Читать книгу Аджимушкай. Красные звезды в каменном небе. Роман. Том 1 - Константин Стерликов - Страница 16

Первое, что поражает лейтенанта Велигонова, это раздирающий звук, пронизывающий и рвущий изнутри. Это не гром, не грохот, это какое-то проникающее в тебя разрывающее пространство. Вой залпов и свист надсадно режут слух, потом дикое невообразимое сотрясение разрыва, вздыбленные комья земли – все сливается в один умопомрачительный ураган. Пульсация взрывов улавливается кожей, все тело вибрирует как безумная антенна. Земля словно плывет как оторвавшийся с якоря корабль, без управления. Так и происходит любой бой? Все ходит ходуном! Противник где-то только угадывается… И ты вертишься на пятачке с одной мыслью, чтоб тебя не убило шальным снарядом! Как муха с оборванным крыльями. Нет, он все представлял совершенно иначе! Четкие наступающие цепи врагов, где даже можно рассмотреть лица, удобная незаметная позиция, безотказное оружие, азарт победы, ближние продуманные увлекающие схватки! А тут… Горизонт затянут дымовой мглой, откуда вылетают огненные росчерки обстрела, и проступают какие-то невнятные контуры. Что-то понять почти невозможно. Только куда-то бить наугад! К тому же обычное осознание себя сносит напрочь! Все копошится, вязнет как во сне – размытые очертания, коптящие клубы дыма, мелькающие едва уловимые тени. Что это все значит? Все происходит как не с тобой. Где-то далеко. Поэтому страха нет. Есть стойкое непонимание происходящего. Что именно сейчас раскрывается. Все действия механистичные, основанные на инстинктах. Осмотрелся, нырнул в окоп, проверил оружие, удар взрыва – вжал голову в плечи, уткнулся в горячую горькую землю, выполз, увидел истерично полыхающие огни с той стороны – выстрелил, обрушился шквал стрельбы, зарылся в грунт, перекатился, сменил позицию… И опять все тоже по второму, третьему кругу! И кажется этому не будет конца… Разум, привычная логика просто испарились.

Лейтенант щелкает затвором, очередная, зычно, гильза вылетает из винтовки, досылает патрон и пытается поймать цель в кипящем дымовом сумраке. Рядом темными столбами-великанами вздымаются взрывы секут пули и осколки, иногда противно взвизгивающе задевая каску и заставляя замереть – зацепило? Живой? Или…

Что-то грузное опускается сзади. Велигонов резко оборачивается, перехватывая оружие.

– Здрасьте мордасьте… Это я! Не ждал? – смахивает с себя комья земли и вытирает копоть с лица комбат Золкин. Подтягивает ручной пулемет, проверяет… Тут же по краю траншеи прокатываются свистящие земляные фонтанчики прокатившейся очереди.

– Я думал Вы на правом фланге. Также договаривались! Ничего не пойму!

– Все поменялось! Атаки со всех сторон. Линия обороны постоянно меняется… Я там где нужней. Приходится кочевать! И куда товарищи пограничники из 95-го особого полка прикажут… Они в стратегии мастера, не то что мы, шпалоукладчики! Но у каждого своя роль, без нас в другой области не обойтись!

– Зато мы как зайцы по степи не побежали, как многие! Где она бравая пехота? Артиллерия? Авиация? Все к переправе смылись! Только мы железнодорожники здесь и остались! Чтоб фашиста встретить…

– Это верно. Наш батальон показал железную дисциплину, в пример всем! Вон погранцы даже нас оценили, взяли к себе в бой! Это о многом говорит. Мы хоть и в военном деле не первые, а характер у нас есть… Нас как рельсы – не сдвинешь! Кого не подстрелим, кайлом забьем, руками задушим. К нам только в руки попади… У нас силища неимоверная. Каждый день с железом упражняемся.

– Да, силенкой похвастаться, пожалуй, можем. Нам только дотянуться до врага, попасть! И кулаком зашибить можно… Если еще дойдет до рукопашной, Федор Михайлович! А то ведь который час с дистанции фрицы лупят, и мы тоже… А из нас какие стрелки? Только ближнего боя ждать.

