Читать книгу Наковальня Мироздания. Том 2 - Группа авторов - Страница 5

Запах ударил в ноздри, как кулак из раскаленного железа и медного купороса – кровь, пот, горелое мясо, испражнения, масло для доспехов и вездесущая гарь кузниц. Звуки слились в адскую симфонию: лязг тысяч молотов по наковальням, скрежет точильных камней, рев боевых тварей в загонах, маршевая дробь сапог по камню, крики командиров, стоны раненых и безумный рев боевых гимнов, доносящийся с верхних уровней. Цитадель Вечной Бойни не просто жила войной – она была ее гигантским, пульсирующим органом. Кай стоял внутри гигантских врат, втягивая этот воздух ада, позволяя ярости Беллакора омыть его. Его доспехи «Пламя Возмездия» ответили низким, угрожающим гудением – вплетенная сила ярости Вер'дака встрепенулась, как зверь, почуявший родственную стихию.

Поток движения захлестнул его сразу. Колонны солдат в мрачной, функциональной броне цвета запекшейся крови маршировали строем, лица под шлемами каменные, глаза пустые или пылающие фанатичной ненавистью. Повозки, запряженные изможденными рабами или тварями, похожими на гигантских кабанов с металлическими клыками, везли груды оружия, доспехов, бревен для укреплений. Надсмотрщики с электрическими плетками и дубинками сновали, как хищные насекомые, их крики сливались с воплями наказуемых. Воздух вибрировал от гула гигантских механических молотов в ближайших кузнечных цехах, где под присмотром элементалей огня ковались многопудовые болты для баллист или каркасы осадных машин.

Кай двинулся вперед, растворяясь в этом потоке. Его черные, мерцающие доспехи с золотыми и бирюзовыми прожилками привлекали мимолетные взгляды – не столько любопытные, сколько оценивающие. Чужой. Не солдат. Не раб. Его образ «мастера Крана», поддерживаемый Люминьими иллюзиями (он чувствовал ее слабое, но упорное присутствие за стенами), должен был работать. Он шел, держа перед собой бляху-пропуск капитана Крага, словно щит. Его Видение «Изъянов» работало безостановочно, сканируя окружающий ад:

Стены зданий. Казармы, склады, оружейные, арены для тренировок – все из черного базальта или мертвого металла. Трещины от постоянных вибраций, слабые места в кладке под весом верхних этажей. Ловушки – скрытые бойницы, резервуары с горючей жидкостью под мостовыми.

Солдаты. Стандартная броня – крепкая, но с уязвимыми сочленениями на шее, подмышках, паху. Глаза – слабое место. Аура страха под фасадом ярости. Недовольство у младших чинов.

Надсмотрщики. Жадные, жестокие, но трусливые перед высшим начальством. Их оружие – дешевый металл, легко ломающийся.

Рабы. Изможденные, отчаявшиеся, покрытые язвами и ожогами. Их дух сломлен, но искра сопротивления тлела в глубине глаз некоторых. Смерть была их постоянной спутницей.

Энергетические потоки. Тяжелая, кроваво-красная аура Беллакора, исходившая с вершины центральной башни, пропитывала все. Как паутина, она связывала цитадель, питая ярость и подавляя волю. Но в ней были разрывы – зоны усталости, недовольства, страха перед бессмысленностью вечной войны.

Кай шел к центральной башне – черному, устремленному в кроваво-красное небо цитадели шпилю, увенчанному гигантским пылающим молотом. Туда, где восседал сам Владыка Войны. Его пропуск Крага был билетом лишь за ворота. Чтобы добраться до трона, нужен был другой ключ – демонстрация силы, привлекающая внимание нужных людей. Или создающая хаос.

Он свернул с главной артерии в сторону кузнечного квартала. Здесь грохот был оглушительным. Десятки горнов пылали, как маленькие солнца. Рабы, покрытые копотью и ожогами, вкалывали у мехов и наковален под присмотром мастеров в кожаных фартуках, увешанных инструментами. Воздух дрожал от ударов гигантских паровых молотов, ковавших заготовки для осадных орудий. Кай подошел к одной из менее загруженных кузниц, где тощий человек с обожженными до мяса руками пытался выковать сложный наконечник алебарды. Работа шла плохо – металл остывал слишком быстро, форма кривилась.

– Эй, мастер! – Кай окликнул пожилого кузнеца, наблюдавшего за работой с хмурым видом. – Позволь взглянуть. Вижу, у тебя тут металл капризничает.

Кузнец, коренастый гном с седой, опаленной бородой и глазами, налитыми кровью от бессонницы, обернулся. Его взгляд скользнул по странным доспехам Кая и пропуску.

