Читать книгу Наковальня Мироздания. Том 2 - Группа авторов - Страница 3

Песок Си'ротто остывал под их ногами, превращаясь из раскаленной пыли в холодную, колкую субстанцию, впивавшуюся в кожу. Фигура Бога Пустынь растворилась вместе с последними миражами, оставив после себя лишь звенящую тишину и горечь победы, отравленную потерей воды и сил. Воронка зыбучего песка, что едва не поглотила Элару, замерла, как зияющая рана на теле выжженной равнины. Воздух, еще недавно дрожащий от жары и обмана, теперь был неподвижен и тяжел, пропитан запахом горелого песка и усталости.

Кай стоял на краю воронки, кулаки сжаты до хруста костяшек. Молот в его руке казался невероятно тяжелым, не физически, а грузом только что поглощенной силы. Сила Си'ротто – иллюзии, зной, иссушающая пустота – пульсировала внутри него холодной, чуждой волной, смешиваясь с уже накопленным коктейлем из льда, воды, металла, теней, ярости. Его кожа горела, глаза, как раскаленные угли, выискивали в пустыне новые угрозы, но видели лишь бескрайнюю, мертвую серость. Горечь от собственной уязвимости, от того, что Элару снова оказалась на волосок от гибели, жгла сильнее солнца. Он сдержал рев, который рвался из груди, превратив его в низкое, хриплое рычание, заставившее вздрогнуть даже Зефира.

Элара сидела на твердом, потрескавшемся грунте в нескольких шагах от края гибели. Она дышала прерывисто, одной рукой прижимаясь к боку, где под запыленными остатками повязки зияла свежая, но уже розовеющая рана – напоминание о борьбе с ядом Ум'браала и недавнем падении. Песок покрывал ее платье и волосы серой пылью, делая лицо еще бледнее. Ее золотисто-зеленое сияние, обычно такое теплое и живое, было слабым, как огонек свечи на ветру, едва пробивающимся сквозь налет усталости и боли. Но глаза, цвета молодой листвы, смотрели на Кая не с упреком, а с пониманием и… тревогой. Она видела, как новая сила – сила обмана и пустыни – оседала на нем, как ядовитая пыль.

Люмин лежала рядом, свернувшись клубком, ее серебристая шерсть потеряла блеск, слиплась от песка. Девять хвостов были безвольно раскинуты. Она тяжело дышала, язык свисал. Поддержание иллюзий под палящим солнцем, а затем попытка противостоять совершенным миражам Си'ротто истощили ее до предела. Ее аметистовые глаза, обычно такие острые и насмешливые, были тусклыми, полуприкрытыми.

Зефир стоял чуть поодаль, как грозный, но израненный страж. Его мощное тело, покрытое бронзово-золотистыми перьями, казалось меньше, придавлено невидимым грузом. Больное крыло было неестественно прижато к боку, рана под старой повязкой Люмин, наложенной еще в Ущелье Гремящих Камней, напоминала о себе тупой, ноющей болью при каждом движении. Золотые глаза грифона, лишенные привычного огня, смотрели на группу с немой тревогой и усталостью. Его клекот, когда он попытался предупредить об опасности миража, сорвался на хрип. Он не мог летать. Он едва мог эффективно сражаться. Его гордость была ранена не меньше тела.

– Воды… – прошептала Элара, ее голос был сухим, как пергамент. Она протянула руку к пустой фляге, валявшейся рядом.

Кай вздрогнул, словно очнувшись. Он резко разжал кулаки, заставив суставы хрустнуть. Его взгляд упал на флягу, затем на лица спутников – изможденные, покрытые пылью, полные немого вопроса «Что дальше?». Ярость медленно отступала, сменяясь ледяной, расчетливой решимостью. Он не мог позволить им умереть здесь, в этой богом забытой пустоши. Не после всего, что они прошли. Не после того, как Элара выжила. Он ковач. Он создавал решения.

– Ждите, – его голос прозвучал резко, как удар молота по наковальне. Он схватил пустую флягу и Молот. – Не двигайтесь.

