Читать книгу Царь Борис - Константин Владимирович Кокозов - Страница 4

1

Боря Елин родился во Владимирской области, в деревне Наумово, что примостилась у северной окраины небольшого городка Александрова. Отец его, Иван Петрович Елин был потомственным крестьянином, всю свою сознательную жизнь работал пастухом на ферме в колхозе. Мать нашего героя, Дарья Силантьевна, трудилась вместе с мужем тоже на ферме, дояркой.

Деревня Наумово в сороковые годы состояла из одной улицы. Дворов по двадцать пять на каждой стороне насчитывалось в то время, когда Иван и Дарья полюбили и решили соединить свои судьбы узами брака. До этого жили по соседству, их дома с террасами смотрели друг на друга, как солдаты при команде «равняйсь». Террасы у них были почти без окон, зашитых не досками строгаными, а картоном, обрезками досок, старыми ящичными рейками из-под мыла и так далее: что нашли, тем и прикрылись от прямого ветра, снега и дождя.

Дом у Вани Елина был небольшой, хотя и пятистенок, с огромной русской печью на первой половине бревенчатого жилища. Жил он в родной избе вместе с матерью. А отец его, когда ещё Ваньке было пять лет, однажды в зимний морозный день ушёл в лес за дровами и не вернулся. Неделю всей деревней искали и не нашли мужика, как в воду канул, словно испарился. Как будто вот растаял человек, растворился в лесных чащобах. Очень бедно жили вдвоём с матерью, спасибо отцу, пусть земля ему будет пухом, пятистенок успел поставить. А то как бы и где жили, неизвестно. Братьев у отца было четверо, а жили всем семейством в одной большой горнице, женатые иль неженатые, с детьми или без них; все устраивались на ночлег в этой комнате. Кто был пошустрее, тот в холодную пору поближе к печке пристраивался. Женатым отводили место аж в самом дальнем углу, им-то легче, вдвоём и холод нипочём, пообнимутся как следует, подышат друг на друга, руки-ноги переплетут, не поймёшь, чья и где нога или рука, вот и тепло.

2

Четыре года было Ваньке Елину, а помнил многие картины той совместной жизни в большой и дружной семье деда. Там было весело. Ваньку на руках носили все, кому не лень, всё-таки первый мужчина появился в доме, а так у двоих дядей родились по двое дочерей. Помнил Иван Петрович, как отец его на лошади таскал из лесу вырубленные брёвна и с любовью очищал их от коры, готовил брёвна для будущего дома. За зиму всё и заготовил. А весной, как выглянуло солнце, почернели поля, почки на деревьях стали набухать, поставил и дом, переехал к концу лета. А вот жить в новой просторной избе на троих долго не пришлось, взял Бог душу.

Отец был хорошим трудолюбивым человеком, тихим, скромным, независтливым. Лишний раз на чужой двор глаз не направит, чтобы не подумали о нём чего плохого. А как только кликнут его на помощь, как позовут, так сиял от радости, бегом бежал подставлять плечо. Надо сено разгружать из телеги – зовут отца, надо помочь соседу избу ставить – позовут отца, даже по мелочам соседи звали батю подсоблять: поднять вдвоём мешок с зерном и сыпануть в амбар, постричь овец, что отец умел делать лучше всех в деревне. Не отказывал он никому, потому люди и уважали его и обращались к нему.

Может быть, поэтому, когда и отец ставил свою избу, соседи без приглашения приходили и помогали ему. От отца, по рассказам матери, Ваня унаследовал многое, – его трудолюбие, его умение делать многие вещи своими руками и, самое главное, как говаривала мать, – перенял он от отца любовь к земле. Мать рассказывала, что его, как хорошего, умного строителя, хотели забрать в город, сказали – мол, и пожить где дадим и зарплату хорошую назначим, лишь бы Петро перешёл к ним работать, хотя бы лет этак на пять, коли насовсем желания нет. Отец сказал: «Да что вы! Даже никакими меня хоромами не соблазнишь и никакими калачами и кренделями к чужому стойлу не приманишь. Уж где родился – там и пригодился. Мне ведь надо корову по холке погладить, на заре на пастбище её выгнать, по росе на лугах косой размахнуться и коня за морду потрепать, – всё лучше, чем в городе в подвалах среди тараканов жить».

