Читать книгу Манифест свободы. Почему свободные рынки – нравственны, а Большое Правительство – нет - Группа авторов - Страница 3

Цель этой книги состоит в том, чтобы опрокинуть традиционную мудрость, поставить ее с ног на голову и объяснить, почему свободные рынки демократического капитализма занимают высоконравственную позицию, почему экономическая свобода – наилучший путь для нравственного общества, основанного на иудеохристианских ценностях нашей культуры, корни которой лежат в Золотом правиле и Десяти заповедях.

Америка достигла точки перелома. В СМИ, в школах, за обеденными столами идут яростные споры о здравоохранении, энергетике, правах на получение социальной помощи, об образовании – одним словом, о будущем Америки. В конечном счете все эти споры сводятся к одному-единственному вопросу: каким обществом хотят быть американцы?

Этот вопрос можно сформулировать иначе: что лучше служит общему благу – свободные рынки или Большое Правительство?

До недавнего времени большинство американцев ответили бы: «Большое Правительство». Начиная с 30-х годов ХХ в. представление о том, что программы социального обеспечения и широкое вмешательство государства в экономику при президенте Франклине Д. Рузвельте спасли Америку от Великой депрессии, укрепило убеждение, что Большое Правительство – необходимое условие существования гуманного общества. Призывы к расширению государственного вмешательства почти всегда облечены в моральную риторику. Большое Правительство превратилось в синоним слова «сострадание», в единственный способ защиты от деструктивности рынков, а для тех, кто не преуспел в жизни, – и в способ обеспечения той сетки, которая дает людям подлинную безопасность от внешних и внутренних угроз.

Свободные, не стесненные ограничениями рынки, напротив, считаются холодными, аморальными сущностями, которым чужда забота о людях и которые являются главной причиной большинства экономических и социальных бед. Предпринимательство обвиняют даже тогда, когда причиной проблем является государство.

Мы были свидетелями подобных обвинений во время последнего финансового кризиса и рецессии. Обрушение жилищного рынка было конечным итогом продолжавшихся несколько десятилетий мер и решений Большого Правительства. Эти меры и решения были исполнены самых лучших намерений, но в конце концов оказалось, что они вели в ложном направлении. Однако в эмоциональных откликах на кризис вину возлагали преимущественно на частный сектор. В предшествовавшей кризису эпидемии отчуждения жилищ в пользу залогодержателей обвиняли «грабительское кредитование». Ответственность за крах 2008 г. на фондовом рынке возлагали всецело на «алчных» спекулянтов с Уолл-стрит, игравших на понижение. Между тем ни законодатели, ни работающие в СМИ обозреватели никогда всерьез не рассматривали решения, выдвинутые в рамках свободного рынка – такие как раздробление и приватизация Fannie Mae и Freddie Mac, созданных государством гигантов ипотечного кредитования, которые способствовали возникновению повального увлечения кредитами.

Порой даже сторонникам свободного предпринимательства бывает трудно четко объяснить, почему свободное предпринимательство – нравственно. Во время обсуждения этого вопроса группой специально отобранных специалистов на Празднике свободы (ежегодном сборище либертарианцев) в 2010 г. некий молодой человек поднял руку и сказал, что у него нет проблем с объяснением экономических преимуществ свободного рынка, но при этом признал, что «дать моральное обоснование свободы рынков» намного труднее. Несмотря на то что у этого человека имелись убеждения, достаточно сильные для принятия участия в конференции, посвященной экономической свободе, он испытывал затруднения с формулированием обоснования нравственных добродетелей американской экономической системы – той самой, что создала самое богатое общество в истории и привлекла миллионы иммигрантов, желавших осуществить свои мечты в стране возможностей. Во время праймериз кандидатов в президенты от «великой старой партии» соперники вроде Митта Ромни и Ньюта Гингрича весьма неохотно защищали моральные достоинства капитализма и не разделяли эту позицию с должной искренностью.

Это основополагающее убеждение в неопровержимых достоинствах Большого Правительства как высшей нравственной силы способствует раздуванию государства на всех уровнях до размеров, не имеющих прецедентов в истории Америки: государственные расходы, в 1929 г. составлявшие менее 10 % ВВП, ныне превышают 35 % ВВП[1]. Довод о «справедливости» Большого Правительства использован администрацией Обамы как обоснование мер регулирования и роста бюрократии, которая усилила контроль над огромными секторами экономики, начиная с финансовой сферы и заканчивая здравоохранением. Администрация Обамы поставила рекорд государственных расходов после Второй мировой войны, тех самых, что, по словам постоянного обозревателя Forbes.com Питера Феррары, «увеличили государственный долг настолько же, насколько его увеличили все предшествующие президенты, от Джорджа Вашингтона до Джорджа Буша, вместе взятые!»[2].

Ничто из совершенного администрацией Обамы не привело к полному восстановлению экономики либо к более гуманному или, вернее, к более удовлетворенному обществу. Действительно, по мнению многих, Америка ныне поляризована сильнее, чем когда-либо прежде. Вместо национального сплочения происходит нечто другое.