– А тебе-то что? Не мешай. План горит.

– План горит потому, что сталь не слушается, – парировал Кай. Он подошел к наковальне, где раб безуспешно бил по остывающему наконечнику. – Видишь изъян? – Он указал на едва заметное для обычного глаза пятно напряжения в металле. – Тут примесь. Окисел. Он делает сталь хрупкой, неподатливой. Дай сюда молот.

Гном заворчал, но махнул рукой рабу. Тот с облегчением отступил. Кай взял тяжелый кузнечный молот. Он ощутил структуру металла через рукоять. Некачественная сталь, спеченная на скорую руку. Он сосредоточился, высвобождая крошечную долю силы Фер'рокса – манипуляцию неживой материей. Его удар по наконечнику был не просто формовочным. Он был перестраивающим. Молот ударил, и по наконечнику пробежали светящиеся микротрещины – видимые только Видению Кая. Он бил ритмично, точно, переворачивая заготовку. С каждым ударом он «выжигал» примесь, уплотнял структуру, вплетая микродозы тверди Тер'ракс для прочности и воды Кел'Торна для упругости. Металл под ударами запел чистым, глубоким звоном, перестал остывать слишком быстро. Форма стала идеальной.

Гном-кузнец ахнул. Его опытный глаз видел разницу.

– Как… Как ты это сделал? Жар не добавил, а металл…

– Знание, – коротко ответил Кай, опуская молот. – И правильный удар. Теперь он выдержит удар гномьего боевого молота. Без сколов.

Он двинулся дальше, оставив гнома разглядывать наконечник с благоговейным ужасом. Слухи расползались быстрее крыс. В следующей кузнице, где огромный орк с трудом управлялся с заготовкой для тарана, Кай не просто улучшил металл – он легким ударом Молота (спрятанного под плащом) сделал сталь на мгновение текучей, позволив орку придать ей идеально аэродинамическую форму. В третьей – «излечил» треснувший молот гигантского пресса, временно изменив свойства металла в точке разлома, сделав его ковким и свариваемым на несколько минут, чего хватило мастеру, чтобы наложить заплатку.

К полудню (определяемому лишь по смене патрулей, ибо настоящего солнца в цитадели не видели) за Каем шла толпа. Мастера-кузнецы, надсмотрщики, любопытные солдаты. Шепот: «Мастер Кран… с верхних уровней… секреты Игнариуса…» Его демарш привлек внимание, которого он и добивался. И внимание это было не только благоговейным.

– Стой! – Грубый окрик разрезал гул кузниц. К Каю пробились пятеро стражей в доспехах качественнее стандартных, с пламенеющими кулаками на наплечниках. Лидер, человек с лицом, изуродованным ожогом и холодными глазами убийцы, преградил путь. – Ты тот самый Кран? Мастер-самоучка?

– Я тот, кто умеет ковать, – ответил Кай, останавливаясь. Толпа замерла.

– Мастер Кровавого Молота желает тебя видеть, – заявил страж. – Немедленно. Брось свои фокусы и идем.

Мастер Кровавого Молота. Верховный кузнец цитадели, правая рука Беллакора в деле создания орудий разрушения. Испытание приближалось. Кай кивнул.

– Ведите.

Его провели через лабиринт улиц вглубь цитадели, к подножию центральной башни. Здесь стояло здание, превосходившее размерами остальные кузницы. Стены из черного полированного камня, огромные кованые двери с барельефами сцен адской ковки. Внутри царил организованный хаос. Десятки горнов, десятки наковален. Работали не рабы, а обученные кузнецы – люди, гномы, даже пара циклопов, управлявших гигантскими прессами. Воздух дрожал от мощи. В центре зала, на возвышении, стояла огромная наковальня из темного, мерцающего металла. За ней – фигура.

Мастер Кровавого Молота. Это был не человек. Гуманоид, ростом под три метра, с кожей, напоминающей грубую, потрескавшуюся вулканическую породу. Руки – непропорционально длинные, мускулистые, заканчивающиеся массивными кулаками, способными сжать алмаз. На нем был кожаный фартук, почерневший от копоти и брызг металла. Лицо скрывал кованый шлем с узкой прорезью, из которой светились два уголька глаз. От него исходила аура невероятного жара, тяжести и абсолютного мастерства над металлом и огнем. В его руке он сжимал молот – не инструмент, а произведение искусства и оружие одновременно, из черного металла с прожилками раскаленного золота.