Он отступил на шаг от края воронки, поднял Молот. Сила Си'ротто, холодная и скользкая, отозвалась внутри него. Он сконцентрировался не на разрушении, а на изменении. На поиске «изъяна» в самой реальности здесь и сейчас. Его Видение сканировало иссушенную землю, песок, воздух. Где-то глубоко под слоями раскаленного камня и песка… там. Слабый, дрожащий след влаги. Остаток древнего подземного потока, иссушенного веками или самим Си'ротто. Микроскопический изъян в абсолютной сухости.

Молот обрушился вниз. Удар был не оглушительным, а сфокусированным, вибрирующим. Багровый свет, пронизанный холодными синими прожилками поглощенной воды Кел'Торна, ударил в точку перед ним. Земля не взорвалась. Она задрожала, и на месте удара возник небольшой фонтанчик. Не воды, а густого, мутного пара, быстро конденсирующегося в жидкость под воздействием силы Кая, изменяющей свойства воздуха и почвы на краткий миг. Вода была теплой, с привкусом минералов и песка, но это была вода. Она била слабой струйкой, заполняя углубление, выбитое ударом.

Кай подставил флягу. Звук наполняющейся воды был громче любого грома в этой тишине. Он наполнил флягу до краев, затем снова ударил Молотом, заставив источник бить чуть сильнее. Он подозвал Зефира, и грифон, превозмогая боль, подошел, опустив могучую голову к живительной влаге. Кай полил воду на спину Люмин, смывая с ее шерсти песок и охлаждая перегретое тело. Лиса слабо зашипела, но не сопротивлялась, жадно ловя капли языком.

Затем он поднес флягу к Эларе. Она взяла ее дрожащими руками, сделала несколько осторожных глотков. Цвет вернулся к ее щекам, пусть и ненадолго. Она посмотрела на Кая, ее глаза выражали благодарность и что-то еще – понимание цены, которую он заплатил за эту воду. Сила Си'ротто, только что поглощенная, уже использовалась, вплетаясь в его арсенал, меняя его изнутри.

– Спасибо, – прошептала она.

– Не благодари, – отрезал Кай, отворачиваясь. Его голос был жестким. – Это необходимость. Пейте все. Воды хватит ненадолго.

Он отошел в сторону, давая им напиться, и уставился на юг, туда, где серые предгорья сменялись зловещим багровым заревом на горизонте. Там лежала Цитадель Вечной Бойни. Логово Беллакора. Источник бесконечных войн, страданий и рабства. И их следующая цель. Мысль о штурме этой твердыни с израненным грифоном, истощенной лисой и ослабевшей богиней казалась безумием. Но другого пути не было. Ай'лун был их последней надеждой узнать слабость Хеластрона, а Рунные Пустоши, где он скрывался, лежали далеко за владениями Бога Войны. Обойти цитадель было невозможно – Беллакор контролировал все проходы, его лазутчики рыскали повсюду. Да и Хеластрон уже знал об их направлении. Засады будут множиться.

Кай сжал рукоять Молота. Обычный металл казался прохладным под его раскаленной ладонью. Инструмент. Орудие. Его сила была в ковке. В создании. В изменении. Он смотрел на Элару, осторожно передававшую флягу Люмин, на Зефира, с достоинством принимавшего свою долю влаги, на Лунную Лису, пытавшуюся вылизать песок из своей шерсти. Они были его якорем. Его искрами человечности в бушующем море божественной мощи и ярости. Но они же были его уязвимостью. Слабым звеном, которое враги – боги, Хеластрон, Беллакор – будут безжалостно эксплуатировать.

Старый способ – идти напролом, полагаясь на грубую силу Молота – больше не работал. Си'ротто доказал это. Нужно было ковать новую стратегию. Новые инструменты. Нужно было стать не просто разрушителем, а… кузнецом победы. Творцом, переплавляющим угрозу в защиту, слабость в силу.

– Мы идем туда, – Кай указал Молотом на багровое зарево. Голос его был низким, но неоспоримым, как удар колокола. – К Цитадели Беллакора.

Элара вздрогнула, подняла на него глаза, полные тревоги. Люмин приподняла голову, ее аметистовый взгляд стал чуть острее. Зефир издал короткий, хриплый клекот – не вопрос, а подтверждение. Они знали. Они понимали неизбежность.