– Погоди, все главное еще впереди! Чую я такая заваруха начнется, что только держись! Ну что дождался настоящей войны, лейтенант? Теперь получай по полной. На нас вон танки прут! А у нас ни одной пушки. И не одного нашего самолета в небе. Такой расклад! Будем с гранатами крутится против этих громадных махин. Кто бы из наших еще вспомнил или знал куда точно гранату нужно кидать. Противотанковые ружья у пограничников. Нам не дали. Их мало, они на вес золота. Все равно никто из наших из них стрелять не умеет. Все правильно. Нашим железнодорожникам дай бог из винтовки выстрелить. Огневую подготовку проходили с десятка три- четыре, и то не вспомнить когда, нормативы сдавали. И то кое-как… Никто не думал, что нам воевать придется, еще и на передовой. Мы же специалисты своего узкого профиля!

– Справимся! Тело в такой ситуации само подскажет… Когда враг перед тобой появится, тут уж самый основной инстинкт сработает, умеешь – не умеешь, а выстрелишь куда надо! В секунды все поймешь…

– Это понятно. Как в драке. Только здесь не уличная подворотня, Николай! Здесь умение тоже необходимо. Война – это грамотная стратегия прежде всего и отточенные навыки. А это что у тебя? Ты где такую винтовку надыбал? Что-то я у наших таких не видел.

– Эта? Мне тоже нравится… Иранская!

– Что караван со сказочного Востока пришел? Когда? Я что-то упустил?

– Нет, – смеется Велигонов, – со склада выдали, в последний момент перед боем. У нас же ничего не было, кроме лопат, ломов, молотов и ножей. Укомплектовали часть наших солдат. Когда вы с 1-ротой уже выступили. Хорошая вещичка! Мне нравится… И патроны такие интересные, с восточной вязью, гляньте!

– Хм, занятно, – рассматривает запасную обойму Золкин, – Экзотические штучки! И откуда у нас эти сокровища Али-бабы? Просто восточное волшебство! Тысяча и одна ночь, не иначе…

– Я слышал часть Крымского фронта прибыла из Ирана. С танками и прочим вооружением. Они там в прошлом году фрицев из гор волшебного Востока выгоняли. Фашисты хотели там сделать серьезный плацдарм для нападения на СССР с юга. Но наше командование упредило этот коварный удар. Вот так, Федор Михайлович! Как все переплетается у нас, замысловато, правда, как восточные арабески!

– Что сплетается, это правда! Только больше похоже на тугой морской узел, здесь в Аджимушкае! Все здесь очень непросто складывается, Николай! И неизвестно чем закончится… Будто тучи над нами какие-то адские зависли! И просвета не видать.

– Да с чего вы взяли, товарищ капитан? Переправу прикроем, и опять в тыл! Куда нас еще могут бросить? Здесь и то, оказались по крайней необходимости. Опять будем дороги прокладывать. И вспоминать эти бои под Керчью как самое яркое событие. Опять рутина начнется.

– Ты еще попробуй отсюда выйди, умник! Тут такая петля накидывается, что от нее вряд ли увернешься… Что-то тут происходит помимо всей этой военной катавасии, что-то совсем чужое.

– Не понимаю я Вас, Федор Михайлович! Или Вы тоже что-то мистическое почуяли, как я давеча? – подмигивает Велигонов, – Так Вы стесняйтесь, говорите как есть… Я пойму!

– Да как тебе сказать… Возможно просто предчувствие. Но вот случилось тут кое-что со мной, когда в катакомбу эту заходили. Прямо сюжет из Гоголя…

Сбоку в окопе раздается шум быстрого движения, но какой-то неловкий, прерывающийся, будто спотыкающийся и ищущий дорогу. Командиры поворачиваются, поднимая оружие.

Из облака песка и пыли возникает едва узнаваемая военфельдшер Иевлева. Улыбаясь и откидывая назад выпавшую из-под пилотки челку…

– Так, а это что за мимолетное явление? – хмурится, топорща усы Золкин, – «И гений чистой красоты?»… Ты почему здесь?

– Потому же что и вы. Выполняю свой долг! Что не ясно?

