Читать книгу Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1 - Константин Стерликов - Страница 11

На железнодорожной станции «Керчь 2» душно и пыльно. Вокруг довольно тихо и пустынно. Несколько составов, с открытыми товарными вагонами, кажется вросли в землю.

Солдаты из 65-го железнодорожного восстановительного батальона 36-й отдельной железнодорожной бригады, взмыленные, в майках, раздетые по пояс, перетаскивают ящики и прочие запакованные грузы…

Чуть вдалеке, на платформе, спасаясь от жары и яркого ослепительного крымского солнца, укрылись под козырьком крыши перрона комбат капитан Федор Золкин, лейтенант Николай Велигонов и военфельдшер Вера Иевлева.

Усталые, они присели на ящики, наблюдая за работой товарищей.

– Так и воюем, – ворчит Велигонов, расстегивая на груди мокрую от пота гимнастерку, – вместо полезных дел, вроде сооружения укреплений и налаживания дорог, мешки ворочаем, как грузчики в магазине. Что за служба?

– У нас приказ! – сурово отрезает Золкин, – И приказы не обсуждаются! На войне любая работа важна, даже казалось бы самая бесполезная.

Видимо нам пока другого применения не нашлось.

Вот начнется наступление, фронт сдвинется, и мы вслед за ним!

Там нам пахоты хватит! С лихвой…

Все руины в человеческий вид приводить. Из Праха все восстанавливать… И дороги и коммуникации! Все в порядок и нормальную систему функционирования приводить. Реанимировать налаживать саму Жизнь!

Так что пока развлекайтесь гимнастикой! Разгрузочно-погрузочной! Укрепляйте мыщцы… Хоть какое-то движение. А то уже какие сутки от скуки киснем!

– Странно все! – пьет из фляжки Иевлева, – Что-то происходит, или уже произошло… Но мы этого не видим. Как-то все нереально, как во сне. Будто где-то что-то идет полным ходом, а мы выпали из обычного хода вещей.

Затишье вокруг какое-то коварное. Ненатуральное! Не нравится мне это… Не по душе! Тревожно… Будто что-то случится очень страшное и кровавое. И его не избежать!

– Ты о чем вообще, Вера? Кругом благодать какая разлита! Солнце сияет, моря плещется за спиной, тишина, ни одного выстрела, птицы поют, день то какой выдался, давно такого не было! – восхищается Велигонов, – Будто и войны то нет! Живи и радуйся… Что тебе не нравится?

– Очень тихо! Как перед грозой или ужасной бурей… – оглядывается Иевлева, – Что-то скоро начнется! Безоблачное высокое небо, игра солнца, птичьи заливные трели – Ширма это все…

Зреет что-то внутри… Темное, злое, мощное и беспредельное! Оно уже идет…

Я это чувствую! Очень многое поменяется! И мало кто устоит в этом вихре разрушения!

– Ты просто гадалка у нас, – улыбается Золкин, – ворожея… Только обычно хорошее предсказываешь, то доппаек для батальона, то новое обмундирование, то место тихое для дислокации, вообщем безоблачное будущее и все смеешься да шутишь! А сегодня я тебя просто не узнаю! Всегда веселая, жизнерадостная, щебечешь как птичка на ветке по весне! А тут мрак какой-то! Не заболела часом, а, фельдшер наш ненаглядный?

– Со мной все в порядке! И хватит смеяться! Какая я вам колдунья? Я сознательная гражданка социалистического общества! Просто есть вещи, которые ощущаешь сильнее, чем что-либо… И сейчас я испытываю нечто подобное. Не могу объяснить, но точно знаю, что что-то будет! Это даже не предчувствие, а полная убежденность.

– Да что может быть? – изумляется Велигонов, – На Акмонае три армии скоро перейдут в Наступление! Победа неизбежна… На этот раз мы сметем фрицев в море. Большая битва будет! Только мы в тылу загораем, тюки перекладываем! Опять останемся в стороне от всех значительных событий! Так и будем по тылам ковылять до самого Берлина! Ни одного настоящего дела!