– Не поменял твой батя свою деревеньку на богатые городские условия жизни, и, может, зря, – вытирая краешком платка чуть заметные слезинки, вспоминала мать. – Пошел бы, – может, и жил бы до сих пор. Вот только – знать, чёрная душа была у этого гостя из города. Много раз ходил к отцу и упрашивал уважить его просьбу и согласиться ехать с ним в город, аж в самую Москву, мать городов Российских. А когда отец наотрез отказался, видать, проклял его, потому и отец недолго прожил. Есть такие люди, сынок, как колдуны, черными магами называются…

Иван тоже, как и отец, всей душой любил деревню, даже в школу в ближний городок Александров напрочь отказывался ходить. Вернее, случилось по-другому. Когда ему исполнилось десять лет, знакомый священник приехал на бричке, захватил его с собой и отвез в школу, посадив за парту вместе с остальными учениками. Но уже со следующего урока Иван сбежал из класса и бегом, напрямик через дворы и огороды, добежал До дома и сказал матери, что больше в школу не пойдёт. Однако этот священник как-то ещё раз приезжал за ним, но увидев его ещё издали, Ваня дал дёру в направлении леса через луг. Потом ещё как-то рано утром, когда мальчик ещё не проснулся, священник вошёл в хату:

– Ну, Пелагея, буди сына, надо, чтобы мальчик хоть закон Божий выучил, а то как же ему жить без грамоты?

Мать захлопотала, Ваню разбудила, а сама побежала в сени за крынкой, чтобы батюшку молоком угостить. Поздоровался Ваня, протирая глаза, вышел на улицу, как бы по нужде, а как захлопнулась за ним дверь, дал стрекача, быстрее зайца пустился в направлении лесочка. Увидела мать, подняла шум, соседей на помощь кликнула, но всё было бесполезно: его и след простыл, вернулся затемно, когда спать ложились.

На этом ученье Ивана Елина закончилось, и начались трудовые будни. Он помогал матери по хозяйству, дядям в работе. Земля была общая. Хотя и отделился Петр, но после его гибели братья не оставляли его семью без куска хлеба, его долю всегда отдавали как положено, несмотря на то, что серьезных работников с его стороны и не было. Но через год пришла на русскую землю революция, большевики захватили власть в Питере. Началась гражданская война, хотя ещё не закончилась первая мировая, в которой завязла Россия.

3

Конечно, размеренную жизнь деревни Наумово война 1914 года нарушила, многих мужиков взяли на войну. Однако большевистская революция и гражданская война перевернула всю крестьянскую жизнь вверх дном. Отобрали большевики земли у крестьян и весь скот, что имелся у них, обобществили, создали коммунистические артели, колхозы, совхозы и прочие коллективные организации.

Была прежде жизнь у крестьянина тяжёлой, несладкой, а стала ещё трудней и невыносимей. Новая власть обирала крестьянина, как липку. Чтобы удержать власть в своих руках, большевики нуждались в деньгах – на вооружение, на обмундирование и на довольствие своей армии. Однако казна была пуста, помещики, капиталисты и купцы защищали свою собственность с оружием в руках, поэтому оставалось отбирать у самого тихого и трудолюбивого народа, у незащищённого крестьянина. До последнего зерна опустошала новая власть амбары селянина. А когда амбары опустели, новая власть стала натравливать селян друг на друга, придумывала новые ярлыки разным категориям селян, из века живущим по-разному: одни чуть лучше, другие победнее. Хорошо работающих, трудолюбивых, побогаче крестьян назвали кулаками, живущих чуть победнее – зажиточными, а самых ленивых и нетрезвых, которые с печки, как Емеля из сказки, не слезали, назвали бедняками и самыми сознательными слоями сельского народа. Им, этим беднякам, большевики поручили организовать на селе новую жизнь, новые порядки. И они это делали, как могли и как умели. А уметь – они не умели ничего, кроме как знали, у кого в селе могли быть лишнее ведро картошки, мешок зерна или муки, банка мёда да моток шерсти. Вот с их-то помощью новая власть подбирала на селе последние крохи.