Опросы общественного мнения показывают появление новой тревоги в отношении государства. Один из опросов, проведенных компанией Gallup в 2011 г., показал «небывалый в истории» результат: 81 % американцев (как демократов, так и республиканцев) неудовлетворены тем, как правят страной. Но еще более важным было то, что, по данным проводившей опрос организации, «49 % американцев считают, что федеральное правительство стало слишком большим и могущественным, и это представляет непосредственную угрозу правам и свободам простых граждан. В 2003 г. данное мнение разделило менее трети (30 %) опрошенных»[3].

Все больше экономистов, историков и комментаторов, наряду со все большим числом простых граждан, ставят под сомнение убеждения, возникшие в эпоху Великой депрессии; они признают, что современное большое и бюрократическое государство является чем угодно, но только не силой, сострадающей трудностям своих граждан. Чрезмерно большое государство – не лекарство, а причина острых проблем, терзающих экономику и общество. Возникает консенсус: единственный путь к истинно справедливому и нравственному обществу пролегает через экономическую свободу – через свободных людей и свободные рынки.

Эта книга объяснит, что движет ростом настроений, усиливающихся пониманием того, что свободные рынки нравственны, а Большое Правительство – нет.

Есть явная ирония в том, что это разочарование в Большом Правительстве происходит при администрации, которая стремится стать воплощением идеала «сострадательного правительства» более энергично, чем любая другая администрация недавних времен. Вознесенного к власти избирателями, встревоженными обвалом фондового рынка в 2008 г., Барака Обаму провозгласили новым Франклином Делано Рузвельтом. На получившей ныне известность обложке журнала Time Обама был представлен в ставшей канонической позе Рузвельта: с выпяченным вперед подбородком, в шляпе, очках и с сигаретой в мундштуке. Президент незамедлительно приступил к построению планов впечатляющего расширения правительства, что тот же Time назвал «новым новым курсом» Обамы[4]. Чтобы провести через противящийся его инициативам конгресс Закон о защите пациентов и доступном медицинском обслуживании (так называемое «Обамаохранение»), президент прибег к политическому подкупу. В момент написания этих строк Верховный Суд США еще не вынес решения по этому непопулярному закону. Но если закону позволят устоять (полностью или частично), он приведет к 2700 страницам правил и стандартов, дающих государству новые и беспрецедентные полномочия в отношении страхователей здоровья и тех, кто оказывает медицинские услуги, а также медицинских учреждений.

Вскоре после «Обамаохранения» последовал закон Додда – Франка о реформе Уолл-стрит и защите – 2300 страниц правил и новых бюрократических инстанций, вводимых в финансовой отрасли, которая и без того уже жестко регулируется государством. Президент одобрил больше важных федеральных правил (важными мы называем нормы, действие которых приводит к стоимостному эффекту в более чем 100 млн долл.), чем трое его предшественников[5].

Прошло четыре года, и выяснилось, что эта претенциозная программа не смогла достичь целей – справедливости и милосердия. Вместо справедливости и милосердия – индекс нищеты в Америке, который (умножая уровень безработицы на уровень инфляции) достиг самого высокого уровня за последние 30 лет[6]. Сегодня у американцев, имеющих различное материальное положение и самые разные взгляды на происходящее, усиливается убеждение, что ничто не работает.

Ничто не работает. Вместо того чтобы сделать здравоохранение более доступным, проведенная администрацией весьма спорная его реформа привела к стремительному росту страховых премий[7].

Инициативы Большого Правительства в сфере энергетики – экологически чистой или традиционной – не сделали энергию более доступной. Сегодня цены на горючее выше, чем когда-либо прежде.

Закон Додда – Франка, целью которого было предупреждение событий вроде финансового кризиса 2008 г., не предотвратил убытков, которые понесли инвесторы MF Global. Мелким предприятиям получить кредит труднее, чем когда-либо. Между тем по всей стране, от Детройта до Вашингтона и Уолл-стрит, повсеместно наблюдаются примеры назначений на должности по знакомству, предоставления помощи, поддержки по политическим причинам и изъятий из закона по тем же причинам.

Ничто не работает. Большое Правительство снова и снова не может решить проблемы и исполнить свое обещание справедливости.

Например, справедливо ли, что граждане-налогоплательщики, бьющиеся, чтобы остаться на плаву в трудных экономических условиях, вынуждены платить все более высокие цены за бензин, электроэнергию и продовольствие, потому что политически мотивированные меры Большого Правительства, начиная от запретов на развитие и производство энергии и заканчивая мерами монетарной политики, размывают стоимость доллара? Или что гражданам приходится расплачиваться за щедрые жалованья и пенсии государственных служащих, уходящих на покой вскоре после того, как им исполняется 50 лет?

Справедливо ли, что люди, получившие политические назначения на должности в каких-либо федеральных ведомствах, которые никому не подотчетны, могут пытаться запретить авиастроительной компании Boeing открывать новый завод в штате Южная Каролина, который отчаянно нуждается в рабочих местах? Почему? Потому что профсоюзы в штате, где сосредоточено основное производство компании, недовольны тем, что новый завод находится в другом штате.