– Но мы не пойдем туда такими, – продолжил Кай, обводя их взглядом. Его глаза горели уже не только яростью, но и холодным пламенем расчета. – Беллакор – Бог Войны. Его цитадель – клубок ярости, стали и крови. Его сила – в неистовстве, в раздоре, в сокрушении прямой силой. Мы не победим его, играя по его правилам. Зефир не полетит. Люмин истощена. Ты… – он посмотрел на Элару, – еще не восстановилась. А я… – он взглянул на Молот, – не могу быть везде одновременно. Не могу защитить всех.

Он сделал паузу, давая словам осесть. Пустынный ветер, поднявшийся снова, завывал в ушах, словно насмехаясь над их шансами.

– Значит, мы меняем правила, – заключил Кай. – Мы готовимся. Мы куем нашу победу заранее. Люмин, твои иллюзии – наш щит от глаз в небе и следопытов. Максимальная осторожность. Зефир, ты – наши глаза и уши на земле. Знание местности, чутье. Веди нас самой скрытной тропой, избегая открытых пространств. Элара, – его голос смягчился, когда он обратился к ней, – сохраняй силы. Твое исцеление, твоя связь с жизнью… она понадобится позже. Внутри цитадели. Для тех, кто там томится.

Он увидел вопрос в ее глазах: «А ты?»

– Я займусь главным, – сказал Кай, поднимая Молот. В его глазах вспыхнуло знакомое пламя творчества, смешанное с железной решимостью. – Я кузнец. И перед битвой кузнец готовит оружие и доспехи. Я выковал этот Молот в инструмент мести. Теперь я выкую для нас доспехи. Не просто защиту от ударов. Доспехи, которые изменят баланс сил. «Пламя Возмездия» – это будет не только название. Это будет наша новая сила.

Идея, родившаяся в его сознании под палящим солнцем пустыни, оформилась в четкий, дерзкий план. Он поглотил силу множества богов: холод Фро'стаара, манипуляцию материей Фер'рокса, иллюзии Сом'рааша и Си'ротто, ярость Вер'дака, воду и шторма Кел'Торна, яд Вайт'ракса, свет и гордыню Зин'таара, тени и обман Ум'браала, твердь Тер'ракс. Каждая сила была инструментом, опасным и необузданным. Но что, если сплести их вместе? Не просто использовать по отдельности, а выковать в единое целое? В доспехи, усиливающие не только его, но и его союзников? В символ их единства и новой тактики?

Это был риск. Безумный риск. Силы конфликтовали по своей сути. Огонь и лед. Свет и тени. Жизнь и яд. Попытка сплавить их могла обернуться катастрофой – взрывом, мутацией, безумием. Но Кай чувствовал глубинную связь с Молотом, с самой сутью творения и изменения. Он видел «изъяны» не только в броне врагов, но и в самой структуре поглощенных сил – точки напряжения, где их можно было сшить, переплавить, подчинить единой воле. Воле защитить. Воле победить не через слепое разрушение, а через превосходство, рожденное искусством кузнеца.

– Доспехи? – переспросила Люмин, с трудом поднимаясь на лапы. Ее голос был хриплым, но в нем проснулся искорка любопытства. – Из чего? Здесь только песок да камни. Или ты собираешься выковать их из воздуха и злости Беллакора?

– Из того, что есть, – ответил Кай, оглядываясь вокруг. Его взгляд упал на каменистый выступ неподалеку, на темные, почти черные базальтовые глыбы, выпирающие из песка. Прочный, вулканический камень. Хорошая основа. – И из того, что во мне. Но мне нужна твоя помощь, Лунная Лиса. И твоя, Элара.

Он объяснил замысел кратко, жестко. Основа – базальт, усиленный его волей и силой Молота. Каркас. Но в эту основу он вплетет поглощенные силы, как кузнец вплавляет разные металлы в дамасскую сталь. Холод Фро'стаара для отражения жары и пламени. Иллюзии Сом'рааша и Си'ротто для маскировки и запутывания врага. Твердь Тер'ракс для непробиваемости. Воду Кел'Торна как буфер против ударов и источник скрытой влаги в засушливой крепости. Даже яд Вайт'ракса – не как убийственное оружие, а как защиту, отравляющую любое оружие, пытающееся пробить доспехи. И главное – он попытается вплести искру жизни Элары, ее силу возрождения, чтобы доспехи могли «залечивать» мелкие повреждения сами, поддерживая носителя. Это была самая опасная часть – соединить разрушительную силу Игнариуса с животворящей энергией Элары в материальном объекте.