– А ты что хотел, Коля? – усмехается Золкин, – мы и есть по сути тыловое подразделение. Сообщения между частями налаживать… Ну, бывает, попадаем под бомбежку… Но это редкость! Передовая нам закрыта. У нас даже больше половины батальона не проходила огневую подготовку, стрелять не умеют! Наша специфика в другом. Мы не убиваем и разрушаем, мы созидаем и возвращаем жизнь. Как врачи! Больше хирурги… Реальность рвут, бьют, сжигают… а мы заново все сшиваем, заживляем, взращиваем и возвращаем естественный ход вещей! По кирпичикам складываем разбитую вдребезги Действительность окружающего мира! Как все должно быть и наша задача сделать еще лучше!

– Ну мы же все равно в армии! – восклицает Иевлева, – Хоть и без винтовок, но мы готовы сражаться! Мне кажется, мы на многое способны.

– Ага! С киркой и лопатой в руках… Само то! – ворчит Велигонов, – Одно только форму носим, а на деле грязь месим и рельсы ворочаем. Вот и вся наша война!

Вы, извините, Федор Михайлович, а я рапорт буду писать о переводе в другие войска, хоть в пехоту, хоть в саперы, хоть даже в связисты… Или еще куда! Пусть даже с понижением звания – согласен! Лишь бы воевать… Не могу так больше! Душа дела просит! Война кончится, а мы и немца живого не видели! Один дым на горизонте… Ни разу не выстрелили… Ни разу в атаку не сходили! Разве ж так можно?

– Я тебя дам рапорт! – хмуро горячится Золкин, – Забыл про долг и дисциплину? Где Родина приказала служить, там и будешь! Хоть в коровнике… Ишь че удумал! В окопы собрался! Герой выискался… Я с кем вкалывать буду? У нас и так недокомплект…

– Наш черед еще придет, – грустно задумчиво произносит Иевлева, смотря куда-то вдаль, – и возможно уже скоро…

И от нас потребуется мобилизация всех сил! Иначе все будет очень плохо.

– О чем ты вообще, Вера? – усмехается Велигонов, – Фронт в сотнях километров впереди… Даже при самом худшем раскладе до нас ничего серьезного не докатится! Будем также чахнуть с тоски… И не весь скарб Крымского фронта еще не перетаскали!

– Хватит ворчать, Николай! – одергивает Золкин, – У каждого своя задача в этой войне! А война вещь непредсказуемая… Вера может и права, глядишь и нам еще пострелять придется!

– Сомневаюсь! Год на фронте, а война где-то вдали…. – отрешенно задумчиво смотрит Велигонов, – в стороне, как не с нами! Только в сводках и рассказах… Наши товарищи насмерть бьются, а мы товарняки разгружаем. Пора это все менять. Покину я вас товарищи! Пойду на передовую…

– Ага! Мечтай… – улыбается в усы Золкин, – Будешь бузить, посажу на гауптвахту… бессрочно! Пока не поумнеешь! А там опять за работу – шпалы ложить, рельсы крепить, составы провожать и бесконечная дорога до горизонта! Что тебе на роду написано, то и будет…

– Знаем ли мы это? – размышляет Иевлева, – нам лишь малая часть приоткрыта огромного полотна Жизни! Мы не всегда понимаем, что творим… От нас сокрыты причины наших желаний и поступков! У нас вся жизнь в потемках, если разобраться… Что-то делаем, возимся, ворочаем, строим и бывает, и сами не понимаем что! Как куклы в Театре…

– Все от нашей воли зависит, – замечает Золкин, – ежели цель поставить и идти к ней, несмотря ни на что – никакая холера не помешает! Главное понять свое назначение в этом мире. И двигаться упорно намеченным курсом. Всякой твари свое место определено и своя роль прописана… Корова молоко дает, архар по скалам скачет, паук паутину плетет, волк зайца ловит, жаворонок на заре поет…

А твоя роль лейтенант Николай Велигонов в этой пьесе – наш 65-й железнодорожный батальон и других у тебя не будет! Уж поверь!

– Спасибо, Федор Михайлович! Утешил… – выдыхает Велигонов, – никогда не сомневался в твоей доброте и заботе. Так и будем до седой бороды шпалы ровнять!

