Читать книгу Гастролеры, или Возвращение Остапа - Константин Алексеевич Чубич - Страница 31

Проснувшись с первыми лучами светила, наш неутомимый искатель приключений посмотрел на спящую красавицу. Он пришёл к нерушимому заключению о том, что вечером, в сиротливом свете восковой свечи или подглядывающих сквозь шторы лучах одинокого фонарного столба, женщины выглядят привлекательнее и заманчивее, нежели утром, как в предрассветной мгле свалившаяся с насеста или жердины испуганная курица, с всклокоченными и растрёпанными волосами.

Слегка подуставший от бурной ночи Жульдя-Бандя принялся набрасывать на листке воззвание к хворым и немощным.

Виолетта, проснувшись, свершила утренний моцион. С мраморным ликом, будто прощаясь, протянула брикетик четвертных.

– Оправдаю, отслужу, отстрадаю, отсижу (Л. Филатов), – не скрывая радости, торжественно пообещал Жульдя-Бандя, определив деньги в дипломат.

Прощаясь с Виолеттой, чмокнул её в щёчку, запеленав сие в поэтическую фланельку:

– Я её целовал, уходя на работу, а себя, как всегда, целовать забывал (В. Трошин).

– Та, бедненький, – она отправила сочувственный взор своему неугомонному гостю…

Безжалостно пожирая ногами ступенки, наш неуёмный Дон Жуан скатился вниз…

…Типография была в двух кварталах от дома, куда он и направился, чтобы придать своему детищу благородные формы.

Он, насвистывая «Турецкий марш» Моцарта, грудью разверзал глупую атмосферу. Беззаботно мотылял дипломатом, в прекрасном настроении от того, что Виолетта выделила на организационные расходы целых три тысячи, которые копила в надежде приобрести подержанный автомобиль. К слову сказать, деньги до знакомства с бродячим шарлатаном были неприкосновенны. Именно по этой причине стиральную машину она приобрела в кредит, в чём отсутствовала логика.

Он упивался гостеприимством праматери городов и щедростью и доступностью одной из его дочерей. «Получил кредит вместе с кредиторшей», – радовался, как дитя, ветреный повеса.

Редактор, читая текст, с трудом справился с собой, дабы предательской улыбкой не выдать своего отношения к «потомственному магистру третьей степени посвящения», больше походившему на самого обыкновенного жулика.

Впрочем, ему было глубоко наплевать на условности, а больше интересовала сумма гонорара. По предложению редактора, в черновик были внесены некоторые изменения. Жульдя-Бандя стал «Народным целителем международного класса», «Потомственным магистром третьей степени посвящения» и «Заслуженным экстрасенсом», а не наоборот.

Размножив афишу до двадцати экземпляров, редактор, вручая заказчику, объявил, уменьшительно-ласкательно напевая, как напевают пред тем, как облапошить:

– Семь рубликов за экземплярчик. Сто сорок рубликов за заказик: афиши выполнены на лощёной бумаге, – напомнил он.

– Сто сорок рублёв?!

– Сто сорок рубликов, – согласился редактор, снова уменьшительно-ласкательно смягчая приговор.

– Сто сорок рублёв – на постройку кораблёв, – с грустью констатировал целитель. – Это же месячная зарплата целого академика!

– Мне их от всего сердца жаль! – редактор соболезнующим взглядом посмотрел на заказчика, которого ему, по всей видимости, было жаль не меньше, нежели академиков.

– Может, всё-таки попытаемся найти компромисс? – в надежде сохранить часть выделенных Виолеттой бюджетных средств, жалостливо вопрошал заказчик, которому сумма в сто рубликов импонировала больше.

– Компромисс нужен в постели, чтобы согласовать вожделения и позы, – улыбаясь, промычал редактор, крайне довольный своим остроумием.

– Одним словом – торга не будет? – с грустью заключил Жульдя-Бандя.

– Вы необыкновенно проницательны, – заметил редактор, принимая деньги. – У вас феноменальные экстрасенсорные способности. Нужно будет сходить на ваше… действо. Где оно, если не секрет, будет? В Херсоне?! – редактор с таким удивлением посмотрел на заказчика, будто тот сказал: «На Земле Франца-Иосифа».