Справедливо ли, что единственным решением, которое, по-видимому, всерьез рассматривают сторонники Большого Правительства, оказывается дальнейшее расширение правительства и увеличение налогов на «миллионеров и миллиардеров»? Администрация Обамы делает это, несмотря на то что предшествующие администрации, как демократов, так и республиканцев, продемонстрировали, что освобождение экономики путем дерегулирования и осмысленного, общего для всех снижения уровней налогообложения (а не снижения налогов для определенных групп, пользующихся благорасположением властей) – наилучший способ увеличения благосостояния и создания рабочих мест. Налоги на доходы «1 % самых богатых» едва ли как-то скажутся на дефиците федерального правительства, который достиг 15 трлн долл. и за последние семь лет увеличился вдвое[8].

Ведущий постоянную колонку в газете Wall Street Journal Стив Мур задает вопрос: «Справедливо ли, что 10 % самых богатых американцев должны взваливать на себя большую долю налогового бремени, чем несут 10 % самых богатых людей в любой другой промышленно развитой стране мира, в том числе в социалистической Швеции?»[9]

Справедливо ли, что почти половина населения США сегодня не платит федеральные налоги на доходы?

Справедливо ли, что Большое Правительство разрослось настолько, что совокупный государственный долг намного превышает совокупные ежегодные доходы всех американцев и прибыли всех американских предприятий?

Даже сторонники Большого Правительства понимают зловещее предзнаменование, проявившееся в коллапсе государственного долга и уровне безработицы, выраженном двузначными цифрами, которые потрясают чрезмерно разросшиеся европейские государства благосостояния вроде Греции, Франции, Италии и Испании. Репортажи о беспорядках и отчаявшихся бюрократах, появляющиеся в СМИ, подводят к неизбежному вопросу: надо ли думать, что государство благосостояния, гарантирующее людям безопасность от колыбели до могилы и перераспределение доходов, должно приводить к такому результату? И многие люди спрашивают себя: не являются ли США следующими в этой очереди?

Недовольство Большим Правительством – лишь часть этого нового пробуждения, ведущего за собой также и новое признание нравственности предпринимательства. Технологическая революция последних 30 лет породила поколение предпринимателей, которые захватывают воображение общественности так же, как когда-то великие художники и рок-звезды. Свидетельством этого стали публичные выражения чувств, произошедшие по всему миру после кончины основателя компании Apple Стива Джобса в 2011 г. Преждевременная смерть Джобса, умершего в возрасте 55 лет от рака поджелудочной железы, стала таким же знаковым событием в культуре, какими были смерти Джона Леннона и Джона Кеннеди. Люди любого общественного положения, убеждений и национальностей писали о том, что значил для них Джобс и чему они научились у Джобса, размещая выражения своих чувств в Facebook, в Twitter и в сообщениях электронной почты, причем многие из этих текстов были написаны и разосланы с помощью iPad, iPhone и MacBook.

Знаменитую речь, произнесенную Джобсом в 2005 г. перед выпускниками Стэнфордского университета, на YouTube просмотрело более 6,3 миллиона человек, зачарованных ставшей ныне легендарной историей обретения Джобсом могущества: тем, как Стива усыновила небогатая супружеская чета, поскольку он был нежеланным ребенком для своих биологических родителей; тем, как Джобс бросил учебу в колледже и позднее основал Apple только для того, чтобы быть уволенным из компании, одним из основателей которой он был; наконец, тем, как он смог преодолеть неудачу и в конце концов вернуться в Apple, чтобы создать изобретения, ставшие венцом его жизненных достижений. Даже участники демонстраций Occupy Wall Street отвлеклись на время от протеста, чтобы воздать должное покойному. В первую же неделю продаж написанная Уолтером Айзексоном монументальная биография Стива Джобса разошлась в количестве 380 тысяч экземпляров.

Этот мощный прилив чувств отразил нечто большее, чем простую благодарность за созданные Джобсом продукты. Это было также и инстинктивным всеобщим признанием морального аспекта достижений Джобса. Подобно немногим, Стив Джобс воплотил и выразил моральную сущность человеческих предприятий, заключающуюся в способности человека создавать инновации, которые помогают другим. Джобс сделал это, следуя собственным устремлениям и в полной мере развивая свои креативные способности.

В то самое время, как люди оплакивали кончину великого предпринимателя, президент Обама требовал с налогоплательщиков больше денег на «создание рабочих мест» – и это после того, как триллионы долларов, потраченные на «стимулирование», явно не смогли оживить экономику. А основатель Apple, прямо и косвенно, создал миллионы рабочих мест в США и по всему миру, не взяв на это ни гроша из денег налогоплательщиков.

Джобс и его партнер Стив Возняк создали Apple на средства инвесторов и инвестиционных банкиров, которые в конце концов сделали Apple публичной компанией – и ведь это именно та категория людей, которых участники движения Occupy Wall Street и сторонники расширения правительства обвиняют в «алчности» и «жадности».