– С ума сошла? – сердится комбат, – Тебе где приказано находиться? В катакомбе! В госпитале! И ждать нас… И откуда вы свалились все на мою голову, безбашенные? Как вы вообще попали в железнодорожные войска? Вам бы в кавалерию или в танковые части. На месте усидеть не могут.

– Я здесь сейчас нужнее! Какой смысл в каменоломне сидеть? Если вовремя не оказать помощь, боец может умереть! Борьба за жизнь на минуты идет… Бой вон не шуточный разгорается… Медиков почти нет на позициях, я заметила. Кто раненых будет перевязывать?

– Найдем кто перевяжет, чай не дети малые здесь… Уж бинтовать то мы умеем. Твоя задача в «Скале» им помощь оказывать, а не на передовой… Марш в катакомбу!

– Не пойду! – упрямо наклоняет голову Иевлева, – Мое место здесь, рядом со всеми! Я – лейтенант медицинской службы, и отвечаю за сохранность батальона. И обязана быть с личным составом! И не прятаться под землей…

– Чего? Ты что девка, белены объелась? Это приказ! Под трибунал захотела?

– Мне все равно, – задумчиво грустно вздыхает Вера, – что там будет сегодняшним вечером или завтра. Вот выживем, тогда хоть куда пойду – или на гауптвахту или под суд! Только сейчас не до этого, Федор Михайлович! Все перемешалось. Немец вон стальной лавиной прет. Нам выстоять эти дни, а потом разберемся со всеми уставами! Воевать надо…

– Тьфу, чтоб тебя! – кусает усы Золкин, – И за что мне такой контингент достался, в самых тихих частях Красной Армии! Все в герои наровят выйти! Да пойми ты, девица-красавица, что здесь война уже настоящая, это не романтика из книжек. Здесь убьют и ахнуть не успеешь! Ты куда лезешь?

– Да, какие герои, товарищ капитан? Мне солдатам помогать нужно. Я и стрелять то не умею! Моя роль скромная – сидеть в окопе, оказывать первую помощь. Что не так? Я не уйду, Вы же мой характер знаете. Если что решила – никто меня не остановит. Мы у Вас все такие. Железные, как рельсы! Сами нас так воспитывали! Вот мы и получились такие строптивые… Прогоните отсюда – вон в соседнем окопе спрячусь, но ребят наших не брошу!

– Вера! Федор Михайлович прав! Нечего тебе здесь делать! – включается Велигонов, – Не хватало еще, чтоб с тобой что-то случилось. Уж такого нам точно не надо!

– Ну ты еще давай, начни, подпевала! Соловей сладкозвучный… Завел свои песни! Нет чтобы поддержать товарища! Сказала – здесь буду! С места не сойду! Хоть что делайте…

– На, каску хоть одень, дуреха! – отечески усмехается Золкин, – Тут пули и осколки свищут как пурга зимой. Чуть высунешься, и головы не будет!

– А Вы как?

– Обыкновенно. Пилотки хватит. У меня башка крепкая, все пули отскочат, как горох! – смеется Золкин, – Меня этой петрушкой не возьмешь! Калибр маловат…. А ты, Вера, смотри в оба! Никуда дальше окопа не лезь, пока все не стихнет. И тут все равно не останешься! Пойдешь на 2-ю линию обороны! И чтоб не высовывалась лишний раз из траншеи! Поняла?

– Так точно! Есть не высовываться из траншеи! – бодро и радостно отвечает Иевлева, – Вы то, здесь будете? До конца схватки?

– Николай здесь, со своими солдатами, это его участок. А мне побегать придется. Выравнивать оборону, если что! Сейчас обстрел закончится и фриц поползет во всей своей красе, только держись!

– Так мы что, здесь одни будем немцев держать? – оглядывается Иевлева, – С нашим «боевым опытом»? Почему других частей нет?

– Больше некому! Поэтому мы и здесь. Все остальные благополучно драпают в направлении пролива, – зло усмехается Велигонов, – но у нас есть большое преимущество. С нами пограничники! С ними не пропадем, это точно…

– И где они? Я пока сюда шла, что-то кроме наших путейцев никого не заметила!