– Мы там где мы нужны, – тихо замечает Иевлева, – не всем суждено из пулемета стрелять!

– Вот Николай, запомни – золотые слова, – довольно кивает Золкин, – и заметь девушка говорит! А ты раскудахтался на всю станцию – это хочу, это не хочу… Как капризная барышня! Когда каждый на своем месте исполняет свои обязанности исправно – только тогда мы одолеем любого врага!

Ты чего вообще сегодня взъерепенился? Что случилось? Какая муха тебя укусила? Всегда спокойный был как древнее изваяние! Слова не выжмешь… А тут прорвалось… Как теще в выходные! Спасу нет…

– Цэцэ…

– Шо за цэцэ? Коля! Ты не перегрелся часом? – снисходительно улыбается Золкин, – Может приболел и в медсанбат тебя отправить, к Вере на пару дней? Подлечишься, придешь в себя от всех душевных недугов! Смотри, а то прямо сейчас тебе санаторно-курортную карту и оформим! Полежишь, подумаешь…

– Муха Цэцэ… Африканская! Одно из самых коварных существ на земле. Поджидает тебя незаметно, кусает… Вызывает опасную болезнь, – устало улыбается Велигонов, – вот меня и цапнула, как собака бешенная… Эдакая местного разлива, из катакомб наверно прилетела!

– А ты у нас еще и шутник! – отмечает Золкин, – что-то раньше за тобой не замечал! Ты даже над анекдотами не всегда смеешься… А почему из катакомб? В тех катакомбах, что повсюду у города раскиданы, вообще ничего не живет… Бывал я там, не один раз! Могила ледяная на многие километры! Жутко…

Место мрачное, как смертельное жало. Кажется, как огромное чудище поглотить тебя хочет. Вспоминаю, и до сих пор дрожь по коже…

– Да, я тоже туда попадала, пару раз… – откидывает прядь волос со лба Иевлева, – Мы за медикаментами на склад туда ездили! Там еще до сих пор госпитали располагаются. Там подземелье запутанное и древнее, темное царство! Каменная пропасть… Долго находиться невозможно. Тьма давит, физически… Хочется поскорее оттуда убежать, вернуться к свету и солнцу! Почему твоя «муха» оттуда?

– Не знаю! – пожимает плечами Велигонов, – Просто метафора… Сон приснился. Странный! Какой-то навязчивый…

– И что там было? – улыбается Золкин, – Мухи тучей кусали? Или еще что?

– Как сказать… – задумывается Велигонов, – Сначала снилась муть какая-то неразборчивая.

А потом будто провалился я куда-то вниз… И оказался в темном беспросветном помещении, не то в бункере, не то в подвале.

Непонятная такая комнатка, не все в ней видно… Я значит приглядываюсь, никого нет! Только замечаю сбоку что-то вроде старого замшелого саркофага.

И вот хожу я от стены к стене. Пытаюсь выход найти… А его нет! Куда не ткнешься – везде тупик! Сначала вроде проход видишь – чуть пройдешь, а он будто закрывается или исчезает, превращаясь в глухую стену, утопающую во мраке! Словно играет кто с тобой…

Так и маюсь, мечусь из угла в угол.

И тут раздается тяжелый противный скрип.

Я оборачиваюсь и вижу, что крышка гроба каменного отъезжает в сторону и там что-то шевелится…

Меня холодный пот прошибает… Щупаю что-нибудь на поясе, наган или нож и понимаю, что оружия никакого при мне нет! Конфуз полный!

Я отступаю назад, пытаюсь что-нибудь найти… А там в темноте что-то скребется и растет!

Я пытаюсь что-нибудь разглядеть, но ничего неясно. И тут из затхлой тьмы сырой, как из кокона, медленно, и словно танцуя, выползает что-то невиданное! Причудливый получеловек, полунасекомое, будто в сверкающих знатных одеждах, как мантии за спиной, или в переливающимся панцире, похожий на гигантскую саранчу…

Весь сверкает и проворно так зеленоватыми лапками перебирает, будто Силу набирает.