У этих достижений есть и оборотная сторона. В некоторых секторах экономики произошло сокращение рабочих мест. iPod и iTunes, позволившие покупать музыку онлайн, нанесли сильный удар розничным продавцам музыки. Графические возможности программного обеспечения изделий компании Apple вытеснили тех, кто ранее работал в полиграфической и звукозаписывающей отраслях. Да и сам Джобс не был ангелом. Известный своей раздражительностью, он мог проявлять безжалостность по отношению как к сотрудникам своей компании, так и ко всем тем, кто ему перечил. Жизнь Джобса – никоим образом не идеальная картина.

Но ценность, которую создавали Джобс и его компания, намного превосходила все минусы. Apple генерировала возможности и создавала богатства для миллионов людей – сотрудников самой компании, ее акционеров, людей, торговавших продуктами компании и использовавших эти продукты в своей деятельности. Ни одна государственная программа не могла произвести те нравственные выгоды, которые Джобс дал обществу.

Стоит отметить, что среди тех, кто размышлял о кончине Стива Джобса, был Сами Мубайед, профессор университета в Сирии, где родился биологический отец Джобса. Мубайед написал, что, хотя молодых сирийцев вдохновляет связь с предпринимателем-визионером, они понимают, что «если бы Джобс работал в Сирии, он, вероятно, не совершил бы ни одного из своих открытий»[10]. Вот почему, по словам Мубайеда, Сирия не обеспечивает необходимую для инноваций «экосистему и поддерживающую инновации среду». Социалистическая страна жестко контролирует банки и экономическую политику, которые диктуются государством в целях устранения «классового неравенства»[11]. Все, чего добились сирийские власти, – создание нищеты: средняя заработная плата в Сирии составляет 2,61 долл. в час.

США – не Сирия. Однако продолжающееся десятилетиями в США умножение рядов бюрократии Большого Правительства и усиливающееся регулирование ныне подрывают нравственное общество, разрушая экономическую и личную свободу. Сегодня все больше примеров нарушения моральных принципов бюрократией Большого Правительства и нормами регулирования. Мы видели это на примере Закона о здравоохранении, который привел к тому, что администрация навязывает свои правила католической церкви, а это люди разных религиозных убеждений считают нарушением свободы вероисповедания. Господство Большого Правительства в здравоохранении привело к возникновению новой этики «экономного здравоохранения», которое, как считают наблюдатели, вступает в конфликт с традиционными, многовековыми принципами медицины и ставит расходы выше интересов пациентов[12]. Других пугает усиливающееся злоупотребление законодательством: органы местной власти заставляют людей продавать свои дома и предприятия, чтобы расчистить путь коммерческим проектам, которые выгодны муниципалитетам. Близорукие бюрократы Большого Правительства могут порой забывать, что их дело – помогать людям. Пример такой «забывчивости» – заявление властей города Нью-Йорка о том, что они больше не станут принимать дары, приносимые церквями и синагогами в виде продуктов питания, потому что не могут контролировать содержание в этих продуктах клетчатки, жиров и солей[13]. Все больше американцев начинают считать Большое Правительство повинным в грехах, которые сторонники государственного вмешательства приписывают частному сектору. Постоянный рост бюрократии и введение все новых мер Большого Правительства обусловлены эгоизмом, алчностью и стремлением к политическому господству.

Возникают вопросы и о подлинном наследии Франклина Делано Рузвельта. Экономисты и историки, в том числе Эмити Слаес, Бартон Фолсом, Джон Кокрейн и Роберт Хиггс, убедительно показали, что безустанное государственное вмешательство на самом деле привело к затягиванию Великой депрессии. Налоги, необходимые для финансирования кейнсианских расходов администрации Ф. Д. Рузвельта и его программ создания рабочих мест, высасывали из экономики капитал. Установленные Ф. Д. Рузвельтом контроль над ценами и квотирование производства также создали неопределенность, которая удерживала предпринимателей от найма работников. Все это отложило восстановление экономики до времени, последовавшего после Второй мировой войны.

К тому же о текущих событиях люди информированы лучше, чем когда-либо прежде, и могут яснее понимать моральную риторику Большого Правительства. До конца 1970-х годов существовали лишь три крупные сети вещания. Радио было носителем местной информации. Сегодня существуют бесчисленные источники получения информации, такие как кабельные сети, радиостанции, вещающие на всю страну. И, конечно же, интернет. Все эти СМИ предоставляют форум для нетрадиционных мнений, в том числе и для мнений, отражающих новую высокую оценку нравственных устоев свободного предпринимательства и свободных рынков.

Цель данной книги – озвучить подобные мнения. Интересам гуманного и сострадательного общества лучше всего служит экономическая свобода. На протяжении всей истории свободные рынки демократического капитализма сделали для повышения уровня жизни и процветания, улучшения жизни больше, чем любая другая система. Именно свободные рынки демократического капитализма приводят к тому, что мыслители называют «расцветом человека».