– Они вон там, на центральном направлении в основном, – поясняет Золкин, – и еще маскируются хорошо! Их не только фриц, но и мы не всегда видим. Толковые ребята, знают свое дело! С такими вместе биться – одно удовольствие и большая честь!

– Сколько нас всего здесь против несущихся дивизий Вермахта? – пригибается Велигонов, от свиста очередного снаряда, ухает взрыв, засыпая всех горелой землей, – Я бы не сказал, что густо…

– Конечно, хотелось бы больше и главное артиллерии бы хоть немного! На этом направлении 500 пограничников примерно и нас 800, цифры невеселые, – вздыхает комбат, – это соотношение даже не скажу в какой пропорции, лучше на считать! На Акмонае три армии стояли и были разбиты. А там было все – и самолеты, и танки, и тяжелая артиллерия, и минные поля. А у нас вообще ничего! А фашист катится во всеоружии. А мы теперь таким количеством должны всю эту катящуюся немецкую махину сдержать! Только русским чудом… Но выстоять мы должны! За нами – жизни наших товарищей и судьба армий!

– Выстоим! Если нам такое ответственное дело поручили, как же мы можем подвести? – загорается Иевлева, – Тут есть где развернуться! Помимо степи, у нас еще каменоломни есть, там спрятаться можно. И оттуда атаковать! Там уже народу немерено собралось! И военных и гражданских! Целый город под землей…

– Катакомбы Аджимушкая, это конечно заманчиво! Но место это весьма странное, непонятное, многослойное! – задумывается Велигонов, – Мне кажется ступи туда, в мрак этот подземный и уже назад не выйдешь… Лучше бы нам земной поверхностью ограничиться! А то увязнем в не пойми чем…

– Время покажет! Нам пока здесь разобраться надо. Какие-то долгосрочные прогнозы преждевременны! – осматривается Золкин, – Как оно повернется, никто не знает. Война дело такое… Так ну все, ребятушки, хорош лясы точить, вон танки пошли! Я на левый фланг, буду отсекать пехоту, Коля ты здесь держи позицию, Вера на соседнюю линию! Все разбегаемся…

Поначалу ничего особенного не происходит. Тот же выматывающий обстрел. И непонятное движение в сером плотном дыму. Велигонов немного даже привыкает и слегка расслабляется, действуя по уже знакомой схеме. Внимание притупляется и это становится роковой ошибкой.

Дальше все разворачивается неуловимо быстро. Из рваных клочьев порохового тумана вдруг резко обозначаются медленно ползущие черные боевые машины, ища свирепым дулом цель… Воспринимаются они жуткими хищными громадами из железа и смерти, ужасающими монстрами, выжигающими все живое… Они кажутся чем-то явно нечеловеческим, поблескивая холодной сталью. И они оказываются так близко, что кровь начинает стынуть… Появляется растерянность. Мысли летят лихорадочно раскалено. Что делать? Как к этой горе бронированной и полыхающей огнем, подступиться? Куда бросать гранату? С какого лучше расстояния?

Сзади, пригнувшись, перебегает от сопки к сопке немецкая пехота. Лейтенант осматривает и подвигает ближе в ячейке гранаты и бутылки с горючей смесью.. Делает несколько выстрелов по пехоте. Непонятно удачно или нет. Цели постоянно двигаются, мечутся, ожидания на более менее статичную мишень врага не оправдываются, и палить приходится опять почти наугад.

Два взрыва сзади почти засыпают Велигонова, рядом бугорки земли прошивают пули. Он с трудом откапывается, и замечает, что один танк уже миновал его и зашел сбоку на соседний окоп. Путейцы видимо в растерянности отчаянно стреляют по броне, может в надежде попасть в смотровую щель… С гранатами почему-то мешкаются. Танк пробив пространство длинной пулеметной очередью, всей своей чудовищной железной громадой идет на них. Они с чем-то возятся, снуют, перекрикиваются… Но остаются на месте! Так как бежать куда-либо – это сразу попасть под огонь…

Лейтенант порывается броситься на выручку, но две пули едва не вонзаются в него – одна свистит у самого уха, другая чуть не сбивает каску. Из стелющегося едкого дыма вырастает несколько фашистских солдат. Велигонов даже не понимает, как ловит самого крупного в прорези прицела и спускает курок… Отдача надсадно бьет в плечо. Попал! Немецкого пехотинца отбрасывает назад. Лейтенант перезаряжает винтовку, вскидывает ствол, но наступающие уже падают среди сопок и ведут ответный плотный огонь, сцепившись с ближайшими красноармейскими окопами.