В своей сознательной жизни Ваня Елин был свидетелем и участником этих перемен в деревне, на себе испытал невзгоды в пору установления новых порядков. Десять лет ему было, когда в родной деревне начали создаваться товарищества, прообразы будущих колхозов и совхозов. Пока шла гражданская война, бедняки, не ушедшие на фронт, сообща обрабатывали свои – небольшие наделы. Потом организовали комбеды, коммуны. А уж когда началась коллективизация всей страны, тут же бедняцкие коммуны объединились в колхозы и совхозы.

Вот так двенадцати лет Ваня Елин стал участником исторического события в жизни своей деревни и страны. В доме дяди Михаила, самого младшего брата, который остался жить в доме дедушки, в той самой избе, где он родился, собрались крестьяне. На стол принесли, кто что мог, – простой крестьянской закуски и чистого самогону. На пустом уголке стола сын соседа Филимона – гимназист, нагнувшись над чистым листом бумаги, под перебивчивые советы и подсказки мужиков писал благодарственное письмо вождю Ленину – за то, что он осознал необходимость полного изменения политики по отношению к крестьянству и заменил продразвёрстку продналогом. День этот в апреле 1921 года крепко запал в память, потому что потом в газетах и по радио подробно рассказывали об этом дне. Даже однажды, в шестидесятых годах, Ивана Петровича Елина пригласили в школу и попросили подробно рассказать школьникам, с каким энтузиазмом крестьяне-земляки поддерживали политику большевиков. И Иван Петрович, конечно, в целях воспитания подрастающего поколения, рассказывал. И конечно же, само это вполне обыденное событие пришлось приукрасить, изобразить восторг при отправке письма самому вождю Ленину, словно был не случайным свидетелем затеи взрослых, а непосредственным участником штурма Зимнего в Петрограде. Сами же крестьяне в тот день знали, что посылают благодарственное письмо властям не по своему замыслу, а по просьбе коммуниста деревни, участника гражданской войны красноармейца Алексея Бутурина, который пришёл с войны без ноги, зато живой. Уважили просьбу земляка, который, несмотря на потерю ноги, метил в начальство. Видел, куда ветер дует и какая ему может быть польза от этого ветра. Ну а на столе светилась бутыль очищенного самогона, возвышаясь с приличной для текущего момента закуской.

С другой стороны, Ваня сам почувствовал результат новой экономической политики, когда у него с матерью в амбаре проявилось зерно. На рынках и ярмарках, в лавках и в торговых рядах стало больше и разнообразнее товару. Мать даже подумывала завести вторую корову. А излишки молока можно было бы продавать на базаре в Александрове. Ведь надо было обзавестись обновками, посудой, крупой разной впрок. А самое главное, мечтали они с матерью купить новый железный плуг, – до того имелась у них деревянная соха, – да борону, их стали вовсю продавать на ярмарках приезжие люди из Мурома, из Кольчугина. Ваня помнил, как радовалась мать, ходила счастливой по деревне и приводила подружек показывать свою новую покупку, обыкновенный топор. Топора не было в доме с тех пор, как отец взял его с собой в лес. Так и исчез топор вместе с отцом. Да ещё два ведра железных она привезла из города. Так она их долго жалела, не использовала и несколько раз в день смотрела, на месте ли они в проёме за печью, где зимой обычно держали маленьких ягнят и телят.

Но из всего того, что планировала молодая вдова с маленьким сыном, исполнилось очень мало. Топор да два ведра она успела закупить для своего хозяйства. Да одёжную кое-какую обновку себе да сыну. Кое-какую одёжку под его рост и комплекцию, поскольку он, четырнадцатилетний подросток, уже выглядел крепким парнем. Вообще-то Елины в деревне заметно выделялись. Они все были рослые, широкогрудые, светловолосые. Только дядя Михаил среди всех братьев отца Вани был вроде как чужим, непохожим на остальных. Даже две сестры Михаила по росту и цвету лица, волос повторяли породу Елиных. Девки из их породы выгодно отличались полновесными круглыми грудями, длинными полными ногами. Рослые, болыпезадые, девки елинского рода в деревне были у женихов нарасхват и быстро выскакивали замуж, становясь, ничего не скажешь, добропорядочными жёнами и матерями.