Люмин слушала, ее уши навострились, аметистовые глаза сверкали все ярче, несмотря на усталость. Хитрость и мудрость лисы видели потенциал, но и бездну риска.

– Ты хочешь, чтобы я стабилизировала иллюзии? Чтобы они не разорвали конструкцию изнутри? И чтобы… добавить слой лунного света? Для связи? Для отражения ментальных атак?

– Да, – кивнул Кай. – Твои иллюзии – клей. Лунный свет – защита разума. Без этого сплав разлетится.

Элара смотрела на него с глубокой серьезностью.

– Моя сила… она конфликтует с твоей огненной сутью, Кай. Вплести ее в металл, в доспехи… это больно. Для меня. Для доспехов. И непредсказуемо.

– Знаю, – сказал Кай, встречая ее взгляд. В его глазах не было прежней отстраненности, только понимание и просьба. – Но ты видела, как мы работали вместе у Древа Жизни. Это возможно. Я не буду форсировать. Только искру. Только основу. Чтобы доспехи дышали. Чтобы помнили о жизни, а не только о смерти. Чтобы защищали, а не только убивали.

Молчание повисло тяжелее пустынного зноя. Элара закрыла глаза, словно прислушиваясь к своим силам, к боли в боку, к усталости. Затем открыла. В них была решимость.

– Я попробую. Но только искру. И только если ты будешь контролировать пламя Игнариуса. Полностью.

– Договорились, – Кай повернулся к базальтовому выступу. – Зефир, охрана. Люмин, Элара – готовьтесь. Работа начинается.

Он подошел к темным, шершавым глыбам. Положил на одну из них ладонь. Базальт был горячим от солнца, но под его прикосновением он словно ожил, слабо загудев. Кай ощутил его структуру – плотную, пористую, пропитанную древним огнем земли. Хороший материал. Прочный. Вместительный. Он поднял Молот. Не для разрушения. Для освобождения формы, скрытой внутри камня.

Первый удар. Не громовой, а точный, резонирующий. Багровый свет Молота ударил в камень. Не раскалывая его, а заставляя вибрировать на фундаментальном уровне. Камень затрещал, по нему побежали тонкие, светящиеся трещины. Кай бил снова и снова, ритмично, как кузнец, бьющий по раскаленной заготовке. Но вместо наковальни был камень, а вместо металла – сама материя, подчиняющаяся его воле. Он не вырубал куски, а перестраивал, перераспределял массу. Из бесформенной глыбы начали проступать очертания. Сначала массивная грудная пластина, затем наплечники, набедренники. Грубая, угловатая форма, как у древнего доспеха титана.

Пот заливал лицо Кая, мышцы горели от напряжения. Изменение материи, особенно в таком объеме и с такой точностью, высасывало силы невероятно. Он чувствовал, как энергия уходит в камень, заставляя его течь, как глину, под ударами Молота. Воздух вокруг загустел от жара и концентрации силы. Камни под ногами начали слабо светиться.

– Люмин! – крикнул Кай, не прерывая ударов. – Иллюзии! Маскируй энергетический всплеск! От всего и всех!

Лунная Лисица встряхнулась, как бы сбрасывая остатки усталости. Она встала на лапы, ее девять хвостов распушились, замерли, а затем начали медленно, гипнотически раскачиваться. Аметистовые глаза зажглись холодным лунным светом. Воздух вокруг базальтовой скалы и Кая заколебался, замерцал. Образ скалы дрогнул, словно его рассматривали сквозь толщу горячего воздуха, а затем и вовсе растворился. Вместо него возникло обманчиво спокойное изображение пустынного пейзажа – дюны, редкие камни, ни намека на кузнеца или его работу. Даже звук ударов Молота стал приглушенным, далеким, сливающимся с завыванием ветра. Люмин работала на пределе, ее тело напряглось до дрожи, но иллюзия держалась, скрывая их от любопытных или враждебных взоров.

Основная форма доспеха была готова. Грубая, монументальная, черная, как ночь. Кай опустил Молот, переводя дух. Его грудь тяжело вздымалась. Первый этап завершен. Теперь самое сложное – вплетение сил.