– Привели? – Голос Мастера был похож на скрежет гигантских шестерен. Он бросил на Кая оценивающий взгляд, его глаза-угольки остановились на доспехах «Пламя Возмездия». – Так это и есть «мастер Кран»? Выглядишь… неказисто для хранителя секретов Игнариуса. – Он презрительно фыркнул, и из прорези шлема вырвался клубок дыма. – Грот, мой помощник, – он кивнул на человека с ожогом, – слюни распустил над твоими фокусами. Говорит, ты металл оживляешь. Покажи. Прямо здесь. Прямо сейчас. – Он швырнул на наковальню перед Каем бесформенный слиток тусклого, сомнительного сплава. – Сделай из этого мусора клинок. Который перерубит вот это. – Он указал массивным пальцем на стальной прут толщиной в руку, вкопанный рядом в пол. – И чтобы сиял, как сказал Грот. Не выйдет – пойдешь на удобрение для боевых грибов. Выиграешь… может, Владыка удостоит тебя взгляда.

Вызов. Прямой и смертельный. Толпа кузнецов замерла. Грот смотрел с мрачным удовлетворением. Кай подошел к наковальне. Он поднял слиток. Металл был мертвым, холодным, полным шлаков и пустот. Сделать из него что-то прочнее стального прута? Чудес не бывает. Но он был Каем. Кузнецом, перековавшим богов.

Он бросил слиток в ближайший горн. Рабы у мехов, по знаку Мастера, начали раздувать пламя. Кай ждал, пока металл не стал бело-желтым. Он вытащил его щипцами – текучим, но мертвым внутри. Положил на наковальню. Взял тяжелый молот из стойки. Первый удар. Точный, резонирующий. Он не просто ковал. Он перекраивал. Сила Фер'рокса, манипуляция материей, слилась с его волей и умением. Молот бил, и структура металла перестраивалась под ударами, шлаки выжигались силой Игнариуса, пустоты заполнялись вплетенной твердью Тер'ракс. Он добавил микродозу холода Фро'стаара в режущую кромку будущего клинка – для твердости. Искру ярости Вер'дака – в сердцевину. Иллюзию Си'ротто – чтобы поверхность переливалась. И каплю света Зин'таара – для ослепляющего блика при ударе.

Работа шла быстро, яростно. Металл под его молотом не сопротивлялся, он пел. Формировался узкий, изящный клинок, больше похожий на эстетский кинжал, чем на оружие разрушения. Мастер Кровавого Молота хмыкнул:

– Красиво. Но прут он не перерубит. Дюймовая сталь против твоей побрякушки.

Кай закончил ковку. Он закалил клинок не в масле, а в воздухе, мгновенно остудив его силой холода Фро'стаара. Металл завизжал, покрылся инеем, но не треснул. Он взял готовый кинжал. Он был легким, темным, с переливающейся поверхностью и лезвием, от которого веяло холодом. Кай подошел к стальному пруту. Поднял кинжал.

– Сияй, – прошептал он, вкладывая в клинок импульс света Зин'таара.

Кинжал вспыхнул ослепительным белым светом, заставив всех зажмуриться. В этот миг Кай нанес удар. Не просто рукой, а всей силой вплетенной в доспехи ярости Вер'дака, сконцентрированной в движении. Клинок со звоном, похожим на крик, вошел в сталь. Не застрял. Прошел насквозь, как через глину. Верхняя часть прута с грохотом упала на каменный пол. Свет погас. На месте разреза виднелся аккуратный срез с инеем по краям.

Тишина. Абсолютная. Даже грохот прессов на мгновение стих. Кузнецы смотрели на обрубок прута и на темный кинжал в руке Кая с суеверным ужасом. Мастер Кровавого Молота медленно поднял свою гигантскую руку и снял шлем. Его лицо было выжженным, как скала после извержения, без носа, с отверстиями вместо ушей. Но его глаза, маленькие и глубоко посаженные, горели невероятным интеллектом и… жадностью.

– Как… – его голос потерял скрежет, став почти человеческим от изумления. – Ты не просто кузнец. Ты… алхимик материи. – Он шагнул с возвышения, его тяжелые шаги заставили дрогнуть пол. – Этого не может быть. Но я вижу. Осязаю. – Он взял кинжал из рук Кая, ощупал срез на пруте. – Сила Игнариуса… Она в тебе. Или ты воровал его искры? Неважно. – Он посмотрел на Кая. – Владыка должен это увидеть. Немедленно. Грот! Конвой! В Башню Пылающего Молота! Самого Беллакора!

За стенами цитадели, в тени каменной стены форпоста, Элара прижимала к себе Люмин. Девятихвостая лиса была горячей, как уголек, ее дыхание поверхностное. Поддержание иллюзий на таком расстоянии и в такой концентрации высасывало последние силы.

