Читать книгу Частицы цвета. Хроники сопротивления - Группа авторов - Страница 5

Лаборатория молекулярной биологии Института биофизики клетки была царством тишины, нарушаемой лишь ровным гудением термостатов и щелчками микропипеток. Здесь воздух фильтровался через HEPA-фильтры, а жизнь измерялась в нанолитрах и циклах амплификации. Для Дмитрия Игнатьевича Ковалёва это было пространство абсолютного контроля, где сложнейшие процессы мироздания дробились на последовательности нуклеотидов и поддавались расшифровке.

Под светом микроскола, оснащённого флуоресцентной насадкой, он рассматривал препарат. Не микобактерии – сегодня его рабочая группа занималась исследованием устойчивости опухолевых клеток. Но принцип был схож: враг, уклоняющийся от удара, мутирующий, выживающий. Его мысли, однако, упрямо возвращались к вчерашнему звонку. К голосу Анны Викторовны, спокойному и неумолимому: «Подтверждается».

Сергей. Старший брат. Человек, который в детстве тащил его, щуплого «ботаника», в походы, учил разводить костёр под дождём и читать карту. Геолог-поисковик, чьи легендарные «нюх» на руду и стойкость в тайге были притчей во языцех в профессиональном кругу. Этот богатырь, пахнущий солнцем, таёжной хвоёй и глубинными породами, теперь лежал в боксе изолированного стационара с диагнозом, который Дмитрий, как учёный, прекрасно знал, но как брат – отказывался принять.

«Чувствительность определяем». Эти слова были единственным лучом. Большинство штаммов в регионе, согласно данным того же НИИ, где работала Ермолаева, сохраняли чувствительность к препаратам первого ряда. Значит, стандартная схема. Долгая, токсичная, но работающая. Надо было держаться за это.

– Дмитрий Игнатьевич, у нас по ПЦР готовы данные. Сходим, посмотрим? – Молодой аспирант, Саша, заглянул в лабораторию.

Дмитрий кивнул, оторвавшись от окуляров. Проходя по коридору, он ловил на себе взгляды коллег. Обычно уважительные, даже подобострастные – он был ведущим специалистом, лауреатом премии. Но сегодня в них мелькало нечто иное. Смущение? Жалость? Он уловил обрывок шёпота из-за приоткрытой двери чайной: «…брат Ковалёва… туберкулёз… в диспансере…».

Стигма. Она проникала даже сюда, в храм объективной науки. Его, человека, посвятившего жизнь изучению механизмов жизни и смерти, начинали сторониться, будто он сам стал источником инфекции. Горький привкус подкатил к горлу. Это была не только боль за брата, но и унизительное осознание силы предрассудка.

На мониторе компьютера плясали кривые – графики амплификации ДНК. Саша что-то увлечённо объяснял об экспрессии гена устойчивости. Дмитрий слушал вполуха. Его внутренний взор видел иное: рентгеновский снимок Сергея, который он, пользуясь связями, уже раздобыл. Та самая «тень». В лёгких его брата, дышавших ширью тайги и холодом арктических ветров, поселился крошечный, коварный паразит.

Вечером, дома, тишина была громовой. Жена, Марина, молча поставила перед ним ужин. Дети, четырнадцать и десять лет, были у бабушки – «чтобы не нервировать», как деликатно сказала Марина. Но он понимал: и она боялась. Не болезни, а того же шепота, пересудов, косых взглядов в школе у детей.

– Позвонил главному санитарному врачу области, – сказал Дмитрий, отодвигая тарелку. – Попросил данные по эпидемиологической обстановке в северных геологических партиях. Оказалось, не единичный случай. Временные посёлки, скученность в вагончиках, плохая вентиляция, стресс от вахтовой работы… Идеальный шторм для микобактерии. Это не личная трагедия, это системный сбой.

– Системный сбой в лёгких моего брата, – тихо ответила Марина. В её глазах стояли слёзы. – Как он, Дми?

– Борец. Говорит: «Породу бурили – и эту шахту пройдём». Но в голосе… пустота.

Дмитрий встал и подошёл к книжному шкафу. Среди научных фолиантов стояла потрёпанная книга – «Геологические экспедиции Сергея Ковалёва. Фотоальбом». Он открыл её. На снимках: Сергей на фоне гольцов Саян, у палатки на Таймыре, с образцом породы в руках, улыбающийся, с обветренным лицом. Человек стихии. И теперь его стихия – стерильная палата, режим приёма таблеток по часам, маска на лице.

Внезапно в голове Дмитрия щёлкнул переключатель. Учёный взял верх над растерянным родственником. Что он знал о туберкулёзе? Общие сведения. Палочка Коха. Кислотоустойчивая. Медленно растущая. Но детали? Механизмы резистентности? Современные методы, выходящие за рамки стандартной микроскопии? Его собственная работа над системами доставки лекарств в клетку… Применимо ли это здесь?

Он вспомнил предложение Анны Викторовны: «Ваши знания сейчас очень нужны. Не как родственника, а как учёного».

Он закрыл фотоальбом. Личная боль кристаллизовалась в холодную, ясную цель.

– Завтра я еду к Анне Викторовне, – сказал он жене. – И в институт я приду с новым проектом. Мы создадим рабочую группу. Будем сотрудничать с диспансером и с НИИ фтизиопульмонологии. Если моя работа может помочь не только Сергею, но и другим… значит, так надо.

Марина посмотрела на него. В её взгляде страх стал отступать, уступая место старой, знакомой гордости. Так она смотрела на него, когда он защищал диссертацию.

– А что именно ты будешь делать?

– Сначала – изучать врага. Потом – искать его новые слабые места. Современная наука – это не только открытия в стерильных лабораториях. Это ещё и мост к конкретному человеку в больничной палате. Я этот мост построю.

Ночью, когда Марина заснула, Дмитрий сел за компьютер. Он открыл базы данных научных публикаций, ввёл запросы: «микобактерия туберкулёза», «биоплёнки», «фаготерапия», «новые мишени для химиотерапии». На экране загорались статьи, в том числе и из российских научных школ – московских, новосибирских, санкт-петербургских. Целый фронт исследований, о котором он, узкий специалист, знал лишь по касательной.

Семья учёного переставала быть просто семьёй в беде. Она превращалась в штаб. Штаб, где горе переплавлялось в решимость, а профессиональные знания становились оружием в самой праведной из войн – войне за жизнь близкого человека и тысяч таких же, как он, безвестных солдат, сражающихся с невидимым врагом в тишине больничных палат. Дмитрий Ковалёв более не был наблюдателем. Он вступал в бой.