Он закрыл глаза, обращаясь внутрь себя. К хаотичному вихрю поглощенных божественных сущностей. Холод Фро'стаара, звенящий ледяной пустотой. Иллюзии Сом'рааша и Си'ротто – скользкие, изменчивые, как ртуть. Твердь Тер'ракс – непоколебимая, тяжелая. Вода Кел'Торна – глубокая, мощная, неукротимая. Яд Вайт'ракса – едкий, разъедающий. Свет Зин'таара – ослепительный, надменный. Тени Ум'браала – тихие, всепроникающие. Ярость Вер'дака – первобытная, кипящая. Каждая сила рвалась наружу, каждая требовала доминирования. Его собственная суть – огонь Игнариуса, неумолимый прогресс через переплавку – бушевала в ответ.

Контроль. Точность. Воля. Кай сосредоточился, как никогда раньше. Он не подавлял силы, а находил их «изъяны» – точки соприкосновения, слабые места в их изоляции, где их можно было соединить. Как кузнец находит трещину в металле, чтобы вбить туду клин более твердой стали. Он поднял Молот снова, но теперь удар был иным. Не физическим, а энергетическим. Вибрирующим, резонирующим на частоте выбранной силы.

Первой он взял твердь Тер'ракс. Силу непоколебимой земли. Молот обрушился на грудную пластину. Багровый свет смешался с глубоким, терракотовым свечением. Камень под ударами не раскалывался, а уплотнялся, его кристаллическая решетка перестраивалась, становясь прочнее алмаза. Доспех загудел, как натянутая струна, но выдержал. Твердь легла основой, скелетом защиты.

Затем – холод Фро'стаара. Синий, пронизывающий свет ударил в наплечники. Базальт покрылся инеем, потрескивая, но не ломаясь. Кай вплетал холод не как разрушительную силу, а как слой абсорбции, рассеивающий тепло, гасящий пламя. Доспех приобрел синеватый отлив, от него потянуло морозным дыханием.

– Люмин! Свет! Теперь! – скомандовал Кай, чувствуя, как иллюзии внутри него пытаются вырваться наружу, нарушая структуру.

Лиса сжалась, ее хвосты взметнулись вверх. Лунный свет, холодный и чистый, ударил в набедренники. Одновременно Кай выпустил силу иллюзий Сом'рааша и Си'ротто. Скользкие, переливающиеся волны встретились с лунным светом Люмин. Произошла короткая, яростная борьба – хаос иллюзий против стабилизирующей лунной магии. Воздух зашипел, замерцал радужными разводами. Но Люмин, стиснув зубы, удержала контроль. Ее лунный свет стал матрицей, каркасом, в который вплавились иллюзии. Они не исчезли, а стали управляемыми, как краски на полотне художника. Доспехи на мгновение стали полупрозрачными, затем покрылись хамелеоньей рябью, сливаясь с песком, потом с камнем, потом с воздухом. Слой активной маскировки был готов.

Кай перевел дух. Пот струился по его лицу, смешиваясь с пылью. Половина работы сделана. Самое страшное впереди. Он посмотрел на Элару. Она уже стояла, опираясь на посох из высохшего саксаула, который Кай выковал для нее минутой раньше. Ее лицо было сосредоточенным, бледным, но сияние вокруг нее стало чуть ярче. Она кивнула, готовая.

– Вода и Жизнь, – сказал Кай, обращаясь к ней и к силе Кел'Торна внутри себя. – Буфер. Исцеление.

Он поднял Молот над шлемом, который пока был лишь намеком формы на макушке грудной пластины. Элара протянула руки, ладонями к доспеху. Из ее ладоней потянулись тончайшие нити золотисто-зеленого света, нежные, как паутина, но несущие невероятную концентрацию жизненной силы. Одновременно Кай высвободил силу воды Кел'Торна – не бурлящий поток, а глубинную, спокойную мощь океана. Бирюзовый свет смешался с золотисто-зеленым.