– Держись, подруга, – шептала Элара, гладя серебристую шерсть. Ее собственное золотисто-зеленое сияние, приглушенное до минимума, пыталось подпитывать лису, но Люмин отталкивала его слабым мысленным импульсом: «Экономь силы… Они нужны… для других…»

Зефир стоял рядом, его могучая голова опущена, золотые глаза прищурены, но зорко сканировали округу. Его больное крыло было напряжено, готовое к действию, несмотря на боль. Борк, надсмотрщик, расхаживал перед ними, пыхтя от важности и нервного напряжения. Он бросал тревожные взгляды на башню капитана Крага и на Главные Врата цитадели.

– Где он? – бормотал Борк. – Должен был вернуться… Капитан не будет ждать вечно… А эти ящики… – Он пнул «ящик», который «нес» Зефир. Грифон глухо зарычал, заставив надсмотрщика отскочить. – Чертова тварь! Успокойся! Твой хозяин скоро покроется славой или… – он сделал выразительный жест рукой у горла.

Элара почувствовала волну боли. Не своей. Откуда-то из лагеря рабов. Она не выдержала. Осторожно положила спящую Люмин на землю в тени стены.

– Борк, – сказала она, вставая. Ее голос, благодаря слабому остатку иллюзии Люмин, звучал хрипло и грубо, как у изможденного мужчины. – Воды. Для больного. – Она кивнула на Люмин.

Борк буркнул что-то невнятное, но махнул рукой:

– Бери у бочки. Только быстро!

Элара схватила черпак у стоявшей неподалеку бочки с мутной водой и пошла не к Люмин, а вглубь лагеря, туда, откуда шла боль. Она нашла его быстро. У края ямы с больными, куда сбрасывали тех, кто не мог работать. Мальчик. Лет восьми. С переломанной ногой, запущенной до гангрены. Он лежал в грязи, рядом с трупом, и тихо стонал. Его глаза были мутными от боли и жара.

Элара опустилась на колени. Ее сердце разрывалось. Она оглянулась – Борк нервно шагал у стены, не обращая на нее внимания. Она протянула руку, коснулась грязного лба мальчика. Золотисто-зеленый свет, слабый, как светлячок, пробился сквозь ее пальцы. Она не могла исцелить гангрену полностью – для этого нужны были силы и чистая перевязка. Но она могла унять боль. Остановить распространение заражения на время. Дать шанс.

Свет коснулся мальчика. Его стоны стихли. Глаза прояснились, на миг встретившись с глазами Элары. В них было недоумение и… надежда. Она убрала руку. Сияние погасло. Она влила в него черпак мутной воды.

– Эй! Ты! – Оглушительный удар плети хлестнул ее по спине. Элара вскрикнула от боли и неожиданности. Над ней стоял Борк, багровый от ярости. – Что ты тут делаешь, отродье? Копаешься с отбросами? Твоя тварь дергается, а ты тут? Марш обратно! Или тебя в яму к ним брошу!

Он замахнулся для второго удара, но его руку схватила как клещами могучая лапа Зефира. Грифон подошел бесшумно, несмотря на размер и рану. Его золотые глаза пылали холодным гневом. Он не сжал, но его взгляд говорил: «Тронешь еще раз – умрешь».

Борк побледнел, вырвал руку.

– Твари… Все вы твари… – он забормотал, отступая. – Капитан Краг! Капитан! Они угрожают!

Дверь башни распахнулась. Капитан Краг вышел, мрачный, с мечом Кая в руке. Его глаза были холодными.

– Что за шум? – Его взгляд упал на Элару, поднимающуюся с колен, на Зефира, прикрывающего ее, на Люмин, лежащую без движения. – А, «залог». Уже бунтовать начали? – Он подошел, его взгляд скользнул по мальчику в яме, чье состояние заметно улучшилось. Потом остановился на Эларе. – Ты… ты не мужчина. – Его голос стал опасным. – И не раб. Твои глаза… – Он протянул руку, чтобы схватить ее за подбородок.

Зефир рыкнул, шагнув вперед, преграждая путь. Его крыло распахнулось инстинктивно, несмотря на боль, создавая барьер.

– Ага! – Краг отпрыгнул, его лицо исказилось торжеством. – Шпионы! Диверсанты! Я так и знал! – Он поднял меч Кая. – Стража! Взять их! Живыми! Они пригодится, чтобы выманить их хозяина! А этого грифона – режьте!

Из башни и из-за угла высыпали солдаты – человек шесть, с алебардами и мечами. Борк с визгом отскочил. Краг стоял сзади, держа меч наготове. Элара вжалась в Зефира. Люмин застонала, пытаясь приподняться, ее иллюзии окончательно рухнули. Образы рабов исчезли, открыв истинный облик Элары, Зефира и лисы.

