Читать книгу Корах. Роман о времени - Константин Консон - Страница 11

Мысленно путешествуя по лабиринтам истории, Корах пытался разглядеть проторенные праотцами пути. Согласно высшему замыслу, этими путями должен был двигаться еще не родившийся, не сформировавшийся народ. Перед ним раскрывалась связь поколений, от отца к сыну и от учителя к ученику передававших знания о Боге. Порой во время таких размышлений он впадал в состояние отрешенности, и тогда казалось, он перенимает эстафету духовной традиции, которую только и можно раскопать в недрах многолетнего опыта человеческого бытия.

"Детство – восход судьбы в просыпающейся жизни" – эти слова, непонятно, когда и кем сказанные, нередко всплывали в его сознании. Кораху вспоминался день, когда отец взял его с братьями на праздник осеннего урожая. Младшему в семье, ему едва исполнилось шесть лет, и он впервые видел такое количество людей. Веселая, шумная толпа запрудила пологий берег Нила, расположившись вокруг пестрых шатров. В памяти остались свежие лепешки и сочные фрукты, которыми взрослые обильно их угощали. К восторгу детей, им позволили играть в специально построенных к празднику шалашах.21

В самый разгар веселья зашел отец, взял его за руку и повел к реке. Народ хлынул к пристани, куда причаливала лодка с резной деревянной фигурой на носу. Братья сказали ему, что это изображение бога Атона, а в лодке приплыл знаменитый египетский вельможа, который будто бы приходится дядей отцу их отца. Шестилетний Корах ничего не понял в запутанных родственных связях и тут же о них забыл. Зато корабль прочно зацепился швартовыми за детское воображение. Статуя Атона на высоко задранном носу ладьи, украшенная позолоченной скульптурой королевской кобры, желто-черный парус, напоминающий недостроенные пирамиды в долине Нила, две дюжины черных мускулистых гребцов с лоснящейся от пота кожей, и наконец, тот кого все ждали. Корах запомнил общего любимца: он походил на старого сфинкса в своем синем с желтыми змеями парике. Собравшаяся у причала толпа расступилась и приветствовала его.

Отец объяснил, что этого почтенного старца еще юношей привезли в Египет как раба, и что чуть ли не собственные братья продали его за двадцать сребреников каким-то ишмаэлитским купцам. Он попал в дом одного высокопоставленного царедворца, личного друга фараона, и благодаря своим замечательным способностям в ведении дел и в торговле, вскоре был назначен в этом доме главным управляющим. Что произошло потом, Корах не запомнил, а только отложилось у него в памяти, что сам фараон поставил юношу хозяином над всем Египтом, когда стране угрожала многолетняя засуха, а тот спас страну от неминуемого голода. Заодно позаботился он и о своем любимом отце Иакове, и об одиннадцати братьях с их семьями, пригласив их спуститься из родной земли Ханаан сюда в Мицраим.22 Корах понять всей этой истории никак не мог, поэтому не слишком о ней задумывался. Он видел, как люди кланяются и ликуют, восхваляя этого красивого человека, и ему это нравилось.

Теперь из его воспоминаний выходило так, что это время было золотым для его народа. Пока здравствовал увенчанный синим париком старец, богатство и изобилие царили в Гошене, как называли эту египетскую провинцию во времена его детства.

Когда Кораху исполнилось восемь лет, отец привел его в школу для подготовки писцов, заметив у мальчика склонность к счету и рисованию. Учитель поговорил с ним, попросил подсчитать количество овец, пасшихся в загоне, и принял в ученики. За время обучения Корах овладел родной письменностью в такой степени, что мог выводить знаки совершенно одинакового размера, оставляя расстояния между ними в треть буквы. В школе имелся трафарет с ровными рядами и колонками вырезанных квадратов. При совмещении с текстом буквы должны были ложиться в точности под отверстия трафарета. У одних на достижение каллиграфического письма уходили месяцы, у других годы. Вскоре Корах, быстро освоивший технику начертания букв, а также проявивший недюжинные способности в быстром счете, обратил на себя внимание учителя, и тот начал заниматься с мальчиком индивидуально. Необходимо было постичь иероглифическую письменность, с помощью которой египетские чиновники и жрецы обменивались сообщениями и производили вычисления. В зависимости от контекста эти странные рисунки могли означать то отдельные слоги, то предметы или действия, а иногда даже числа и комбинации с ними. Воспитанники школы, овладевшие наукой письма, нередко попадали на службу в государственные ведомства, где были неизменно востребованы.

