Читать книгу Частицы цвета. Хроники сопротивления - Группа авторов - Страница 6

Двери автоматического шлюза отделения закрылись за спиной Максима с тихим, но окончательным шипением. Воздух здесь был другим – не больничным, а каким-то замкнутым, циркулирующим, обеззараженным. Пахло не просто хлоркой, а её едкой, концентрированной версией, смешанной с запахом протираемых до блеска полов и… тепла человеческих тел.

Его отвели в палату. Не в бокс, а в обычную, на двоих. У окна, уже заняв одну койку, сидел мужчина лет пятидесяти, коренастый, с короткой седеющей щетиной и спокойными, усталыми глазами. Он вязал что-то из толстой шерстяной нитки, спицы постукивали размеренно.

– Новенький? – голос был хрипловатым, но доброжелательным. – Проходи, место свободное. Я – Петрович. Николай.

Максим кивнул, не в силах выговорить слово. Он поставил сумку, сел на кровать. За окном – решётка и серая стена другого крыла. Мир сузился до размеров этой комнаты.

– Первый раз? – спросил Петрович, не отрываясь от вязания.

– Да.

– Самый тяжёлый – первый. Потом втянешься. Распорядок, процедуры. Главное – голову не терять и таблетки пить по расписанию. Их, голубушков, пропускать нельзя – они врага добивают.

Врач-ординатор, молодой и очень уставший, зашёл, измерил температуру, давление, оставил пластиковый контейнер для мокроты.

– Утром, натощак, глубокая. Постарайся, – сказал он безразлично и вышел.

Вечером, на ужине в столовой, Максим впервые увидел их всех. Свой «взвод». Длинные столы, пластиковые тарелки. Люди в пижамах, халатах. Тут был не возраст, не социальный статус. Здесь был один критерий – диагноз.

Рядом с ним села худенькая девочка, похожая на подростка, но с взрослыми, грустными глазами. Алия, студентка из Средней Азии. Кашляла кровью на лекции в университете. Боится, что отчислят, что депортируют. Через стол – пожилая женщина с благородным лицом, бывший учитель истории. Тамара Ивановна. Она заболела, ухаживая за бездомным братом, которого взяла к себе. «Стыдно, – шептала она, – перед коллегами, перед бывшими учениками. Словно я в чем-то виновата».

Был и молодой парень, Артём, бывший спортсмен. Получил где-то удар в грудь, развилась «посттравматическая пневмония», оказалась – туберкулёма. И был Петрович, его сосед. От него шло странное спокойствие. Позже Максим узнал, что Петрович отбыл срок, подцепил там «это дело», вышел, честно встал на учёт. Лечится уже второй раз, потому что прервал курс в прошлый раз, сорвался. Теперь, говорит, долечусь до конца. Вяжет носки для всех санитарок и медбратьев.

Вечером в холле включили телевизор. Смотрели новости. Показали сюжет о строительстве нового онкоцентра. Кто-то вздохнул: «Вот раковым помогают, а мы как прокажённые».

Петрович, не отрываясь от вязания, проворчал:

– Тихо там. Онкология – тоже не сахар. Им тяжело по-своему. А нам – по-своему. И врачи наши – те же самые герои. Без пафоса, в тихую.

Максим молчал. Он чувствовал себя чужим. Эти люди говорили на языке боли и потерь, которых он не знал. Его мир – школа, футбол, планы на ЕГЭ – рухнул за три дня. А их миры, казалось, рухнули давно.

На второй день к нему пришла Анна Викторовна с обходом. Не одна, а с практиканткой-медиком.

– Максим, вот посмотрите, – обратилась она к студентке. – Пациент молодой, впервые выявленный, без отягощающих факторов. Идеальный кандидат для полного и быстрого излечения. Если, конечно, будет соблюдать всё. – Она повернулась к Максиму. – Сегодня начинаем химиотерапию. Четыре препарата. Из…, ри…, пи…, эт… Запоминай. Это твои солдаты. У каждого – своя задача. Один бьёт по размножающимся бактериям, другой – по «спящим», третий – по кислой среде внутри очага… Побочки будут. Тошнота, может, головокружение, моча окрасится в оранжевый – это ри… Не пугайся. Это – признаки того, что работа идёт.

Она говорила при всех, не скрывая. И странно, это не унижало, а наоборот, делало его статус понятным и легитимным. Он – боец, ему выдают оружие. Специфическое, с побочными эффектами, но оружие.

Первые таблетки он принял под наблюдением медсестры. Они были крупными, их было много. Запивал стаканом воды, чувствуя, как комок страха в горле смешивается с физическим комком лекарств.

Через час его начало слегка подташнивать. Он сидел на кровати, уставившись в стену. Петрович посмотрел на него.

– Привыкнешь. Организм принимает войну. Потерпи.

Днём пришла неожиданная перемена. В холл закатили старый телевизор на колесиках и… игровую приставку. Привезли волонтёры из молодёжного центра. «Чтобы не скучали», – сказала веснушчатая девушка-доброволец.

Артём, бывший спортсмен, оживился.

– Макс, слышал, ты футболист? Гоняешь в FIFA?

Они сели играть. На экране задвигались виртуальные игроки. На мгновение Максим забыл. Кричал: «Пасс! Пасс!», смеялся над неудачным ударом Артёма. Алия и Тамара Ивановна смотрели, улыбаясь. Петрович ворчал: «Чё они там, по пикселям бегают?», но тоже не отводил глаз.

Это был прорыв. Не лекарства сделали его, а этот смех, это азартное «Давай!» в душном холле. Он увидел в Артёме не пациента, а соперника. В Алии – застенчивую девушку, которая боится за будущее. В Тамаре Ивановне – мудрую бабушку. В Петровиче – крепкого мужика, который, несмотря ни на что, вяжет носки.

Вечером, ложась спать, Максим почувствовал не тоску, а усталость. Физическую, от таблеток, и моральную – от пережитого дня. Но это была усталость после работы, а не от безысходности.

– Петрович, – тихо спросил он в темноте.

– А?

– А вы… не боитесь?

Последовала пауза. Потом тихий, размеренный стук спиц.

– Боялся. Первый раз – так вообще, думал, конец. А потом понял. Это не конец. Это – такая же работа. Как шахтёру в забое, как солдату на посту. Только работа – над собой. Самая трудная. Но и самая важная. Спи, парень. Завтра опять в бой. Таблетки, завтрак, процедуры. День прожил – и уже победа.

Максим закрыл глаза. Первая изоляция переставала быть тюрьмой. Она становилась казармой, учебным центром, где готовили к долгой кампании. И он больше не был один. У него был взвод. Странный, пёстрый, изломанный судьбами, но – свой.