– Кай… – мысленно прошептала Элара, зная, что он слишком далеко. – Помоги…

Конвой из стражей Мастера Кровавого Молота вел Кая не просто вверх – в самое сердце цитадели, к основанию Башни Пылающего Молота. Лифт, приводимый в движение паром и рабской силой (Кай видел изможденных людей и гоблиноидов, вращающих гигантское колесо внизу), поднял их на огромную высоту. Они вышли на кольцевую площадку у основания самого шпиля. Здесь не было улиц в привычном смысле. Были мосты, перекинутые через бездонные шахты, по которым лифты поднимали грузы с нижних уровней. Были входы в залы, откуда доносился лязг оружия и рев – тренировочные арены элитных подразделений. Воздух был разреженным, пропитанным запахом озона и… чистой, неразбавленной яростью. Аура Беллакора была здесь физически ощутимой, давящей на разум, разжигающей первобытный гнев.

Их путь лежал к массивным, окованным черным железом дверям. Перед ними на постаменте из черепов стояли два стража. Не гибриды. Не солдаты. Големы. Сделанные из черного базальта, скрепленного расплавленной бронзой, ростом под четыре метра. В пустых глазницах горел тусклый красный свет. Их кулаки были размером с бочонок. Мастер Кровавого Молота остановился.

– Дальше – только избранные. Или испытанные. Владыка не терпит слабых у своего трона. Победи их – или умри. Выбор твой, «Кран».

Кай посмотрел на големов. Его Видение показало структуру – прочную, но с «изъянами» в местах соединения базальтовых плит, где бронза была тоньше. Он сбросил плащ, обнажив «Пламя Возмездия» во всей его мерцающей мощи. Взял Молот, который несли за ним стражи. Его доспехи загудели глубже, вплетенная ярость Вер'дака жаждала боя.

– Откройте двери, – сказал он спокойно. – Я тороплюсь.

Големы ожили. Их движения были медленными, но неумолимыми. Первый занес кулак, чтобы раздавить Кая, как насекомое. Кай не стал уворачиваться. Он встретил удар Молотом, вложив в него силу тверди Тер'ракс. Удар кулака голема пришелся по набалдашнику Молота. Раздался оглушительный грохот, как удар скалы о скалу. Базальт на кулаке голема треснул. Кая не сдвинуло с места – доспехи и сила поглотили инерцию.

Второй голем попытался схватить его. Кай активировал иллюзию Си'ротто, вплетенную в доспехи. Его фигура дрогнула, расплылась. Кулак голема прошел сквозь мираж. В этот миг Кай прыгнул, используя силу ярости Вер'дака для немыслимого прыжка. Он приземлился на плечо первого голема. Молот обрушился вниз, не на голову, а в «изъян» – шов между плитой плеча и шеи, где бронзовая скрепа была тоньше. Удар был сфокусированным, резонирующим. Бронза треснула, базальт раскололся. Голем замер, его рука бессильно повисла. Красный свет в глазницах померк.

Второй голем, потеряв цель, развернулся. Его кулак понесся к Каю, все еще сидящему на первом големе. Кай не стал спрыгивать. Он снова ударил Молотом, но не по голему, а по воздуху перед собой, высвобождая силу воды Кел'Торна. Воздух сгустился, превратившись в ударную волну невидимой воды. Она ударила в кулак голема, отклонив его траекторию. Кулак врезался в туловище первого голема, окончательно разрушая поврежденное соединение. Первый голем рухнул на мостовую, разваливаясь на глыбы.

Второй голем ревом выразил ярость. Он ринулся на Кая. Тот стоял на обломках первого, Молот на плече. Когда голем был в двух шагах, Кай активировал вплетенный яд Вайт'ракса на острие Молота. Он не стал бить. Он ткнул Молотом вперед, как копьем, в «изъян» на груди голема – тонкую бронзовую перемычку между плитами. Наконечник Молота коснулся металла. Маслянистый яд просочился в микротрещину. Базальт вокруг точки касания мгновенно потемнел, покрылся паутиной черных трещин и рассыпался в пыль. Голем замер, огромная дыра зияла в его груди. Красный свет погас. Он рухнул, как подкошенный.

Тишина. Только шипение пара из лифтовых шахт. Мастер Кровавого Молота смотрел на Кая, на обломки големов. Его каменное лицо не выражало эмоций, но в глазах горело нечто похожее на уважение.

– Достойно, – процедил он. – Владыка ждет. – Он повернулся к огромным дверям. Они бесшумно распахнулись внутрь, открывая проход в исполинское пространство.