Я замираю на месте как каменный столп. Он ко мне лезет, ступает все ближе, врезаясь в пол конечностями, как отточенными ножами, и глазищи свои таращит огроменные, огнем феерическим горящие как у стрекозы… Я думаю, все, кончились мои дни! А это существо подкрадывается вплотную… и незаметно колет мне своей остро заточенной клешней как клинком прямо в сердце! И внимательно смотрит…

Потом будто яд в меня впускает, который с кровью смешивается. По мне как электрический разряд прокатывается! В голове все перемешивается, словно хмель бьет в разум, все стирается в сумеречный туман непроглядный. Я будто лечу куда-то, в какую-то завывающую живую бездну… И словно горю весь! Непонятным пламенем.

А оно подвигается ко мне еще ближе и говорит, будто поет:

– Теперь ты с нами! И будешь с нами всегда! Мы тебя ждем…

И словно усмехается… Вспыхивает глазюками форсеточно-огненными и исчезает во тьме!

Вот такая история! Никогда такого не снилось и не представлялось. Наваждение какое-то….

– Пил много накануне? – ерничает Золкин, – Не перебрал, Коля? Я бывает, тещиного самогона накидаюсь, так еще не таких драконов вижу! Там такие кикиморы скачут перед глазами, что на трезвую голову и не вообразишь! А тут насекомое подземное понимаешь… Просто смешно, детские забавы!

– А то Вы меня не знаете! – чуть обиженно восклицает Велигонов, – Кто у нас вообще в батальоне пьет? Спирт в медсанбате у Веры понюхают, вот и вся максимальная пьянка!

– Интересное происшествие, – загадочно улыбается Иевлева, – хоть и не наяву! Похоже на древние легенды и эпосы… Чтобы это все значило?

– Попробуй разбери эту галиматью, – вздыхает Велигонов, – привидится же такое! Но все так реалистично было, как-то ярче и глубже, чем сейчас в действительности. Словно там была настоящая жизнь, и боль, и кровь… Все натурально! До сих пор мурашки по телу… Эх, чего только в человеке не происходит!

– Мы на много чего можем, потенциал у нас большой, нераскрытый, особенно в фантазиях и снах, – качает головой Золкин, – там вообще все что угодно может быть… Любая нелепица и абсурд. Причем очень толково и убедительно, в самых ярких красках. Не отличишь! А по сути – привлекательный надутый шарик, пустышка… Игра воображения и чехарда мыслей, вылившихся в красочные формы!

А ты что там строчишь, Вера? Никак Колькин сон записываешь? Для стенгазеты! Забавное будет чтиво… народ встряхнуть!

– Спасибо Федор Михайлович, как говорится, – театрально чуть кланяется Велигонов, – на добром слове! Вот и доверяй вам секреты…

– А ты не дуйся, беглец ты наш дорогой… – смеется Золкин, – Уж сильно ты нервный стал в последнее время! Шучу я… Так над чем ты там трудишься, товарищ фельдшер?

– Письмо пишу маме пишу, в Инзу, открыткой хочу отправить… В стихах получается! Сама удивляюсь… Я же говорю, что-то начинает происходить с нами со всеми!

– В стихах? – удивляется Велигонов, – ну ты даешь! Так ты у нас еще и поэтесса? А чего раньше молчала? Почитала бы хоть что-нибудь… Интересно же!

– Да я толком не сочиняла ничего серьезно! Так в школе было чуть-чуть… Сумбурно все, до настоящих стихов далеко. Бывало строчки выскакивали, когда тоска нахлынет. А потом все как обычно…

– Не прибедняйся! – поддерживает Золкин, – Дело не в форме, а в силе и искренности! Когда все от сердца и души идет – такое народ понимает, верит этому и прославляет в веках! А ты врать не умеешь! Так что пиши, и про нас не забудь! Сотвори поэму про славные деяния 65-го железнодорожного батальона! Опиши наш непростой боевой путь!

– Да-да… Напиши про наши ратные подвиги, – предлагает Велигонов, – как завалы разбираем, рельсы кладем, мешки таскаем… Просто героический эпос! Достойный внимания потомков!

