Читать книгу Ошибочная надежда - Группа авторов - Страница 3

Эмилия.

Я стояла у причала возле дома, разрываясь между выбором: вернуться домой, и, наконец‑то, завершить проект, над которым трудилась так долго и упорно, или отправиться в коттедж, где уже наверняка закипала очередная безудержная тусовка?

«Эми, будет весело! Ты пожалеешь, если пропустишь!» – звучали в голове голоса друзей.

Внутреннее чутьё настойчиво тянуло выбрать первый вариант, но проклятое любопытство – вечный двигатель моих авантюр, подталкивал к новым впечатлениям.

Я решительно села в машину.

«Ладно, судьба, испытывай!»

«Посмотрим, что за незабываемый уик‑энд приготовила Эл.»

Дорога оказалась на удивление свободной – несмотря на то будний день. Мимо плавно проплывали городские здания, затем началась живописная лесополоса. Спустя час я уже подъезжала к месту.

Коттедж поражал с первого взгляда. Он возвышался на берегу небольшого водохранилища. Фасад напоминал английскую усадьбу XIX века: выступающая крыша с изящными скатами, окна, украшенные коваными решётками, асимметричная линия крыльца и просторная терраса справа.

Припарковав машину, я вышла на дорожку, ведущую в к входу, переступила порог дома.

– О боже… – вырвалось у меня. – Это невероятно красиво.

В глубине дома располагалась гостиная – сердце этого старинного коттеджа.

Просторное помещение окутывало мягким, приглушённым светом: солнечные лучи пробивались сквозь тяжёлые бархатные портьеры цвета тёмного вина.

В центре комнаты, словно трон, возвышался массивный камин из чёрного камня.

По обе стороны от камина располагались глубокие кожаные кресла.

Из просторной гостиной вверх уходила винтовая лестница с витиеватыми перилами, увитыми растительным золотым орнаментом.

Я стояла посреди гостиной, рассеянно скользя взглядом по каждой детали интерьера, когда за моей спиной послышались шаги и голоса.

– Эмилия! – подруга подбежала ко мне и заключила в объятия. – Ты приехала!

Я обняла её в ответ.

– Я так рада тебя видеть!

– Привет, Эл! – я улыбнулась ей по‑настоящему тёплой улыбкой и поцеловала в щёку. – Ты говорила, что будет коттедж, а это настоящий особняк викторианской эпохи! – я развела руками, подчёркивая масштабы дома.

– Да, так оно и есть, – усмехнулась она. – Просто наш партнёр уехал по своим делам в Сицилию, а нам оставил эту роскошь.

– Почему никого больше нет? – только сейчас я заметила, что, кроме нас, в доме никого нет.

– Все приедут чуть позже, – оправдалась она. – Я приехала пораньше, чтобы успеть всё подготовить к выходным. А ты мне с этим поможешь! – она крепко взяла меня за руку и увела на кухню.

Пространство открывалось сразу из холла: никакой двери, только широкий проём и мягкий переход из мраморного пола в тёплое дерево. Огромное панорамное окно во всю стену выходило в сад.

Глянцевые фасады без ручек, встроенная техника, которую сперва даже сложно заметить, – всё словно растворялось в единой плоскости.

В центре кухни возвышался островок с белой каменной столешницей. К нему примыкали высокие барные стулья с мягкими сиденьями.

На полу стояли неразобранный пакеты с продуктами и с выпивкой, которые Эл привезла с собой.

– Ты, как я погляжу, настроена серьёзно, – я кивнула на пакеты. – Это что, только на сегодняшний вечер?

– На сегодня, на завтра и на случай конца света, – ухмыльнулась Эл, присаживаясь на корточки и начиная всё раскладывать.

– То есть, – я приподняла бровь, – если мне вдруг захочется запить пиццу коллекционным вином, ты это тоже предусмотрела?

– Естественно, – она покосилась на меня через плечо и хитро улыбнулась. – Я вообще всё предусмотрела. Ну… почти всё.

– Звучит немного пугающе, если честно.

– Расслабься, – Эл вытащила бутылку красного и поставила на стол. – Максимум, что тебе грозит – это предпросмотр всех наших традиций и лёгкое алкогольное опьянение.

– Предпросмотр наших традиций, говоришь… – я прислонилась к столешнице, скрестив руки на груди. – Мы что, больше не заказываем суши в два часа ночи и не жалуемся на жизнь под дешёвое белое?