Велигонов оглядывается. Его товарищи в поединке с надвигающимся танком пытаются что-то сделать. Но массивная громыхающая машина неизбежно приближается, поймав свою цель в полной уверенности своего превосходства и победы. Как крупное животное, преследующее свою жертву… Вспышки выстрелов окрашивают траншею, тени мелькают то в одну, то в другую сторону, ища более выгодную позицию. И вот черный стальной монстр наползает на ячейки красноармейцев, сминая укрепления своей чудовищной массой. Гудящее утробно ожившее смертельное железо давит все, расплющивает в уродливую бесформенную слизь, выворачивает тела, мешает с землей. Стальные траки врезаются в плоть, ломают кости… Кровь словно морским прибоем, хлещет во все стороны. Искалеченные части жизни рвутся вверх, в последнем стремлении выскользнуть из перерубающих, растирающих железных жерновов… Напрасно. Из этой адской мельниц не уйти! Лопающаяся кожа, остекленелый от ужаса и немыслимой боли взгляд, рвущееся человеческое мясо, разбросанное по стенкам развороченного окопа, вжатое в землю… Последние неловкие обреченные жесты, как взмахи перебитых крыльев, дикие конвульсии, парализованный застывший разум. Раскаленные выворачивающие предсмертные крики кажется, перекраивают грозовые раскаты боя. Кто-то пытается убежать, но чернеющий механический исполин умело настигает и вдавливает, разрывает трепещущее тело, перемалывая его в бесформенную растекающуюся массу. Потом вдруг на мгновения становится как-то тихо, остыло безумно.

Лейтенант цепенеет. Танк разворачивается, и утюжа окопы, засыпая проходы намертво, двигается на него… Он, как танцующая змея, будто гипнотизирует Велигонова, играючи, манит к себе! Сквозь грохот боя отчетливо слышится лязг уже напившихся крови обагренных гусениц… Внутри все холодеет. Стальной черный хищник надвигается неумолимо.

Как с таким совладать? Будучи в мягком живом теле? Непостижимо… Это все сон или явь? Но размышлять некогда. Лейтенант с сумасшедшим проворством хватает гранату и бутылку с зажигательной смесью и бросается в сторону, в узкое ответвление траншеи. За ним сразу же секут пули вспыхивающего на сверкающей броне пулемета…

Велигонов вжимается в дрожащую землю. Успокоится и собраться с мыслями. Очень быстро и без права на случайность или ошибку. Теперь главное его обойти. И стать невидимым. Не попасть ему на прицел или вообще в поле зрения… Сюда! Где стелется дым. Он закроет надежно. Лейтенант ползет среди каких-то догорающих останков, угарно дымящейся почвы, неясных темных провалов. Внезапно перед ним вырастает боковая броня с черно-белым германским крестом… И она достаточно быстро движется. Нужно успеть! Велигонов прикидывает дистанцию и выдернув чеку, размахивается и бросает гранату. Видимо очень поспешно – Она отскакивает от корпуса, скатывается куда-то вниз… И уже оттуда вздымается высокий сплошной фонтан режущего огня и разлетающейся земли. Лейтенанта накрывает как сетью, распахнувшимся мутным покрывалом и швыряет куда-то в темноту… Далее все окружающее словно разом обрывается! Сливается в непроглядные переливающиеся непонятно чем сумерки. Он возится в каком-то ошалелом омуте, где все размалывающе гремит, скрежещет, огрызается огнем, заглатывает странными темнеющими пустотами. Вертит как обломок в стремительном водовороте… Пока сквозь этот обезумевший тайфун пламени и дыма, не проступает монументально отточенная башня танка, ее задняя часть! Велигонов улыбается. Бутылка разбивается о чернеющую броню. И скоро заплетающееся пламя вспыхивает, взвивается огромным столбом. Пыхтящий монстр, проехав несколько метров, кряхтя и исторгая клубы дыма, удивленно застывает на месте… Машина полыхает расходящимся костром, языки пламени облизывают стальной корпус. Выскакивающий немецкий экипаж срезают выстрелы затаившихся красноармейцев.