В момент их соприкосновения с черным базальтом доспеха раздался шипящий звук, как от раскаленного металла, опущенного в воду. Черный камень покрылся сетью тончайших золотых и бирюзовых прожилок. Кай почувствовал жгучую боль – конфликт огня Игнариуса и жизни Элары был мучителен даже через посредника-доспех. Элара вскрикнула, но не отдернула рук. Ее сияние померкло, лицо исказилось от боли. Кай стиснул зубы, сжимая рукоять Молота до боли в костяшках. Он сфокусировал всю свою волю на контроле, на гашении разрушительного импульса своей сути, на том, чтобы позволить силам воды и жизни впитаться в камень, стать его частью, а не сжечь его. Он «ковал» не ударом, а невероятным усилием сдерживания и направления.

Постепенно шипение стихло. Боль отступила, сменившись странным, пульсирующим теплом. Золотые и бирюзовые прожилки остались, слабо светясь изнутри базальта, как вены живого камня. Доспехи обрели скрытую упругость, способность гасить ударные волны, и главное – слабую, но ощутимую ауру регенерации. Искра жизни Элары пульсировала в металле.

– Держись, – прошептал Кай Эларе. Она кивнула, едва держась на ногах, но сияние в ее глазах говорило, что она чувствует связь с доспехом. Это работало.

Теперь яд. Кай обратился к темной, едкой силе Вайт'ракса. Не для убийства. Для защиты. Он сконцентрировал ее в острие Молота и легким, точным ударом, как гравер, нанес микроскопические насечки на острые кромки наплечников, на шипы, которые начали формироваться по его воле на локтях и коленях доспеха. Черный, маслянистый свет впитался в камень. Теперь любое оружие, ударившее по этим кромкам, получило бы порцию разъедающего яда. Пассивная защита.

Последними – свет Зин'таара и тени Ум'браала. Противоположности. Кай вплел их вместе, создав слой мерцающей, переливающейся тьмы на поверхности доспеха. Он поглощал часть враждебных энергетических атак, рассеивал лучи, создавал оптические искажения, затрудняя прицеливание. И завершающий штрих – ярость Вер'дака. Не безумную, а сфокусированную, звериную мощь. Кай направил ее в сердцевину доспеха, в грудную пластину. Теперь удар, нанесенный носителем, будет нести в себе дополнительную сокрушительную силу, усиленную этой вплетенной яростью.

Работа длилась часами. Солнце склонилось к горизонту, окрашивая пустыню в кроваво-золотые тона, когда Кай опустил Молот в последний раз. Перед ним, на месте базальтовой глыбы, стоял доспех. «Пламя Возмездия».

Он был массивным, угловатым, напоминающим скалу, высеченную в форме лат древнего воина. Цвет – глубокая чернота базальта, пронизанная мерцающей сетью золотых, бирюзовых и синих прожилок. Поверхность не была гладкой – она дышала, переливаясь, как масляная пленка на воде, то сливаясь с окружающей тьмой, то вспыхивая отблесками лунного света и внутреннего сияния. От него исходило странное сочетание аур: непоколебимой тверди, леденящего холода, живой пульсации, скрытой угрозы и сфокусированной ярости. И в самой сердцевине – слабый, но стойкий огонек жизни, вплетенный Эларой.

Кай шагнул к нему. Он был изможден до предела. Казалось, каждый удар Молота выбивал из него частицу жизненной силы. Но в его глазах горел огонь не усталости, а триумфа творца. Он протянул руку, коснулся холодной, но живой на ощупь поверхности грудной пластины. Доспех отозвался. Слабый резонанс прошел по металлу, золотые и бирюзовые прожилки вспыхнули чуть ярче. Он чувствовал каждую вплетенную силу, как чувствует кузнец примеси в стали. Они были подчинены. Служили единой цели. Защите. Победе.

– Твоя очередь, Кузнец, – прошептала Люмин, ее голос был едва слышен. Она лежала на боку, полностью обессиленная после часов поддержания иллюзий. Но в ее глазах светилось одобрение. – Примеряй шедевр.

Кай кивнул. Он снял свой старый, изодранный плащ и поношенную рубаху. Его тело, покрытое шрамами и сияющими узорами ковки, напряглось. Он мысленно обратился к доспеху, к вплетенной в него силе. «Пламя Возмездия» откликнулось. Массивные части – нагрудник, спинная пластина, наплечники, набедренники – плавно, почти беззвучно отделились от центральной стойки, на которой они висели, и устремились к нему. Они обвили его тело, как живые, защелкнулись скрытыми запорами, идеально пригнавшись к его фигуре. Вес был значительным, но распределялся равномерно, не сковывая движений. Последним прилетел шлем – угловатый, с узкой прорезью для глаз, напоминающий голову мифического дракона. Он опустился на голову Кая, и мир сузился до прорези. Но вместо темноты – четкое зрение, усиленное вплетенными иллюзиями Си'ротто, показывающее все вокруг в мельчайших деталях, даже в наступающих сумерках.