Свободные рынки позволяют направлять созидательную энергию людей на удовлетворение желаний и потребностей других людей, на улучшение жизни, на превращение скудости в изобилие. Раскрепостив небывалую креативность, генерировав богатства и повысив уровень жизни, открытые рынки помогли не только бедным. Способствовав утверждению идеалов доверия и сотрудничества, щедрости и демократии, экономическая свобода стала более мощной силой, обеспечивающей права человека, самоопределение и нравственность, чем любая правительственная бюрократия.

В ходе любой дискуссии о нравственности капитализма свободного рынка возникает вопрос: если рынки нравственны, откуда берутся люди, подобные Бернарду Мэдоффу (здесь читатель может по своему усмотрению вставить имя любого другого известного хитреца)? Никто не сомневается, что государство необходимо для защиты прав граждан и гарантирования господства закона. Но явно гипертрофированное и политизированное государство заканчивает тем, что подрывает нравственные устои общества. Вместо того чтобы наделять людей властью, программы Большого Правительства, начиная с социальных субсидий и заканчивая материальной помощью, которую государство оказывает корпорациям, способствуют усилению зависимости и разрушению личной ответственности, подталкивают частных предпринимателей и компании к принятию плохих решений. Обременительные правила и чрезмерное налогообложение удерживают людей от создания и развития предприятий. Такие правила и налоги сдерживают экономическую активность и создание богатств, препятствуют прогрессу индивидуумов и общества. Назойливые правила, стремящиеся регулировать все, от страхования до запретов на трансгенные жиры, ограничивают предпринимательство, свободу индивидуального выбора и поощряют злоупотребления властью.

В этом крайне политизированном бюрократическом мире связь усилий с вознаграждениями часто мала, а нередко отсутствует вовсе. Политически обусловленные правила и программы, начиная с субсидий корпорациям и заканчивая антитрестовским законодательством, благоприятствуют интересам могущественных новичков и удерживают людей, подумывающих о собственном бизнесе, от реализации их планов. Вместо того чтобы способствовать сотрудничеству, Большое Правительство имеет свойство способствовать поляризации общества, поскольку побуждает разные группы населения, молодых и старых, богатых и бедных, соперничать за милости и предпочтения. Вместо того чтобы поощрять расцвет людей и изобилие, эта политизированная, контролируемая среда вызывает оцепенение и дефицит. Экономики и рынки, подчиненные господству государства, характеризуются стагнацией и нравственным недугом. Такие экономики и рынки производят меньше товаров и услуг, меньше инноваций, дают низкие уровни жизни, а также вызывают недоверие, несправедливость и коррупцию.

Мы уже были почти в таком положении раньше. Похожие вопросы о Большом Правительстве ставили в 1970-х годах. Расширение государства не только при Джимми Картере, но и при Ричарде Никсоне привело к десятилетию стагфляции. Возникшее в результате этого разочарование в государстве помогло возрождению свободной рыночной экономики, бросившей вызов принципам ортодоксального стейтизма времен Ф. Д. Рузвельта. В 1980 году Милтон и Роуз Фридман опубликовали книгу «Free to Choose» («Свобода выбирать»[14]), которая сразу же стала бестселлером, а позднее – основой невероятно популярного телесериала. Эта книга стала интеллектуальной основой движения, достигшего пика могущества в годы, последовавшие за избранием Рональда Рейгана президентом США. Экономическая программа Рейгана раскрепостила экономику. Удалось победить инфляцию, снизить налоги и ослабить удушающее активность регулирование. Это не только укрепило экономику США, но и вызвало волну процветания во всем мире. Страны от Индии до Швеции последовали поданному Рейганом примеру и провели либерализацию своих экономик. Три десятилетия роста, начавшегося после этой либерализации, были прерваны только нынешним финансовым кризисом и последовавшей рецессией, но, как мы покажем далее, и кризис, и рецессия были травмами, причиненными государством экономике.

Успех Рейгана должен был бы уничтожить моральное доверие к патернализму Большого Правительства. Но преодолеть старые предрассудки нелегко. Можно сказать, что старые убеждения «умирают, но не сдаются», а дурные идеи обнаруживают особое упорство. С древнейших времен считается, что свободные рынки ставят прибыль выше людей. Сократ утверждал, что «чем сильнее люди ценят деньги, тем меньше они ценят добродетель». Апостол Павел учил, что «любовь к деньгам – корень всех бед». Торговлю слишком часто рассматривают не как обмен, а как сделку с «нулевой суммой результатов», то есть когда один выигрывает за счет другого.

В СМИ, университетах, кинофильмах, телешоу и литературе корпорации и их руководителей издавна изображали жадными эксплуататорами. Свободные рынки характеризуют как всеобщую борьбу за выживание в духе Дарвина, и в этой борьбе выживают самые сильные, тогда как все остальные несут убытки. Даже люди, которые высоко ценят способность коммерции обеспечивать материальное процветание, утверждают, что Большое Правительство насущно необходимо для предупреждения внутренне присущей рынкам холодности и безжалостности, способствующих разрушению гражданского общества.