Велигонов встает, качается и пытается что-то сообразить… В голове словно все выгорело, оставив разъедающе звенящую пустоту. Разгорающийся железный хищник вдруг обдает неимоверным жаром. Словно с проклятием изрыгает отравленное пламя. Обжигает, кажется плавит до самых костей. Сгорающий воздух перехватывает дыхание. Лейтенант, рванув ворот гимнастерки, озирается и делает несколько шагов – земля вдруг уходит в наклон… Будто опрокидывающаяся крышка гигантского земного сосуда. Велигонов пытается выровнять обычную картинку в рассудке, но она упрямо раскачивается, как корабль в шторм. Мир переворачивается… Висящую сумеречную дымовую завесу прорезают росчерки выстрелов, проносятся непонятные силуэты, что-то грузное и большое начинает проступать через зыбкую вязь серого смога.

Лейтенант оказывается на перекрестке сходящихся в яростной схватке сил, неминуемо попадая под несущийся выкашивающий огонь… Геометрия смерти рисует очередную многозначительную фатальную фигуру. Фатальные линии раскаленного свинца почти сходятся, остается еще пару минут от силы…

Но тут его плавно обнимает женская рука и неуловимо утягивает куда-то вниз… Мелькает закопченное лицо Иевлевой. Все смазывается… Он проваливается в топкую темноту. Тут же следом громыхают взрывы, взрыхляя и раскидывая землю, и жалящими свинцовыми осами куда только можно вонзаются пули…

Что-то может быть дальше? Велигонов с трудом открывает тяжелые веки. Толком ничего не видно. Кругом почти полная темнота. Откуда-то пробивается бледный призрачный свет. Со всех сторон нависли громадные сырые камни. Это что могила? После горячки и дикого громыхания боя стоит удавливающая беспредельная тишина. И пронизывает жгучий холод. Пространство как такового нет, все утопает в топкой черноте.

– Ну что, очнулся, герой? Как себя чувствуешь? – перед глазами проявляется улыбающееся лицо Веры.

Его голова заботливо лежит на коленях Иевлевой. Это сразу успокаивает. Очень мягко и тепло. Совсем по родному. И поэтому после ревущего безумия сражения кажется нереальным. Все другое. И совсем необычное. Тихое, затаившееся темное, безгранично каменное, и словно пристально наблюдающее…

– Где мы? – спрашивает Велигонов, силясь подняться, – в преисподнюю провалились что ли? Темень вокруг и каменюки огромные! И никакого просвета нет. Там еще во мраке копошится кто-то! Уж не черти ли?

– Пока еще нет! – смеется Вера, – До ада нам далеко. Да и не наше это место. Мы племя светлых людей. А с тем что кругом, все проще, мы в катакомбе!

– Теперь понял. Что наверху?

– Порядок! Атаку отбили! Танки дымят… Пехоту обратили в бегство!

– Как наши? Сильно потрепало батальон наш?

– Погибло много. Сейчас считают, перераспределяют личный состав, укрепляют позиции.

– А комбат? Федор Михайлович?

– Живехонек! Как огурчик! Уже бегает, суетится, командует. Как обычно. Смешной немножко! Крепкий он у нас мужик, таких поискать надо. Богатырь! Стержень всего нашего железнодорожного воинства. Столько жизни в нем, ключом бьет! Он нигде не пропадет. И нам опора надежная.

– Ты сама-то как? Цела?

– Как видишь в добром здравии! Уже успела всем помощь оказать. Вот к тебе выбралась. Ты без сознания лежал, потом бредил.

– Я ранен?

– Нет, контузия легкая, пройдет! Ничего страшного… Отлежишься немного, и будешь свеженький, как заново рожденный. Я так думаю, у нас тут еще много чего предвидится, скучать не придется! Обстановка все хуже… Отдохни пока, поспи!

– Как скажешь…

Велигонов закрывает глаза и почти сразу проваливается в глубокое забытие сна…