– Во-первых, это было не дешёвое, а «бюджетное с характером», – торжественно поправила меня Эл, роясь в пакете. – А, во-вторых, мы выросли. Теперь будем жаловаться на жизнь под нормальное вино и с хорошими закусками.

Она достала из пакета упаковку сыра и оливки.

– Ты вообще уверена, что мы собираемся готовить, а не просто выложить всё это красиво и сделать вид, что мы такие взрослые, успешные и у нас есть план?

– Вообще-то, – она выпрямилась, прижала ладони к бокам бутылки и посмотрела на меня с притворно серьёзным видом, – у нас действительно есть план.

– Так, – я сузила глаза, – и почему мне об этом сообщают последней?

– Потому что ты всегда драматично реагируешь, – Эл закатила глаза. – Сначала вино, потом ужин, а потом уже, может быть, и остальные подтянутся. И никаких истерик.

– Я не устраиваю истерик, – машинально возразила я.

Она вскинула бровь.

– Конечно. Ты просто «выражаешь обоснованное эмоциональное несогласие с происходящим». Очень тихо. На уровне землетрясения в шесть баллов.

Я фыркнула и положила банку обратно на стол.

– Ладно, командир, что дальше? Разбирать или сначала открывать? – кивнула я на бутылку.

Эл хитро прищурилась.

– А как по-твоему: что из этого больше похоже на нашу традицию?

– Сначала открыть, потом разобрать, – не задумываясь ответила я. – А потом, конечно, всё перепутать и сделать наоборот.

– Господи, как я скучала по твоей логике, – усмехнулась Эл. Она нащупала в ящике штопор, щёлкнула металлической ручкой и вернулась к бутылке. – Ладно. Раз уж ты настаиваешь на соблюдении традиций…

Пробка вышла с мягким хлопком, звук гулко отозвался в просторной кухне. На секунду стало даже странно тихо – только слабое жужжание холодильника и наше дыхание.

– Окей, – сказала я. – Вот теперь точно, как раньше.

– Это ещё цветочки, – Эл взяла два бокала, поставила на стол и медленно начала наливать. – Подожди, когда все приедут.

– Ты уверена, что они вообще приедут? – спросила я, неожиданно даже для самой себя.

– Об этом даже беспокоиться не стоит, – произнесла подруга, то ли утешая меня, то ли пытаясь успокоить саму себя.

– Кстати, Дэн сказал, что приедет со своей девушкой и братом.

– С каким братом? Я не припомню, чтобы у него были братья или сёстры. -я удивлённо подняла на неё глаза:

– О, так ты ничего не знаешь?

– А что я должна знать?

Наша дружба с Дэном и Эл (полное её имя – Элеонора, но мы давно сократили его до короткого «Эл») началась ещё в институте. Мы ходили на один курс, потом вместе проводили время – так постепенно сложилась наша дружба.

– Демид, – кажется, так его зовут, – потрясающий красавчик. И к тому же успешный бизнесмен, – Эл особенно выделила слово «красавчик». – Я видела его пару раз. Они с Дэном совершенно разные.

Я невольно напряглась. В голове тут же зароились вопросы: почему Дэн столько лет скрывал, что у него есть брат? И почему именно сейчас решил представить его?

– Разные – это в каком смысле? – осторожно спросила я

Эл пожала плечами, её глаза загорелись азартом:

– Во всём. Дэн – вечный шутник, душа компании, а Демид… Он другой. Более сдержанный, что ли. Говорит мало, но каждое слово – как камень. И взгляд такой… пронизывающий.

Я попыталась представить этого загадочного Демида, но в воображении возникали лишь размытые очертания.

– И как они вообще общаются? – пробормотала я скорее себе, чем Эл.

– О, между ними явно есть связь, – подхватила подруга. – Не то, чтобы тёплая, но ощутимая. Словно два полюса одного магнита: разные, но неразделимые.

Я задумчиво покрутила в руках бокал с вином. Внезапное появление брата Дэна будоражило воображение и вызывало необъяснимое беспокойство.

– А девушка Дэна… Ты её видела? – перевела я тему, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей о Демиде.

Эл усмехнулась:

– Видела. Симпатичная, как на мой вкус, но… холодная. По‑моему, Дэн просто хочет кого‑то привести, чтобы не выглядеть одиночкой на фоне всех нас.

