережил. Его «тихая нота» утонула, захлебнулась в этом реве.

– Я… я не могу, – он попятился. – Здесь слишком громко.

Ния остановилась и положила свою ладонь на один из кристаллов-лезвий. Тот завибрировал, отвечая на ее прикосновение.

– Здесь тропа сужается. Песня становится сильнее. Лес проверяет, усвоил ли ты урок.

– Я не усвоил! – в отчаянии воскликнул он. – Я ничего не слышу!

– Тогда не слушай. Делай, – она подошла к нему и взяла его за руку. Ее ладонь была грубой и теплой. – Я пойду первой. Просто иди за мной. Шаг в шаг. Не смотри по сторонам. Смотри только на мои следы. Доверься моим ногам, если не доверяешь своим ушам.

Она повела его в звенящий каньон. Звук бил по ушам, как молот. Голова снова начала кружиться. Призрачные голоса зашептали на краю сознания. Элиан вцепился в руку Нии, как в спасательный трос. Он заставил себя опустить взгляд и смотреть только на ее мокасины. Левый. Правый. Левый. Правый. Он сосредоточился на этом простом ритме, пытаясь отгородиться от всего остального.

И в какой-то момент, идя за ней, он почувствовал странную вещь. В его сумке, на спине, что-то едва заметно потеплело. Астролябия. Она не светилась, но он ощущал ее тепло сквозь кожу и ткань. И это тепло пульсировало. Тук-тук… тук-тук… И этот ритм совпадал с ритмом шагов Нии. И с той самой «тихой нотой», которую он потерял.

Он вдруг понял. Астролябия тоже ее слышала. Она отзывалась на истинный путь. Его наука и ее интуиция… они говорили об одном и том же. На разных языках.

Это открытие так его поразило, что он почти перестал замечать оглушающий звук. Он просто шел, чувствуя этот двойной ритм – шаги девушки впереди и пульсацию артефакта за спиной.

Когда они вышли из каньона, уже смеркалось. Они оказались на небольшой поляне, где кристаллы росли реже, и сквозь них было видно небо, окрашенное в фиолетовые и оранжевые цвета. Здесь было почти тихо. Лишь легкий, мелодичный звон висел в воздухе.

Ния отпустила его руку. Элиан стоял, пошатываясь от физического и ментального истощения. Он прошел. Он прошел там, где еще вчера неминуемо бы погиб.

Он посмотрел на свою спутницу. Она уже разводила костер, двигаясь все так же легко и уверенно. Она не сказала ни слова похвалы. Для нее это была просто часть пути.

Элиан молча сел на камень. Он достал из сумки свою карту. Пунктирная линия, начертанная рукой Мастера, больше не казалась ему просто рисунком. Теперь он понимал, что это было не обозначение тропы. Это была нотная запись. Запись той самой «тихой ноты», которую нужно было услышать.

Он посмотрел на Нию, которая протягивала ему корень какого-то растения, поджаренный на огне. Он все еще не доверял ей. Он все еще боялся ее и этот дикий, непонятный мир. Но к страху и недоверию примешивалось что-то новое. Неуверенное, хрупкое, но отчетливое чувство.

Уважение.