Читать книгу Заговор жрецов - Константин Петришин - Страница 31

За ужином Николай II сообщил Александре Федоровне:

– Сегодня приезжал ко мне князь Голицын. Говорит, что для отливки статуи прародителя необходимо ехать в Италию и приглашать итальянских мастеров. Я согласился. Пусть едет.

– А в России таковых нет? – поинтересовалась императрица.

– Не знаю, голубушка. Князя Голицына я назначил председателем комиссии по строительству памятника прародителю. Ему и решать, где брать мастеров-литейщиков.

Александра Федоровна знала, что еще в 1897 году супруг высказал мысль об увековечении памяти Александра III. Однако конкурс на лучший проект памятника был объявлен только через шесть лет – в 1903 году.

Проекты собрали скоро и выставили в Зимнем дворце.

Николай настоял, чтобы к осмотру проектов были допущены только члены царской фамилии, Витте и еще несколько сановников, коим император доверял.

По условию все проекты были без имен авторов. На каждой работе должен стоять знак, принадлежащий скульптору.

Николай и его мать императрица Мария Федоровна, не сговариваясь, выбрали один, объявив его лучшим.

Вскрыли пакет и прочли имя – Паоло Трубецкой. Сначала Трубецкого пригласили к Витте. Выяснилось, что автору 25 лет, родился он в Италии и был незаконнорожденным сыном обнищавшего в Риме молодого князя Трубецкого и итальянки. В Россию Паоло приехал недавно по приглашению Петра Николаевича Трубецкого, предводителя московского дворянства, который поселил юношу в своем доме и устроил преподавать в художественном училище.

Витте молодой человек показался необразованным и мало воспитанным, однако, с большим художественным талантом.

Когда Паоло Трубецкого представили Николаю и Александре Федоровне, он им очень понравился. Проект был утвержден. Для руководства строительством памятника Николай утвердил комиссию во главе с князем Голицыным, в которую сам вписал художника Бенуа и министра просвещения графа Толстого.

По приказу Николая II на Невском проспекте был оборудован специальный павильон для работы Паоло Трубецкого.

Александра Федоровна не раз и сама, и вместе с супругом посещала павильон.

Молодой скульптор работал энергично и увлеченно. И ей это очень нравилось.

Императрица Мария Федоровна тоже была довольна, хотя, как она призналась князю Голицыну, ничего в этом не понимала.

Однажды князь Голицын пожаловался Александре Федоровне, что Трубецкой слишком строптив и игнорирует мнение комиссии. Однако Александра Федоровна решила не говорить об этом императору. Памятуя, что не так давно она оказалась невольным свидетелем неприятного разговора между великим князем Владимиром Александровичем и Николаем II. Великий князь сказал, что Трубецкой лепит карикатуру на покойного брата. Николай II вдруг побледнел, круто развернулся и ушел, не сказав ни слова.

Александра Федоровна заметила по лицу Николая II, что супруг что-то не договаривает. И потому спросила:

– И в этом вся твоя печаль?

Николай II поднял на нее глаза.

– Я даже и предположить не мог, что мой морской министр окажется такой сволочью! – сказал Николай II. И пояснил. – Ты представляешь, что он сказал на днях? По его мнению, вместо памятника Александру III лучше бы построить пару броненосцев!

Александра Федоровна тихо встала из-за стола, подошла к Николаю и слегка прижалась к нему уже заметным животом.

– Не расстраивайся по пустякам, – посоветовала она. – Пусть говорят… У них у каждого свое на уме, – Александра Федоровна на миг умолкла и вдруг продолжила: – Ты знаешь, я его все время чувствую. Он будто торопится… Мне даже становится страшно…

Николай повернулся к супруге и поцеловал в живот.

– Это ему мой царский поцелуй.

На глазах Александры Федоровны навернулись слезы. Она была сентиментальна и не умела сдерживать свои эмоции. Ее эмоциональность в свое время и покорила сердце молодого наследника российского престола. Однако теперь она действительно временами испытывала чувство невиданного доселе страха. Мучительно думала – откуда он исходит. И, наконец, поняла. Это был ее последний шанс подарить Николаю сына, а России наследника династии Романовых.