Я не ответила. Мысли о предстоящей встрече всё ещё крутились в голове. И почему‑то именно его воображаемый образ никак не желал стираться из памяти.

Следующие несколько часов я прибывала в полном одиночестве, погруженная на приготовлении ужина и подготовке праздничного стола. Но образ Демида то и дело всплывал в моих мыслях.

Элеонора поехала встречать наших гостей, сказав напоследок, что нужно приготовить к их прибытию.

Нож в руках двигался механически: нарезал овощи, шинковал зелень, а мысли уплывали прочь.

Я поставила кастрюлю с водой на огонь и прислонилась к столешнице. «Почему он не выходит из головы? Мы даже незнакомы!»

Но что‑то в нём цепляло, будило нездоровое любопытство, смешиваясь с необъяснимой тревогой.

Аромат чеснока, поджаренного на оливковом масле, наконец вернул меня в реальность. Я встряхнула головой, отгоняя наваждение, и вернулась к готовке. Движения стали резче, решительнее – будто я пыталась этим ритмом вытеснить из сознания непрошеного гостя.

Стол уже был почти готов: белоснежная скатерть, свечи в низких подсвечниках, фарфоровая посуда с тонким золотым ободком. Я расставляла приборы, когда взгляд случайно упал на своё отражение в оконном стекле. В сумерках, пробивающихся сквозь занавески, я казалась себе чужой – взволнованной, растерянной, будто школьница перед первым свиданием.

«Прекрати», – мысленно одёрнула я себя, затягивая пояс халата потуже.

Но сердце, предательски стучало, не желало слушать доводы рассудка.

«Глупо, – одёргивала я себя, ставя запекаться мясо с овощами в духовку. – Ты даже не знакома с ним по‑настоящему».

Вечером я наконец решила вырваться из этого наваждения. Собралась посидеть у камина – пламя, танцующее в чугунной решётке, всегда действовало на меня как заклинание против тревожных мыслей. Налила в бокал насыщенного красного сухого: аромат терпкий, с нотками тёмной вишни и едва уловимой дымной глубины. Именно то, что нужно, чтобы расслабить натянутые нервы.

Устроившись в кресле, подтянула к себе колени и обхватила бокал обеими руками. Я сделала первый глоток – вино обволокло язык мягкой горечью, оставив после себя долгое, задумчивое послевкусие.

Я прикрыла глаза, позволяя огню и вину вести тихий диалог внутри меня. Время замедлилось, растянулось, как тягучая мелодия.

И в этой полудрёме, на грани яви и сна, я вдруг поняла: меня пугала не столько неизвестность, связанная с Демидом, сколько та лёгкость, с которой он проник в мои мысли. Будто он уже давно был там – невидимый, но неизменно присутствующий.

Ещё один глоток. Чья-то тень скользнула по стене:

– Эми?

Я обернулась на голос. За моим плечом, в полумраке, стояла Эл. Рядом с ней – Дэн. А сзади них…

Демид.

Он поднял взгляд, и время будто замерло. Наши глаза встретились – всего на секунду, но этой секунды хватило, чтобы внутри всё сжалось.

Дэн махнул мне рукой:

– Эмилия, как поживаешь?

Эл широко улыбнулась и сделав шаг в мою сторону, присела в кресло напротив.

Демид не отводил взгляда. В его глазах не было ни удивления, ни приветливости – только спокойное, почти исследовательское внимание.

Сделав глубокий вдох, я подвинулась на край дивана.

– Неожиданная встреча, – произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

– Совсем не случайная, – мягко ответил Демид, и в его голосе прозвучала едва уловимая ирония. – Я знал, что ты здесь будешь.

Я замерла с бокалом в руке.

– Откуда?..

Он лишь слегка приподнял бровь, не торопясь объяснять.

– Я накрыла стол в столовой, там всё готово! – произнесла я, старательно избегая взгляда Демида – Может, мы переместимся все туда?

Эл, словно не замечая моего напряжения, лучезарно улыбнулась и легко вскочила с противоположного кресла.

– Конечно! – её голос звенел беззаботной весёлостью. – Я уже умираю от голода.

Она первой направилась к столовой. За ней потянулись остальные, оживляя тишину смешками и обрывочными фразами. Я задержалась на мгновение, пытаясь унять дрожь в пальцах.