Тронный зал Беллакора. Это была не комната. Это была гигантская кузница, арена и храм одновременно. Пол выложен массивными плитами черного камня, залитыми местами запекшейся кровью. По краям пылали десятки горнов, отбрасывая адские тени. Над ними на цепях висели гигантские наковальни и молоты. В центре зала возвышался трон – не из золота, а из тысяч спрессованных клинков, копий и обломков доспехов, скрепленных расплавленным металлом. И на этом троне сидел Он.

Беллакор. Бог Войны. Он был гигантом, легко вдвое превосходящим Кая ростом. Его тело, мощное как скала, было облачено в доспехи, казавшиеся вылитыми из застывшей, черно-красной крови. Они переливались тусклым багрянцем, пульсируя в такт чудовищному сердцу внутри. На плечах – острые наплечники, похожие на клыки дракона. Шлем с опущенным забралом в форме звериного черепа скрывал лицо, но из глазниц горели два уголька чистой, неразбавленной ярости. В его правой руке, опертой на подлокотник трона из оружия, лежал меч. Простой на вид, прямой клинок из темного металла, но от него исходила волна такой боли, отчаяния и ненависти, что Кай физически ощутил тошноту. Это было не оружие. Это был концентрат страданий всех, кто погиб от него или в его имя.

Аура Беллакора заполняла зал, давя, как горная порода. Она требовала поклонения, преклонения перед силой, жажды крови. Стражи у дверей и кузнецы у горнов пали на колени, уткнувшись лбами в камень. Мастер Кровавого Молота склонил голову. Только Кай стоял прямо, его доспехи «Пламя Возмездия» горели внутренним светом, ореол света и тени вокруг него дрожал, сопротивляясь давлению.

– Так это и есть червь, осмелившийся назвать себя наследником Игнариуса? – Голос Беллакора был низким, как подземный гул, и резал слух, как ржавая пила. Он поднялся с трона. Его движение было плавным, как у хищника, и заставило содрогнуться пол. – Тот, кто играет с металлом, как ребенок с глиной? Мастер рассказывал о твоих фокусах. Покажи. Покажи, что ты можешь. Помимо того, чтобы ломать каменных болванов. – Он медленно сошел с возвышения трона, его меч волочился по камню, оставляя искрящуюся черту.

Кай чувствовал крик Элары, отчаянный мысленный зов. «Они в опасности!» Времени на игры не было. Он поднял Молот.

– Я пришел не развлекать тебя, Беллакор. Я пришел положить конец твоей войне. Здесь и сейчас.

В зале повисла мертвая тишина. Даже горны словно притушили пламя. Затем Беллакор издал звук. Нечто среднее между рычанием и ледяным смехом.

– Конец? – Он поднял свой меч. Боль, исходившая от клинка, усилилась, стала почти осязаемой. – Война – это вечность. Война – это жизнь. А ты… ты просто еще один труп на моей стене. Но перед смертью… позабавишь меня.

Он двинулся. Несмотря на размеры, скорость была чудовищной. Меч Беллакора рассек воздух, оставляя кровавый шлейф и вой души, вырванной из тела. Кай едва успел поднять Молот для блока. Удар меча пришелся по набалдашнику. Грохот был оглушительным. Кая отбросило на пять шагов назад, его сапоги чертили искры по камню. Боль от клинка Беллакора прожгла его, как раскаленное железо, несмотря на доспехи. «Пламя Возмездия» заглушило часть физической силы, но психическую атаку пришлось гасить волевым усилием.

Беллакор не дал опомниться. Его второй удар был молниеносным уколом, направленным в стык нагрудника и наплечника. Кай активировал иллюзию Си'ротто. Его фигура дрогнула, сместилась в сторону. Меч прошел сквозь мираж, вонзившись в камень пола. Камень вокруг точки удала треснул, почернел от излучаемой боли.

Кай контратаковал. Молот обрушился на шлем Беллакора. Багровые доспехи Бога Войны вспыхнули, поглотив удар, как камень поглощает каплю воды. Беллакор даже не дрогнул. Он вырвал меч из пола и нанес диагональный удар. Кай прыгнул назад, используя силу ярости Вер'дака для ускорения. Лезвие меча просвистело в сантиметрах от его лица. Боль от близости клинка обожгла кожу.

– Слабо! – прогремел Беллакор, преследуя его. Его удары сыпались градом – тяжелые, сокрушающие, несущие не только физическую силу, но и волну парализующей боли и страха. Кай отбивался Молотом, используя Видение «Изъянов», чтобы находить слабые точки в атаках, его доспехи гасили часть энергии, иллюзии сбивали прицел. Но он был вынужден отступать. Мощь Беллакора была подавляющей. Его броня казалась неуязвимой. Аура ярости давила на разум, пытаясь выжечь все, кроме слепой ненависти.