Кай вдохнул. В доспехе было… прохладно. Не от холода Фро'стаара, а от сбалансированности сил. Он чувствовал пульсацию жизни Элары, успокаивающую ярость Игнариуса внутри него. Он чувствовал твердь Тер'ракс, как непробиваемый щит за спиной. Он чувствовал воду Кел'Торна, готовую погасить любой огонь. Иллюзии были натянуты, как струны, готовые к активации. Яд на кромках – скрытой угрозой. Ярость Вер'дака – сжатой пружиной в груди. А свет и тени создавали вокруг него мерцающий, искажающий ореол.

Он был не просто воином. Он был ходячей крепостью. Орудием возмездия, выкованным с хирургической точностью и невероятной ценой.

– Боже правый… – прошептала Элара, глядя на него. В ее глазах был страх, но и восхищение. Сила, исходившая от Кая в новых доспехах, была пугающей, но и… гармоничной, в своем странном, боевом ключе.

Зефир издал низкий, одобрительный гул. Даже в его уставших глазах мелькнул огонек былой гордости.

– Как ощущения, Господин? – мысленно спросил грифон.

Кай повертел головой, поднял руку, сжал кулак. Доспех двигался бесшумно, как вторая кожа.

– Сила, – ответил он коротко, его голос из-под шлема звучал глубже, металлически. – Контроль. Готовность. – Он посмотрел на юг, где багровое зарево Цитадели Вечной Бойни горело теперь ярче звезд. – Беллакор ждет. Пора идти.

Он помог Эларе сесть на спину Зефиру, несмотря на слабое сопротивление грифона, не желавшего обременять его своим весом. Люмин забралась к ней на колени, тут же свернувшись клубком для краткого, но необходимого сна. Кай взял Молот. Его тень, удлиненная последними лучами солнца, легла на песок, и в этой тени он почувствовал резонанс – его новая способность к теням отозвалась, сливаясь с иллюзиями на доспехах. Он мог раствориться в ней, стать невидимым. Но он не стал. Пусть видят. Пусть Беллакор знает, что идет.

Они двинулись на юг, в сгущающиеся сумерки. Кай шел впереди, его фигура в мерцающих черных доспехах была подобна идущей скале, изрыгающей скрытый огонь. Элара на спине Зефира, прижимая к себе спящую Люмин, смотрела на его спину. На золотые и бирюзовые прожилки, пульсирующие в такт ее собственному сердцу. Надежда и страх боролись в ней. Он выковал чудо. Но выковал ли он победу? И какой ценой для себя? Для них всех?

Пустыня кончалась, уступая место каменистому плоскогорью, усеянному редкой, колючей растительностью. Воздух стал еще суше, горячее отраженным теплом камней. Багровое зарево на горизонте росло, заполняя все южное небо. Сквозь сумерки уже можно было различить очертания – циклопические стены из черного камня, утыканные башнями, словно клыками, исполинские ворота, из-за которых доносился приглушенный, но неумолчный гул: лязг стали, крики, рев боевых машин, грохот молотов о наковальни. Запах дыма, гари, раскаленного металла и крови висел тяжелым смогом.

Цитадель Вечной Бойни. Обитель Беллакора. Фабрика войны и страдания.

Кай остановился на краю высокого уступа, открывавшего вид на долину, в которой стояла цитадель. Она была огромна. Город смерти и металла, обнесенный стенами высотой с гору. По стенам сновали крошечные фигурки стражей, мерцали огни патрулей. У подножия стен кишели лагеря – палатки, кузницы, загоны для боевых тварей. От цитадели, как ядовитые щупальца, расходились дороги, по которым двигались бесконечные колонны – войска, рабы, повозки с оружием и провиантом. Масштаб поражал и подавлял.