Демид не торопился. Он медленно повернулся, его движения были размеренными, почти медитативными. На мгновение наши взгляды всё же пересеклись – всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы внутри всё сжалось. В его глазах не было ни насмешки, ни любопытства – лишь спокойная, почти изучающая сосредоточенность, от которой становилось не по себе.

Я отвернулась первой, поспешив за Эл.

Она с восторгом оглядела сервировку:

– Эми, ты волшебница! Всё выглядит потрясающе.

Я лишь кивнула, стараясь сосредоточиться на раскладывании салфеток, на расстановке приборов – на чём‑то обыденном, что могло бы отвлечь от ощущения, будто за мной кто-то наблюдает.

Когда я наконец решилась поднять глаза, Демид уже сидел за столом. Он был спокоен, словно здесь и был его законное место. Наши взгляды снова встретились, и на этот раз он не отвёл глаз. В его молчании было что‑то невысказанное, что‑то, что заставляло сердце биться чаще.

"Да что со мной происходит?" – звучал внутренний голос.

Я опустилась на своё место, чувствуя, как тепло свечей обжигает кожу, а тишина между нами становится почти осязаемой. Ужин только начинался, но я уже понимала: эта ночь будет долгой.

– Так что насчёт завтра? – небрежно бросила я, сделав глоток вина. Эл, словно, оживилась, будто только и ждала данного вопроса.

– О, завтра будет потрясающе! – её голос зазвенел. . – Мы давно планировали эту поездку…

Я пыталась сосредоточиться на её словах , на восторженном пересказе планов, но где‑то на периферии сознания всё равно оставался он – молчаливый, внимательный, словно знал что‑то, чего не знала я.

И от этого незнания по спине пробегал лёгкий, тревожный озноб.

В этот момент, словно внезапная вспышка в сумраке раздумий, до моего сознания дошло: Дэн должен был приехать с девушкой.

«Но почему он один?» – мысленно вопрошала я.

Тишину разорвал голос Демида – спокойный, размеренный, будто он и впрямь умел читать чужие мысли.

– Виктория будет позже, у неё дела, – произнёс он, пристально взирая мне в глаза, словно это объяснение имело колоссальное значение в данную минуту, словно от него зависела судьба всего вечера.

Дэн лишь пожал плечами, будто происходящее было в порядке вещей, и вернулся к своему бокалу, неспешно вращая его в пальцах.

А я всё пыталась понять: почему эта фраза, такая простая и будничная, отозвалась внутри странным, тягучим беспокойством? Почему в голосе Демида мне послышалось нечто большее – намёк, предупреждение, или, быть может, вызов?

Я сжала под столом пальцы, пытаясь унять необъяснимую дрожь.

Демид, казалось, не замечал моего замешательства. Он отложил столовые приборы в сторону, откинулся на спинку стула с непринуждённой грацией, которая выдавала привычку быть в центре внимания, не прилагая усилий. Его взгляд скользнул по моему лицу – всего на мгновение, но этого хватило, чтобы внутри всё сжалось.

«Он что‑то знает», – пронеслось в голове. Но что? И почему это так тревожит?

Эл, словно почувствовав нарастающее напряжение, поспешила заполнить паузу:

– О, Виктория всегда такая занятая! Но когда она появляется, вечер сразу становится ярче, – произнесла Эл с привычной лучезарной улыбкой, словно рассыпала вокруг себя конфетти из беззаботности.

– Да, оно так и есть, – вмешался Дэн, будто только сейчас вынырнул из собственных мыслей и осознал, что разговор идёт о его девушке, – Она руководитель отдела по стилистике в одной из ведущих компаний страны, – продолжил он, и в голосе проступила нотка, которую сложно было определить: то ли восхищение, то ли усталость от постоянных объяснений.

На мгновение в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом занавесок от лёгкого сквозняка.

Эл нервно поправила прядь волос, её улыбка стала чуть шире, чуть напряжённее.

– Представляете, на прошлой неделе она заключила контракт с международным брендом! – поспешно добавила она, словно пытаясь заполнить образовавшуюся паузу сверкающими деталями чужого успеха.

Я кивнула, делая вид, что восхищена, но мысли крутились вокруг одного: почему упоминание Виктории заставляет всех нас играть в эти тонкие словесные шахматы? И что скрывается за этой демонстративной гордостью Дэна – искреннее уважение или что‑то более сложное, более… болезненное?