– Владыка! Разреши! – крикнул Мастер Кровавого Молота, наблюдавший с края зала.

Беллакор отступил на шаг, его грудь тяжело вздымалась под кровавыми латами.

– Развлекайтесь, – бросил он, звуча почти скучающе.

Мастер сделал знак. Из тени горнов вышли фигуры. Не солдаты. Боевые кузнецы Мастера. Трое. Один – циклоп с гигантской кувалдой, на конце которой шипели клыки из раскаленного металла. Второй – человек в доспехах из вулканического стекла, с парой кривых, дымящихся кинжалов. Третий – женщина с кожей, покрытой металлическими чешуйками, с хлыстом из живой молнии в руке. Они двинулись на Кая, окружая его.

– Элара… Зефир… – мысленно прошептал Кай, отбивая удар кувалды циклопа и уворачиваясь от молниеносного хлыста. Он видел их лица перед внутренним взором. Видел страх Элары, боль Зефира, истощение Люмин. Он не мог проиграть здесь. Он не мог позволить Крагу причинить им вред. Ярость – не слепая, а холодная, сфокусированная – закипела в нем. Ярость не Беллакора, а его собственная. Ярость защитника.

Циклоп занес кувалду для сокрушительного удара. Человек в вулканическом стекле бросился сбоку, кинжалы направлены в стыки доспехов. Женщина с хлыстом замахнулась, чтобы опутать его ноги молнией. Кай не стал уворачиваться. Он впустил ярость. Вплетенную ярость Вер'дака и свою собственную. Его доспехи «Пламя Возмездия» вспыхнули багровым светом. Он вскрикнул – не от боли, а от выброса мощи. Волна чистой, сфокусированной ярости ударила от него во все стороны.

Циклоп замер на миг, оглушенный. Человек в стекле отпрянул, как от удара. Хлыст молнии свернулся, как побитая змея. В этот миг Кай среагировал. Молот обрушился не на циклопа, а на пол перед ним. Удар был резонирующим, усиленным силой тверди Тер'ракс. Каменная плита под ногами циклопа вздыбилась, раскололась. Гигант потерял равновесие, рухнув на колено. Кай прыгнул, используя спину циклопа как трамплин. Он пролетел над головой человека в вулканическом стекле, Молот свистнул вниз, не по доспехам, а по полу у его ног. Еще один резонирующий удар. Камень взорвался осколками, сбивая нападавшего с ног. Женщина с хлыстом выстрелила молнией. Кай активировал иллюзию – его фигура распалась на три. Молния ударила в пустоту. Прежде чем она поняла ошибку, Кай был уже рядом. Не Молотом. Кулаком в доспехах, с вплетенным ядом Вайт'ракса на костяшках. Удар пришелся в чешуйчатую грудь женщины. Металлические чешуйки почернели, потрескались. Она вскрикнула, отлетая, ее хлыст погас.

Все трое были нейтрализованы за считанные секунды. Кай стоял среди них, его доспехи пылали багрянцем ярости, смешанным с золотом и бирюзой искры Элары. Он повернулся к Беллакору.

– Хватит игр. Твой черед.

Беллакор наблюдал за схваткой, не двигаясь. Теперь он медленно кивнул.

– Лучше. Гораздо лучше. Но все равно… слабо. – Он поднял свой меч боли. – Твоя ярость… она искусственная. Заимствованная. Как и твоя сила. Моя – истинная. Первородная. – Он двинулся вперед. Его аура сжалась, стала тоньше, острее. Давление на разум возросло в разы. – Умри с честью, червь. Стань частью вечной войны!

Он атаковал. Не градом ударов, а одним, сокрушительным ударом сверху. Меч боли падал, как гильотина, неся с собой волну абсолютного отчаяния и агонии. Кай поднял Молот для блока, зная, что прямой удар может сломать его. Его Видение «Изъянов» сканировало Беллакора с бешеной скоростью. Броня… кроваво-красная, пульсирующая… Она была монолитной? Нет! Там! На груди, чуть левее центра! Точка, где сходились линии силы, питающие броню. Микроскопический «изъян», слабое звено в его абсолютной защите. Трещина в его бессмертной ярости.

Кай не стал блокировать. Он шагнул навстречу удару. В последнее мгновение, когда меч Беллакора был в сантиметрах от его шлема, он использовал силу иллюзии Си'ротто и теней Ум'браала не для смещения себя, а для создания кратковременного миража перед собой. Меч Беллакора ударил в мираж, прошел сквозь него. Истинный Кай был уже в движении. Он нырнул под руку Беллакора, оказавшись вплотную к его груди. Молот был уже на взводе. Весь его дух, вся воля, вся холодная ярость, вся сила Игнариуса, все вплетенные сущности богов сконцентрировались в одном движении. Он нанес удар. Не размашистый. Точечный. Сверлящий. В «изъян». В самое сердце кровавой брони.