Эта вера в нравственное превосходство государства остается глубоко встроенной в ДНК американцев. Риторика стейтизма – или, как сказали бы некоторые, путь вины, – отлично принуждает людей к обороне. Тех же, кто выступает в защиту свободных рынков и решений, помогающих свободному предпринимательству, называют бессердечными и безразличными к судьбам других. Защитники Большого Правительства обычно изображают решение о поддержке или противодействии Большому Правительству как выбор между эгоизмом и милосердием. Вы хотите сказать, что возражаете против того, чтобы люди могли получать услуги здравоохранения?

Если людей, публично выступающих в защиту рыночных мер в СМИ, часто превращают в демонов – трудно отстаивать благоприятствующие рынку меры. Как язвительно заметил ведущий постоянной колонки в газете Wall Street Journal Уильям Макгарн, люди, верующие в Большое Правительство, могут делать вид, будто «на практике не видят никакой разницы между теми, кто выступает против повышения налогов, и теми, кто готов отрубать кончики пальцев женщинам, которые ходят с полированными ногтями»[15].

Сторонники свободного предпринимательства обычно слышат примерно такие вопросы: «Может ли быть моральной потеря людьми их пенсионных денег при обрушении финансовых рынков? А что вы скажете по поводу алчности Уолл-стрит и сверхвысоких вознаграждений руководителей корпораций? А почему усиливается неравенство доходов?» Подобные вопросы обычно спровоцированы ослаблением корпораций, удручающими данными о состоянии рынка труда, скандалами или кризисами вроде тех, что разыгрались в здравоохранении. Такие события обычно освещают СМИ, враждебные рынкам.

В СМИ был настоящий праздник, когда инвестиционный банкир Грег Смит опубликовал в газете New York Times очерк «Почему я покидаю Goldman Sachs». Смит обвинил своего бывшего работодателя в ненасытном стремлении к прибыли и навязывании клиентам инвестиционных продуктов, которые не соответствовали их потребностям[16].

В последовавшем за этим потоке публикаций никто не задавался вопросом, что же все-таки заставило Смита внезапно уйти из Goldman Sachs после 12 лет работы в этой компании и согласны ли клиенты Goldman Sachs с оценкой Смита. В конце концов если дела обстояли так скверно, как утверждал Смит, то почему не было массового исхода клиентов из этой компании, а ведь ими являются ряд крупнейших в мире корпораций и институциональных инвесторов?

Питер Коэн заметил на сайте Forbes.com: «Вопрос в том, почему у Goldman Sachs вообще есть клиенты?» И предположил, что одной из возможных причин является то, что «выгоды сотрудничества с этой компанией превосходят расходы, сопряженные с таким сотрудничеством»[17].

К сожалению, внимание сосредоточивают преимущественно на алчности, что характеризует современное состояние СМИ, которые набрасываются на горячие темы, если происшествие или статистические данные текущего момента, предположительно иллюстрирующие тезис об алчности, привлекают внимание большинства людей. Неудобные детали, вроде реальной ситуации, всегда дают мелким шрифтом. Возложение ответственности за отчуждение заложенной недвижимости, выплата задолженности за которую вызывала более чем обоснованные сомнения (или за высокую стоимость медицинского страхования или бензина и т. д.), на хищные компании намного более понятно, чем объяснение, что же на самом деле происходит, когда неудачные или неверные правительственные решения искажают функционирование рынка.

Наконец, людям по природе свойственно искать виноватых в случаях, когда что-то идет неладно. Брайан Каплан, профессор экономики из университета Джорджа Мейсона, обнаружил, что люди часто более склонны к пессимизму, когда речь идет об оценке состояния экономики, и к оценке проблем с панических позиций, чем это оправдано реальным положением дел[18].

Таким образом, об успехах свободных рынков в повышении уровня жизни обычно не сообщают. В заголовки попадают новости о повышении стоимости авиабилетов, тогда как сведения о снижении билетной стоимости в заголовки не попадают. Акцент на негативные новости настолько силен, что оценить общую положительную и более широкую картину трудно, несмотря на упоминания о неких позитивных сдвигах.

Репортерам, даже тем из них, кто хорошо относится к свободным рынкам, свойственно при обсуждении законодательства использовать слово реформа и его производные. Но многие законы Большого Правительства, называемые реформами, являются чем угодно, только не реформами. Люди стали бы иначе оценивать моральность проведенного Большим Правительством реформаторства, если бы в таком обозначении было больше истины. Например, что было бы, если бы закон об «Обамаохранении» назвали, скажем, Законом о государственном контроле над здравоохранением? Вспомните: многие из самых горячих сторонников этого закона, в том числе Нэнси Пелоси, в то время бывшая спикером палаты представителей конгресса США, никогда не читали законопроект. Что бы они подумали о законопроекте, если бы знали, что он, как мы начинаем понимать сейчас, предусматривает создание 159 новых бюрократических ведомств, введение бесчисленных регулирующих правил, многих новых налогов и появление более чем 16 тысяч агентов Налоговой службы, которые будут навязывать людям приобретение обязательного медицинского страхования? Или если бы они знали о том, что некоторые положения закона просто потрошат частных страховщиков? Сомнительно, что, будь сторонники «реформы» более информированными, они отстаивали бы «нравственность» принимаемого закона с той же страстью.