Я заставила себя улыбнуться – улыбка вышла натянутой. Медленно потянулась за бокалом с вином, стараясь придать жестам непринуждённость. Но руки предательски дрожали – едва уловимая дрожь, которую невозможно скрыть даже от самой себя. Я поспешно спрятала их под стол, сцепив пальцы так крепко, что костяшки побелели.

– Это действительно важные моменты для карьеры, – произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Дэн тяжело вздохнул, опустив взгляд на свой бокал. Он не показывал замешательства открыто, но я уловила, как напряглись его плечи, как слегка дрогнули пальцы, обхватывающие ножку стекла. В этом сдержанном жесте читалась непривычная для него скованность.

Я никогда не видела его в таком напряжении. Обычно Дэн излучал беспечную уверенность, словно человек, которому всё даётся легко. Сейчас же он будто балансировал на невидимой грани, стараясь удержать равновесие.

Тишину разорвал его неожиданно игривый голос :

– Кстати, Эмилия, ты знаешь, что Демид только ради тебя согласился приехать сюда?

Эти слова повисли в воздухе. Я замерла, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Попыталась найти взглядом Демида, но он сидел в полутени, и его лицо оставалось неразличимым.

В комнате будто стало жарче. Пламя свечей дрогнуло, отбрасывая причудливые тени, которые, казалось, затанцевали в насмешливом ритме. Я сглотнула, пытаясь подобрать ответ, но слова застряли в горле, тяжёлые и неповоротливые, как свинцовые гири.

– Но мы никогда не были знакомы! – вырвалось у меня, и от удивления глаза расширились так, что, казалось, в них отразился весь хаос моих мыслей.

Слова повисли между нами, хрупкие, как замёрзшие капли. Я поймала на себе взгляд Демида – спокойный, почти бесстрастный, но в глубине его зрачков мерцало что‑то неуловимое, будто он разглядывал невидимую карту, где каждая точка имела своё значение.

– Ты уверена? – переспросил он, и в его голосе прозвучала едва уловимая интонация – не насмешка, не упрёк, а скорее мягкое, настойчивое приглашение заглянуть вглубь памяти.

Я сжала край скатерти под столом, пытаясь ухватиться за реальность. За что‑то осязаемое. Но пальцы скользили по гладкой ткани, не находя опоры.

Вопросительные взгляды Дэна и Эм приковались ко мне – в их расширенных зрачках читалось немое изумление, словно я вдруг заговорила на забытом языке древних, произнесла сакральную формулу, лишённую смысла для всех, кроме посвящённых.

Но я и правда не помнила этого человека!

Как можно стереть из памяти лицо, однажды увиденное?

Пальцы сами собой сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Боль – острая, реальная – стала якорем, удерживающим меня на краю этого водоворота ощущений.

– Ты говорите так, будто между нами было что‑то важное, – наконец произнесла я. – Но я не помню.

– Ты не могла забыть ту ночь в клубе. – ответил он тихо. – Неужели ты на сомом деле ничего не помнишь? – Демид прищурил глаза, пытаясь высмотреть, не лгу ли я.

Я хотела возразить, сказать, что это абсурд, но слова застряли в горле, потому что где‑то глубоко внутри я знала: он прав. Что‑то было. Что‑то, что я старательно замуровала в тайниках души, словно опасный артефакт, способный разрушить хрупкий порядок моего нынешнего существования.

Свечи на столе дрогнули, будто от лёгкого сквозняка, и тени на стене зашевелились, словно живые, готовые прошептать мне то, чего я боялась услышать.

– Может, ты меня с кем‑то путаешь? – спросила я, стараясь придать голосу лёгкость, но в нём всё равно звенела напряжённая нота. – Возможно, ты увидел девушку, очень похожую на меня!

Он медленно, пристально осмотрел моё лицо – каждую черту, каждый изгиб, будто пытался прочесть в чертах то, что я сама не могла разглядеть.

Затем он чуть приподнял бровь – едва уловимый жест, но в нём читалось столько невысказанного, что я невольно сжала пальцы в кулаки.

– Ну конечно, – произнёс он наконец, и в голосе зазвучала горькая ирония. – Похожую девушку. С таким же именем. С такими же глазами.

И вдруг он расхохотался – громко, раскатисто, так что пламя в подсвечнике вздрогнуло.