Николай II нежно отстранил от себя супругу, встал и со вздохом произнес:

– У меня еще на сегодня гора дел… Ответить надо вот на телеграммы Стесселя и Куропаткина. И подготовиться к завтрашнему заседанию Государственного Совета… Ты знаешь… Смотрю я на них и не вижу ни одного умного… Возьми, к примеру, Бирилева. Кроме анекдотов и шуток – ничего от него не услышишь. А Сухомлинов? То же самое! Слава богу, избавился от Куропаткина… А Муравьев – министр юстиции, шут!.. Да! – вдруг воскликнул Николай. – Ты не забыла, завтра 18 мая – восемь лет со дня коронации!..

Николай II заметил, как в глазах Александры Федоровны мелькнул испуг, но она тут же усилием воли подавила его. Все восемь лет она пыталась забыть этот день и не могла…

Растерянность и испуг Александры Федоровны встревожили Николая.

– Ты что? Тебе плохо? – спросил он.

– Нет, нет, – торопливо ответила Александра Федоровна. – Все хорошо. Я не забыла, но, думаю, устраивать какие-либо торжества по этому поводу не стоит. Не время.

…Ночью Николаю приснился кошмарный сон: за ним по Невскому проспекту гналась окровавленная толпа. Он видел глаза обезумевших людей. Они были мертвые, ничего не выражающие и смотрели не на него, а куда-то дальше. Ему казалось, если он остановится, они пробегут мимо. Но он боялся остановиться и бежал изо всех сил, пока не упал…

В ужасе Николай II проснулся в холодном поту все еще не веря, что он живой, один в спальне и никого вокруг нет…

На следующий день он выглядел разбитым. За чаем Александра Федоровна некоторое время молча наблюдала за ним, потом спросила почему-то по-немецки.

– Ники, тебе нездоровится?

Николай поднял на нее усталые глаза.

– Не волнуйся. Просто разболелась голова… Ты знаешь… я вот о чем подумал… Еще в прошлом году я принял решение построит новую яхту. Не буду я строить новую яхту… Пусть «Штандарт» нам еще послужит…

– Не от этого ли головная боль? – добродушно улыбнулась Александра Федоровна.

– Может, и от этого, – уклонился от ответа Николай II. Немного подумал и продолжил. – Не поеду я сегодня на Госсовет. Обойдутся без меня. Поедем-ка лучше в Царское, – вдруг предложил он. – И воздуха там и света по более чем тут. А хочешь в Петергоф? Надоело мне здесь видеть одни и те же подобострастные рожи. Устал я от них.

– А девочки? – спросила она.

– Поедут с нами, – ответил Николай II. – Сделаем им майские каникулы.

Императрица в последнее время не раз видела Николая в кабинете его отца за столом, заваленного бумагами, в подавленном состоянии. Она предлагала поменять кабинет, однако он отказывался, ссылаясь на то, что многим привычнее видеть его в кабинете Александра III.

Особенно жалко ей было супруга, когда в кабинет вваливались дядьки – великие князья. Они садились где попало, вели себя разнузданно. И всегда чего-то требовали от него. И Николай II уступал им каждый раз до тех пор, пока однажды не вызвал к себе коменданта дворца генерал-адъютанта Черевина и приказал ему вывести из кабинета великих князей и пускать их, как и всех, заранее оповестив об их желании быть принятыми.

Этот порядок не распространялся только на двух лиц – святых отцов Серафима и Гермогена – бывших ротмистров кавалерии Преображенского полка, с которыми Николай II в юные годы вместе проходил службу.

Они были с ним рядом и в тот трагический день 20 октября 1894 года на террасе Ливадийского дворца, когда за два часа до своей смерти Александр III, сидя в кресле, вдруг потребовал от наследника немедля тут же подписать манифест к населению России о вступлении на престол…