Молот ударил. Раздался звук, похожий на треск ломающейся горы. Багровый свет брони Беллакора вспыхнул ослепительно ярко, затем погас. На месте удара, прямо над сердцем Бога Войны, зияла дыра. Не просто пробоина. Края дыры чернели, трескались, расползаясь, как гнилая ткань. Сквозь нее было видно… пустоту. Или бурлящую, кроваво-красную энергию, вырывающуюся наружу.

Беллакор замер. Его меч боли выпал из ослабевшей руки, с грохотом упав на камень. Он поднял руки к дыре в груди, к той пустоте, что вдруг открылась в самом центре его могущества. Из-под шлема донесся нечеловеческий стон – смесь невероятной боли, изумления и… страха. Страха перед небытием.

– Н-е-е-т… – прохрипел он. Кровавая броня начала рассыпаться вокруг дыры, превращаясь в черный пепел. Его гигантское тело дрогнуло, пошатнулось. – Война… вечна…

– Твоя война окончена, – прошептал Кай, отступая на шаг. Он поднял Молот. Не для удара. Для поглощения. Сила Беллакора, его сущность вечной войны, неистовой ярости, хлынула из разрушающегося тела, как река из прорванной плотины. Багровый, ослепительный поток устремился к Молоту, к Каю. Он впитал ее. Всю. Без остатка.

Волна энергии ударила в Кая. Не просто сила. Это был океан чистой, нефильтрованной ярости, боли, жажды разрушения, воинской гордости и безумной отваги. Она ворвалась в него, затопила сознание, сожгла нервные окончания. Его доспехи «Пламя Возмездия» вспыхнули ослепительным багрянцем, затмив все другие цвета. Золотые и бирюзовые прожилки едва просвечивали сквозь кровавую завесу. Кай вскрикнул, упав на колени. Молот выпал из его руки. Мир сузился до пульсирующей боли и всепоглощающей ненависти. Он хотел разрушать. Убивать. Видеть кровь. Слышать хруст костей. Беллакор хотел этого через него.

– КАЙ! – мысленный крик Элары, отчаянный, полный любви и страха, пробился сквозь багровый туман. Как луч света в кромешной тьме. Он ухватился за него. За ее образ. За образ Люмин, Зефира. За свою человечность. Он сжал зубы до хруста, сфокусировал всю волю на удержании этой ярости. Не подавить. Обуздать. Как дикого зверя. Как раскаленный металл в горне. «Я – Кай. Кузнец. Защитник. Я не твой!»

Багровый свет в доспехах померк, сжался до пульсирующего ядра на груди. Но он не исчез. Он остался. Горячим, опасным, частью его теперь.

Беллакор рухнул. Его гигантское тело, лишенное божественной сущности, начало рассыпаться еще в падении. Кровавые доспехи превратились в прах. Плоть – в пыль. Кости – в обломки мертвого камня. Через мгновение на месте Бога Войны лежала лишь груда темного пепла и обломков, над которой тускло светил его опустошенный меч боли.

Тишина в тронном зале была гробовой. Мастер Кровавого Молота стоял, как истукан. Стражи, кузнецы – все смотрели на груду праха, затем на Кая, поднимающегося с колен. Его доспехи все еще пульсировали багрянцем, но в глазах, видных через прорезь шлема, горел холодный, контролируемый огонь. Ярость была обуздана. Пока.

– Владыка… пал… – прошептал кто-то из стражей.

Хаос начался не сразу. Сначала – тихий шепот. Затем – нарастающий гул недоумения, страха, злорадства. Без Беллакора его аура ярости, державшая цитадель в повиновении, исчезла. Осталась только привычка к насилию. И страх. И ненависть.

Первыми взбунтовались рабы у лифтов. С криком они бросились на своих надсмотрщиков, хватая инструменты, куски угля. Крик подхватили рабы в зале. Солдаты заколебались. Некоторые бросились усмирять бунт. Другие – грабить склады. Третьи – смотреть на начальство, не зная, что делать.

Звон тревоги прорвал гул. Где-то высоко завыли сирены. Цитадель Вечной Бойни начала умирать, пожираемая собственным хаосом.

– Элара! – Кай схватил Молот. Его голос, усиленный яростью Беллакора, прорезал гул, как труба. – Держись! Я иду!

Он бросился к выходу, к Главным Вратам. Его путь лежал через ад, который он сам и развязал. Но теперь он нес в себе ярость, способную сокрушить любой заслон. И любовь, способную эту ярость удержать.