Я замерла, не зная, как реагировать. В этом смехе было что‑то… нездоровое. Что‑то, что обнажало больше, чем он хотел показать.

Когда он наконец утих, в воздухе повисла странная, натянутая тишина.

Он посмотрел на меня – теперь уже без тени улыбки. В глубине его глаз я увидела то, чего боялась больше всего: непоколебимую уверенность. Уверенность в себе. Уверенность в том, что он знает правду. Ту самую правду, которую я забыла, словно стёрла ластиком с холста собственной памяти.

– Интригующее начало разговора, – произнёс Дэн с напускным сарказмом, нарушая гнетущую тишину. Его голос прозвучал резко, как щелчок хлыста, вырывая меня из омута напряжённого молчания. – Демид, может, уже хватит держать всех нас в напряжении? Нам тоже интересно – откуда вы друг друга знаете!

Он чуть наклонил голову, разглядывая нас с любопытством, смешанным с лёгким раздражением.

– Ты знаешь, я очень удивился, когда узнал, что вы знакомы. У вас разный круг общения – за исключением меня, конечно. Да это и понятно: ты мой брат. Да и… не любишь светиться.

Я поймала взгляд Эл – в её глазах читалось явное замешательство, будто она тоже пыталась сложить кусочки мозаики, но узор никак не желал складываться.

Демид не спешил отвечать. Он медленно провёл пальцем по краю бокала, рисуя невидимые узоры на стекле, а потом поднял глаза – спокойно, почти бесстрастно.

– Разные круги общения, – повторил он. – Иногда именно это и становится точкой пересечения.

Дэн хмыкнул, откинувшись на спинку стула:

– Загадками говоришь. Прямо как на приёме у психоаналитика. Может, всё-таки пояснишь?

Я молчала, чувствуя, как внутри нарастает вихрь противоречивых эмоций. Страх. Любопытство. Тревога. И где‑то на периферии сознания – смутное, пока ещё неоформленное ощущение, что я стою на пороге открытия, которое может перевернуть всё с ног на голову.

– Клуб «Элиот», – мягко произнёс Демид, и в его улыбке мелькнула та самая наигранность. – Помнишь, Эмилия? Год назад ты была там. Сначала едва не сбила меня с ног, потом, смущаясь, угостила меня бурбоном. А дальше…

– Не продолжай, – прошептала я, опуская взгляд. – Пожалуйста… остановись.

Мои щёки вспыхнули – будто невидимое пламя лизнуло кожу, оставив после себя жгучий след стыда и растерянности.

Да, это был именно тот день. Тот самый проклятый вечер, когда я переступила порог клуба «Элиот», словно перерезав последнюю нить, связывающую меня с прежней жизнью. Я искала не развлечений – я искала забвения. Алкоголь должен был стать моим проводником в мир, где нет места горечи утраты, где не звучит в ушах последний шёпот отца…

Всего неделя прошла с тех пор, как его не стало. Неделя, за которую реальность превратилась в зыбкий туман, а каждый вдох давался с трудом, будто воздух вдруг стал густым и ядовитым.

И вот теперь его слова вновь ожили в моей памяти – хриплый, прерывистый шёпот, от которого до сих пор пробегал ледяной озноб по спине:

– Эмилия, я чудовище! Ты даже не представляешь, какое! Я убил собственного ребёнка!

Тогда я не придала им значения. Списала на предсмертную агонию, на бред угасающего разума, на игру воображения, обострившегося от боли и лекарств. Но теперь… теперь эти фразы звучали иначе. Они впивались в сознание, как острые когти, разрывая на части хрупкую оболочку спокойствия, которую я с таким трудом выстраивала.

Я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони, пытаясь унять предательскую дрожь, пробегающую по телу. Зачем он сказал это? Вопрос пульсировал в голове, словно рана, которую невозможно залечить. Что скрывалось за этими страшными признаниями? Была ли в них доля правды? Или это лишь отголоски вины, терзавшей его душу в последние мгновения?

И почему именно сейчас, когда я думала, что смогла хоть немного отстраниться от боли, когда начала верить, что время – пусть медленно, но лечит, – прошлое вновь настигло меня? В лице Демида, чьи глаза, казалось, видели меня насквозь. В каждом слове, которое он произнёс, – словно эхо тех роковых фраз, что до сих пор звучали в моей голове…

– Интересно, – протянул Дэн, слегка наклонив голову и прищурившись так, что в уголках его глаз собрались тонкие лучики‑морщинки. – Как ты мог скрыть от меня такие подробности, Демид?