– Ну, Колька, ты у меня договоришься на пару суток ареста! – грозит Золкин, – что же эта за напасть такая сегодня? Весь как ужаленный скачешь, точно твоя муха тебя укусила, и не одна!

– Она нас всех покусала, муха инертности и сна, – с мрачной иронией произносит Велигонов, – и пора бы уже всем пробудиться!

– А это что? – неожиданно спрашивает Иевлева, указывая на движущееся облако пыли на привокзальной улочке, – К нам что ли кто-то летит? На всех парах?

– Похоже… – всматривается Велигонов, – Видимо что-то изменится, бог Марс услышал мои молитвы! И мы выступаем на передовую!

– Как же! – хмуро ворчит Золкин, – надейся… И вообще никаких богов нет и не было никогда! Все это больное воображение человека. Химеры, порожденные воспаленным и слабым рассудком! Марксизм-ленинизм наконец-то развеял всю эту чушь мракобесия… светом научного прогресса! И Новый мир будет честный, свободный и разумный! Без всякого там… А ведь и точно к нам несется, конек-горбунок!

Мчащаяся пыльная туча оформляется в резвого мотоциклиста, который лихо петляя между тюками и стоящими грузовиками, выруливает прямо на платформу. Аккуратно проезжает вперед, резко останавливается, и снимая защитные очки, осматривается…

Потом замечая компанию Золкина, быстро глушит мотор, спешивается с железного коня, и направляется к комбату.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – козыряя, вытягивается посыльный, – Разрешите обратиться?

– Обращайтесь, – поднимается с ящиков Золкин, застегивая гимнастерку, и одевая фуражку, – летишь быстрее молнии в наше сонное царство…

– Младший лейтенант Шарутенко из штаба фронта! Передаю Вам новый приказ, – посыльный протягивает пакет, – ознакомьтесь! И не медлите… Скоро будет большая передислокация войск.

– Понятно. Благодарю! – кивает Золкин.

– Разрешите идти?

– Разрешаю… Может чайку с дорожки, лейтенант? – предлагает Золкин, – Или водицы холодной? А то весь в пыли, видно умаялся…

– Спасибо, товарищ капитан! Чай не буду, итак жарища стоит невыносимая, да и времени нет. Мне еще до Еникале гнать, успеть надо… А вот от воды не откажусь!

– Пейте, – Иевлева наливает в кружку воды из рядом стоящей фляги, – почти как из колодца! Студеная…

– Благодарствую! – улыбается младший лейтенант, беря кружку из рук Веры, – Какие красавицы у вас в батальоне служат, – подмигивает посыльный, – нам бы таких! Была бы не служба, а праздник! Посмотришь – и сердце радуется…

– У каждого рода войск свои сокровища! – замечает Велигонов, – У нас вот, медики!

– Повезло… – мечтательно произносит младший лейтенант, – Ради таких врачей, я бы к вам перевелся, и сразу бы заболел, лег бы в лазарет… Ладно, поскакал я дальше, спасибо товарищи! Может еще свидимся!

– Бывай, лейтенант! – тепло улыбается Золкин, – На войне все может быть…

Посыльный отдав честь, устремляется к своему мотоциклу, и вскоре исчезает в клубах пыли так же быстро, как и появился, словно сказочный джинн из сказки…

– Ну что там? – кивает Иевлева на пакет в руках комбата, – Что пишут?

– Так… сейчас поглядим, – вскрывает конверт Золкин, – Командиру 65-го отдельного восстановительного железнодорожного батальона

36-й отдельной железнодорожной бригады…

В связи с участившимися налетами вражеской авиации на город Керчь и нанесенные ей разрушения в районе порта, батальону прибыть в полном составе не позднее 3 числа в район переправы, крепость Еникале. Для дальнейших распоряжений явится к начальнику порта… Ну и так далее…

– Что-то тут не совсем все ясно… Там не настолько все плохо! – задумывается Велигонов, – Мне кажется, это просто концентрация сил у порта, но зачем?

– Что-то грядет… – задумчиво произносит Золкин, глядя вдаль, – А вот что именно, это вопрос! Все меняется, заскрипели какие-то скрытые механизмы… Вот и началось!