В каждой главе этой книги добродетельность свободных рынков противопоставлена моральным несовершенствам гипертрофированного государства. Например, когда речь идет о здравоохранении (или любом рынке), надо задать настоящие, касающиеся сути вопросы: «Хотите ли вы появления инновационного свободного рынка, сосредоточенного на удовлетворении потребностей конкретных потребителей медицинских услуг? Или желаете получить неуклюжую, жесткую бюрократическую систему, которая прежде всего и главным образом служит своим собственным политическим потребностям, а именно политическим интересам политиков и профсоюзов государственных служащих?»

Именно это является основной темой главы 1 «FedEx или Почтовая служба США?», которая проливает свет на центральное различие, заключающееся в том, что свободные рынки удовлетворяют потребности людей, тогда как Большое Правительство служит своим собственным потребностям. А главная потребность Большого Правительства – расширение бюрократии и усиление ее могущества. Это было замечено десятилетия назад и описано в книге «Закон Паркинсона» Сирилом Норткотом Паркинсоном, ученым, изучавшим проблемы поведения. Не случайно, в то время как американский народ боролся с рецессией, благосостояние Вашингтона, округ Колумбия, продолжало расти. В период 2007–2010 гг. экономика столицы США росла азиатскими темпами, в среднем на 6,9 % в год, по сравнению с темпами роста экономики других крупных городов, составлявшими 1,1 % в год[19]. За многими программами и политическими мерами, представленными избирателям как нравственно необходимые (в том числе спорным выделением администрацией 787 млрд долл. на экономическое стимулирование, которое, по замыслу, должно было подхлестнуть экономику путем создания рабочих мест), кроется ненасытное стремление к росту. Большая часть денег, выделенных на экономическое стимулирование, пошла на финансирование существующих рабочих мест в государственном аппарате и местных органах власти.

В главе 2 поставлен вопрос: «Свобода или Большой Брат?» Выбор между свободными рынками и Большим Правительством – это выбор между свободой и принуждением. Возможно, что в США Большое Правительство – все же не Большой Брат. Однако люди, поддерживающие Большое Правительство и его законы, должны были дважды подумать о своей позиции, если бы понимали возникающие возможности для злоупотреблений.

Люди, озабоченные могуществом, которым предположительно обладают крупные корпорации вроде Walmart, не замечают реальной угрозы свободе, исходящей от мелочных правил, норм и бюрократии, которые являются побочными продуктами слишком большого государства. Такие отклики выходят далеко за пределы возвышенных материй и «Обамаохранения». Например, никому не подотчетные ведомства Большого Правительства вроде Управления по охране окружающей среды и Министерства сельского хозяйства регулярно направляют вооруженных агентов на рабочие места и в дома людей, обвиняемых в нарушении норм государственного регулирования. В главе 2 также рассмотрен разрушительный образ действий, применяемый властными органами для насильственного манипулирования стоимостью имеющихся в их распоряжении средств.

Эта тенденция к злоупотреблениям такого рода является причиной, по которой экономист Фридрих фон Хайек в 30-х годах ХХ в. предупреждал о том, что слишком много государства может завлечь людей на «дорогу к рабству» – или к тирании. Напротив, страны, в которых господствует государство, но которые проводят либерализацию своей экономики, переживают расцвет политических свобод. Экономическая свобода – это в конечном счете личная свобода.

Большое Правительство не только попирает права. Оно подавляет созидательный потенциал людей и компаний, налагая на них жесткий контроль. Свобода позволяет людям экспериментировать, отходить от традиционных способов действия и производства, терпеть неудачи и добиваться успеха. Поскольку экономическая свобода позволяет людям направлять свой эгоизм и созидательную энергию в конструктивное русло предпринимательства, свободные рынки генерируют инновации и изобилие. А рынки и общества, подчиненные государственному контролю, характеризуются стагнацией и нередко дефицитом.

Спросите канадцев, чья система страхования, финансируемая только государством, является именно той системой, которую сторонники государственного здравоохранения хотят установить в США. Канадцам отказывают в передовых методах лечения, которые практикуют в США, потому что канадское правительство не желает платить за такие методы. По данным Института Фрейзера, «мозгового центра» канадских сторонников свободного рынка, среднее время ожидания приема врачом-специалистом составляет в Канаде 19 недель, что вдвое больше, чем 20 лет назад[20]. Несколько лет назад некий мужчина подал в суд на правительство провинции Квебек за то, что ему прошлось целый год дожидаться операции по замене тазобедренного сустава. Профессор Брайан Дей, бывший президент Канадской медицинской ассоциации, сказал: «Канада – страна, в которой собаке операцию по замене тазобедренного сустава могут сделать в течение недели с момента обращения за помощью, а людям приходится ждать таких операций по 2–3 года»[21]. Тем временем в Европе, где, собственно, и возникло государственное здравоохранение, разрабатывают меньше лекарств и методов лечения потому, что управляемые государством системы здравоохранения препятствуют получению компаниями необходимой для финансирования исследований и разработок прибыли.