В голосе звучала не столько обида, сколько азартное любопытство человека, учуявшего недоказанность.

– Я от тебя ничего не скрывал, Дэн! – резко парировал Демид, вскинув ладони в жесте, будто отгораживаясь от несправедливого обвинения. – Ты не спрашивал – я не рассказывал. Всё просто.

Его тон был ровным, но в глазах мелькнуло нечто неуловимое – то ли раздражение, то ли тень досады.

Эл, до этого молча наблюдавшая за разговором, вдруг широко распахнула глаза. На её лице застыло неподдельное изумление, словно она только что узнала, что земля плоская, а законы физики – не более чем условность.

– Подруга! – выпалила она, резко подаваясь вперёд так, что стул скрипнул по полу. – Ты же настоящая домоседка! Как тебя вообще занесло в ночной клуб?

Её голос звенел, как натянутая струна, – любопытство билось в каждом слоге, не терпя отговорок и полутонов.

Я невольно сжала край скатерти, ощущая, как ткань поддаётся под пальцами, будто пытаясь убежать от моего волнения. Все взгляды скрестились на мне, и от этого становилось не по себе – словно я оказалась на сцене без сценария, без репетиции, без шанса на ошибку.

– Не берите в голову, – пробормотала я, стараясь придать голосу лёгкость, которой вовсе не чувствовала. – Это было год назад. Спонтанно, непреднамеренно… Ничего особенного. Просто…

Я запнулась, подыскивая слова, которые не хотели складываться в нужную фразу. В висках стучало, а в голове крутились обрывки воспоминаний – тусклый свет клуба, звон бокалов, чужой смех.

– Просто перебрала с алкоголем, случайно познакомилась с Демидом, а потом… потом всё как‑то забылось.

Фраза повисла в воздухе, тонкая и хрупкая, как паутинка. Тишина, последовавшая за ней, казалась тягучей и неудобной – она обволакивала, давила, заставляла чувствовать себя разоблачённой.

– Всё так просто? – не унимался Демид. В его голосе, будто сквозь лёгкую дымку, проступала насмешка – едва уловимая, но от этого ещё более колкая. Казалось, он знал что‑то, чего не знала я. – У тебя на самом деле всё так просто, что ты не помнишь последствий той ночи?

Я вздрогнула. Слово «последствия» ударило словно хлыст – резко, беспощадно, оставив на душе невидимый, но жгучий след. Медленно подняла взгляд. В глазах Демида плясали странные отблески – то ли раздражение, то ли что‑то ещё, неуловимое, будто он балансировал на грани между гневом и… тревогой?

– Я не понимаю, – выдохнула я, и голос дрогнул, выдавая растерянность. – Какие ещё последствия? Разве между нами что‑то тогда было? Я… я ничего не помню!

Он резко наклонился вперёд, опёрся ладонями о стол. Расстояние между нами вдруг стало невыносимо тесным, будто воздух сгустился, не давая вздохнуть.

– Именно! Последствия! – повторил он, и каждое слово звучало как удар молотка по наковальне – отчётливо, безжалостно, с металлическим отзвуком. – Ты напилась. К тебе начали приставать мужчины – грязные, пьяные, с похотливыми ухмылками. Они хотели затащить тебя в такси и увезти к себе! Ты на самом деле ничего из этого не помнишь?

Его голос дрогнул на последней фразе – едва заметно, но я уловила.

Мир на мгновение замер. В ушах зазвенело, а перед глазами промелькнули обрывки той ночи – словно сквозь мутное стекло: тусклый свет неоновых огней, липкие пальцы на запястье, чей‑то хриплый смех, от которого до сих пор пробегал ледяной озноб по спине.

– Нет… – прошептала я, чувствуя, как холод ползёт по позвоночнику, сковывая движения. – Я не помню. Ничего не помню.

Демид откинулся на спинку стула, провёл рукой по волосам – нервно, будто пытался собрать мысли в кучу. В его глазах мелькнуло что‑то неуловимое – сожаление? Вина? Что‑то глубже, чем просто раздражение.

– Вот именно это и есть последствия, Эмилия, – произнёс он тише, почти шёпотом, и в этом шёпоте прозвучала тяжесть, от которой стало не по себе. – Ты не помнишь, а я… я помню всё.