– Один вход? – мысленно спросил Зефир, подойдя к краю уступа. Его золотые глаза сканировали стены, башни, ворота. – Главные ворота. Массивные. Защищены башнями, подъемными решетками. Мощные заклятья на камнях. Вижу слабые точки… но подойти незамеченным почти невозможно. Патрули в воздухе. – Он кивнул на темные силуэты крупных птиц или летающих тварей, круживших высоко над цитаделью.

– Не один, – ответил Кай, его голос из-под шлема звучал как скрежет камней. Его Видение «Изъянов» работало на полную мощность, сканируя монументальное сооружение. Он видел не только физические слабости – трещины в кладке, менее укрепленные участки, но и энергетические потоки, узлы магической защиты, зоны скопления стражей. – Канализационные стоки. Там. – Он указал Молотом в сторону, где у подножия стены, скрытый грудами мусора и скальными выступами, зиял темный провал. Оттуда текла зловонная жижа. – И… система вентиляции кузниц. Высоко. Там. – Он указал на ряд темных отверстий на одной из дальних башен, из которых валил густой, черный дым. – Но стоки – ловушка. Забиты решетками, охраняются. Вентиляция… узкая. Опасно.

– Рабы, – тихо сказала Элара. Она смотрела не на стены, а на лагеря у подножия. На крошечные фигурки, таскавшие тяжести, толкавшие повозки под ударами надсмотрщиков. – Их тысячи, Кай. Они повсюду. Внутри цитадели, снаружи… Они первыми погибнут в открытом штурме. В огне… в давке. – Ее голос дрогнул.

Кай молчал. Он видел их. Видел «изъяны» в их изможденных телах, в страхе на их лицах. Старый Кай, Кай мести, возможно, прошел бы по их трупам, чтобы добраться до Беллакора. Но не этот. Не Кай, выковавший доспехи с искрой жизни Элары внутри.

– Мы не штурмуем ворота, – сказал он твердо. – И не полезем в сточную яму. Мы войдем через главный вход. Как гости. Или как тень.

Люмин, проснувшаяся от его слов, фыркнула, протирая глаза.

– Гостеприимство Беллакора обычно заканчивается на дыбе или в яме с боевыми саламандрами. Но я слушаю, Кузнец. Какие иллюзии плетем? Торговцев? Перебежчиков? Потерянных паломников культа Кровавого Молота?

– Силу, – ответил Кай. Он повернулся к ним, его фигура в мерцающих доспехах казалась еще больше в сгущающихся сумерках. – Мы войдем как сила, которую нельзя игнорировать. Которую хочется использовать. Беллакор – Бог Войны. Он уважает силу. Жаждет ее. Его цитадель – это гигантская кузница, где куют оружие и воинов. Мы предложим ему нечто уникальное. Нечто, что заставит его пригласить нас внутрь. Минуя стены. Минуя патрули.

Он поднял Молот и указал им в сторону лагерей рабов, на скопление повозок с рудой, на кузницы, где даже ночью горел огонь и слышался звон молотов.

– Мы поможем его кузнецам. Улучшим их работу. Создадим нечто такое, что сам Беллакор захочет это увидеть. Захочет узнать секрет. Мы станем слишком ценными, чтобы убивать у ворот. Мы войдем с подарком. С демонстрацией силы. И с этого начнется наш штурм. Изнутри.

Элара смотрела на него, постепенно понимая. Страх в ее глазах сменился трезвой оценкой.

– Это… дерзко. Опасно. Если разоблачат сразу…

– Нас разоблачат, – спокойно сказал Кай. – Но не сразу. Иллюзии Люмин, маскировка доспехов, наша сила… этого хватит, чтобы вызвать интерес. А затем… – он сжал кулак, и на острых кромках его наплечников выступила маслянистая пленка яда, – затем мы покажем Беллакору истинную цену его войны. И освободим тех, кого он поработил. Начнем с кузниц.

Он развернулся и начал спускаться с уступа по скрытой тропе, которую заметил его усиленным зрением. Его черные, мерцающие доспехи сливались с наступающей ночью. За ним, стараясь идти бесшумно, последовал Зефир с Эларой и Люмин. Багровая цитадель Беллакора росла перед ними, как враждебная звезда, обещая кровь и огонь. Но теперь у них был план. И доспехи, выкованные не только из камня и силы, но и из хитрости, милосердия и яростной решимости. «Пламя Возмездия» только начинало разгораться.