Этот вопрос стоит в центре главы 3 «Кремниевая долина или Детройт?». Государственное вмешательство – главная причина того, что автостроение впало в ступор и утратило конкурентное преимущество, тогда как отсутствие вмешательства – главная причина, по которой Кремниевая долина стала генератором творческих идей. Участники движения Occupy Wall Street, протестующие против прибылей, могли бы рассуждать иначе, если бы понимали, что такие прибыли являются источником инвестиционного капитала, который дает Америке конкурентное преимущество.

В главе 4 «Зарплаты или продовольственные талоны?» поставлен вопрос: «Что лучше для народа и общества?»

Выбор между экономической свободой и государственным патернализмом – это выбор между обретением власти и зависимостью. Искусственно поддерживая частных предпринимателей и компании, Большое Правительство своей политикой и субсидиями удерживает людей от движения вперед, растлевая суждения и подрывая производительность и предприимчивость, что приводит к застою.

Сторонники Большого Правительства настаивают, что социальное обеспечение и программы предоставления прав на особые льготы – единственный способ проявления милосердия, сострадания. Но разве в создании пассивности и уничтожении человеческой инициативы есть что-то действительно милосердное? Свободные рынки дают людям и организациям силы для конкуренции, позволяют учиться на ошибках, адаптироваться и двигаться вперед.

В главе 5 «Apple или Solyndra?» мы сравниваем меритократию свободных рынков с экономиками, в которых господствует государство и которые коррумпированы тем, что мы называем «феодализмом для немногих избранных». Слишком многие решения Большого Правительства, осуществленные «во имя справедливости», будь то в здравоохранении или в создании рабочих мест, в действительности являются формами фаворитизма. Вместо частных предпринимателей и компаний, идущих вперед благодаря тому, что они хорошо обслуживают рынки, выигрыши получают те немногие, кто пользуется политическим покровительством. Когда критики свободного рынка порицают «кумовской» капитализм, они жалуются законно. Но в этих отношениях господствует распределяющее блага Большое Правительство. Разницу между свободным обществом и обществом, в котором господствует насаждаемое Большим Правительством кумовство, иллюстрирует контраст, существующий между США и Аргентиной. Обе страны возникли как пограничные общества. Но из-за стейтизма и фаворитизма Большого Правительства Аргентина никогда не процветала так, как США, и всегда ковыляла от одного экономического кризиса к другому.

В заключительной главе 6 мы рассматриваем нравственные последствия жесткой философской грани, разделяющей сторонников свободного рынка и приверженцев государственного вмешательства. Свободные рынки демократического капитализма основаны на моральном оптимизме, исторической убежденности в том, что изобретательность человечества решит сегодняшние проблемы и создаст продукты, которые приведут к лучшему будущему. Инвестирование требует веры в прогресс. Торговля основана на доверии, положительном ожидании того, что люди будут выполнять соглашения и действовать в соответствии с данными ими обещаниями. Большое Правительство, напротив, основано на более пессимистическом отношении к людям и будущему. В главе 6 поставлен вопрос: «Дух Рейгана или дух Обамы?», ибо и язык, и взгляды этих двух американских президентов отражают их принципиальные различия.

Справедливого и нравственного общества хотят все. Но какой путь к такому обществу лучше – тот, которым идет политически мотивированная государственная бюрократия, или путь рыночной демократии, в которой каждый голосует своими деньгами? Говоря точнее, действительно ли решать, что справедливо и нравственно, должны государственные бюрократы, связанные политическими интересами?

Люди, призывающие к расширению государственного вмешательства, чтобы покончить с бедностью и несправедливостью, пренебрегают тем фактом, что прежние государственные правила и программы не смогли решить проблемы бедности и несправедливости, а во многих случаях даже способствовали их обострению. Американцы – гуманный и отзывчивый народ. В различных сферах жизни американского общества, подобно здравоохранению, есть несомненные реальные проблемы. Противиться требованиям принятия новых государственных программ, которые, по замыслу их сторонников, должны помочь другим людям, возможно, трудно. Но обращенная к лучшим чувствам риторика отвлекает внимание от того обстоятельства, что предлагаемые решения обычно предусматривают размножение бюрократии. Либералы, отстаивающие «сострадание» и «права человека», могут снова понять (если, конечно, задумаются), что на самом деле они бьются за новые правила, меры регулирования и еще бо́льшую волокиту, то есть за все то, что ограничит нашу свободу. У государственных бюрократов плохая история соблюдения прав личности. И, вводя все новые правила, бюрократия чинит задержки.

В этой книге речь идет о том, как Америка понимает себя как нацию. По-прежнему ли Америка выступает за мечту отцов-основателей об экономической и личной свободе, о фундаментальном праве на «жизнь, свободу и стремление к счастью»? Или Америка превращается в государство благосостояния европейского типа? В последующих главах представлены реальные альтернативы, которые следует рассмотреть в спорах по данному вопросу. Ставкой в этом споре являются национальная идентичность американцев и будущее Америки.