Кораху запал в душу разговор с учителем. Ему тогда исполнилось шестнадцать лет, и он завершал свое обучение в школе. После занятий учитель задержал его. Несколько минут прошли в молчании, пока наставник подбирал подходящие слова.

– Пришло известие из Города Весов, – наконец начал он. Наш любимец и благодетель вот-вот отправится в Страну Праотцов. Он стоял подобно скале и светил будто солнце, давая всему народу жизненную силу и обеспечивая нам процветание. И вот Всевышний забирает его у нас.

Из первого поколения, именуемого Ветвями Израиля, остаются еще сыновья Иакова – основатели колен – на которых и держится пока все наше общество. Мы, потомки этих Двенадцати, можем только угадывать из рассказов истинное величие наших предков. Внутри себя они хранили нравственный закон, а над их головами простиралось звездное небо.

Учитель сделал паузу и внимательно посмотрел на Кораха. Затем продолжал:

– В последние месяцы мной не раз овладевало беспокойство, что станет с нашим народом, когда уйдет последний из Двенадцати.23 На египетском троне утвердился новый фараон, и по доходящим до меня сведениям, он не знает ни нашего кормильца Йосефа, ни других одиннадцати братьев. Мы пришельцы в этой стране, и если предыдущий царь оказал честь нашим предкам, позволив им поселиться в этой плодородной и благодатной земле, то это еще не значит, что новый владыка будет так же благосклонен. Двенадцать основателей колен предстают живыми свидетелями прошлого, и пока они с нами, мы находимся под их защитой. Но когда последний из них уйдет, чтобы присоединиться к своему народу, потомки Израиля останутся без Авраамова щита. И только небесному Отцу известны пути, на которые нам придется ступить в будущие времена.

Так говорил наставник юному Кораху, а тот представлял себе ночное небо в прекрасной стране, которую учитель называл Ханааном, где его далекий предок, о котором он слышал столько преданий, три сотни лет назад смотрел на мириады звезд и разговаривал с Богом. Учитель, как и отец, не раз упоминал о некоем договоре, заключенным между тем загадочным Странником и открывшимся ему Богом. Договор этот был подкреплен предсказанием, согласно которому народ, произошедший от Странника, размножится по всей земле. И будто бы народ этот, выйдя из рабства, получит в награду Землю Обетованную, где должен будет выполнить некое, ему одному уготованное предназначение. Неясное, расплывчатое обещание – Корах не был даже уверен, касался ли этот договор его лично, его семьи или всего народа, частью которого он себя ощущал.

Детство он провел среди людей, селившихся в шатрах в нижнем течении Нила и занимавшихся скотоводством и торговлей. Говорили, что некогда сам фараон подарил эту землю его прадеду или даже отцу прадеда за особые заслуги Йосефа перед Египтом. Трудно было поверить, что этот красивый старец в синем парике, который сейчас готовится вступить в мир мертвых, и есть Йосеф.

Про мир мертвых в его народе говорили мало и неохотно. Однако учитель часто обращался к тысячелетней истории Египта. А там потустороннее было вплетено в повседневность, как желто-синие ленты в волосы танцующих женщин.

– Египтяне, – говорил учитель, – будь то фараон или последний раб, еще при жизни готовятся вступить в подземное царство, где они становятся подобны своим богам, и каждый получает столько благоденствия, сколько успел заслужить.

Мифы, традиции, обычаи, мир живых и мир мертвых – все сплеталось, волновало, тянуло влиться в полноводную реку египетского житья-бытья. Но эта насыщенная жизнь протекала там, в большом царстве, в стороне от их тихого благополучия. У них же, казалось, не происходило ничего. Торговали, стригли овец, возделывали землю. Вот, пожалуй, и все.

Существовало, однако, одно занятие, для которого отбирали наиболее способных юношей – каллиграфия и счетоводство, так ценимые египетскими чиновниками. Эти умения открывали путь к рычагам государственного управления, что было быстро усвоено Корахом. Не забывая о собственной традиции, он направил силы на овладение требуемыми навыками. Учитель, оказывающий ему всякую поддержку, выделял его из числа прочих учеников. Оценив в юноше пытливый ум, дисциплину и исполнительность, свойственные далеко не каждому, наставник в одном из писем замолвил слово о своем воспитаннике, и вскоре Корах был принят в коллегию писцов при столичном казначействе.