Исключение в роду представлял дядя Михаил, он получился – не поймёшь в кого, походил больше на цыгана, чем на русского русоволосого парня. Ну как же: глаза маленькие, как у китайца, чёрные волосы, яйцевидная голова, нос, правда, русский, как у всех Елиных, а так вообще чужой и ростом выше и худее, словно его в семье морили голодом. Вот неказистый высокий цыган – и точка.

Ваня Елин не подвёл семейную породу, тем более что у всех братьев отца рождались одни девки. Так что только он один среди нового поколения рос мужиком, а значит истинным наследником рода. Девки, что вышли замуж, поменяли фамилии и баста. Давай умножать род своих мужей, а Ваня, родившись, всю жизнь Елиным должен называться, до самой смерти. Может быть, это обстоятельство и помогло матери и сыну выжить в самые тяжёлые и голодные годы после революции в гражданскую войну. Дяди помогали всем, чем могли, почти не отделяя семью погибшего брата от своих семей, чтобы Ванька продолжал род Елиных. Потому, хотя и без главного кормильца, всегда на столе были хлеб и молоко. Особенно хорошо помогла родня в первое время после гибели отца, когда жив был дед. Через год и дед ушёл в лучший мир, но семья оставалась дружной и спаянной. Особенно помогал дядя Алексей, самый красивый и самый умный среди живых родных. Само собой сложилось, что он стал непререкаемым главой елинского рода. Скажет, к примеру, дядя Алексей, что пора засевать поля, те небольшие площади, которыми располагали Елины, – так значит и надо сеять, остальные семьи молча, кивнув головами, шли выполнять его наказ. Скажет, кому помогать, ходить по двору, за скотиной, так беспрекословно и без возражений и идут. Но он был и самым добрым среди родных Ваньки из старшего поколения, часто приходил в избу поговорить и выпить чаю, допоздна засиживаясь в беседах с матерью. Приносил сахарку к чаю, баловал иногда племянника и конфетами.

5

Однажды дядя Алексей вдруг срочно, не попрощавшись с племянником и его матерью, внезапно уехал из деревни. Отчего, почему – как ни спрашивал Ваня об этом мать, она молчала, пожимала плечами и уходила от ответа, переводя разговор на другую тему. Только став повзрослев. он узнал от своих сверстников, почему дядя Алексей устроился на завод в соседнем городке Кольчугино и остался там жить. В деревне секреты долго не держатся и оценку дают всему ясную и жёсткую: сказали вот, что дядя Алексей спутался с Пелагеей, матерью Вани, что соседи застали их двоих в самый неподходящий момент в новом доме, строящемся для одного из братьев. От раскрытой тайны, от срама перед родственниками хороший человек дядя Алексей ушёл из деревни и больше не появлялся.

Его уход послужил причиной россыпи елинского рода. Елины обособились друг от друга. Дяде Михаилу достался главный старый дом с одной большой горницей да пристроенной позже утеплённой террасой, служившей и кухней, и кладовой.

После раздела жизнь Ивана Елина и его матери утяжелилась, хотя пока и не безнадёжно. Братья жили теперь не так дружно, общались через силу, нехотя, словно носили за душой какие-то обиды. Иногда дядя Михаил наведывался и спрашивал о делах, но помощи толком не оказывал. Он был добр на словесные похвалы, но скуп на скорую поддержку. Приходя в избу, сразу начинал жаловаться на тяжёлые времена, на нехватку в доме того, другого, третьего. Словно оправдывался сам перед собой за своё скупердяйство. «Или боится, что мы чего-нибудь попросим?» – думал про себя после его ухода Иван. Он к тому времени сам умел исполнять все работы по хозяйству: и косить, и сеять, и скотину вести, – всё, чтобы с матерью не остаться голодными.

6

А к тому времени, когда Иван становился единственным и настоящим мужчиной в доме, в стране и в деревне Наумово жизнь понемногу крепла. В домах крестьян появилась невиданная доселе электрическая лампочка Ильича. Удивительное дело – щёлкнул выключателем – и в избе светло, как днём, веселее становилось на душе. А ведь ещё по вечерам, в тёмное время суток появились новые заботы – надо было учиться грамоте, у кого её нет. Вначале всех неграмотных, – а их в Наумове было большинство, – собирали в доме коммуниста Алексея Бутурина. А потом посредине деревни, около старинного развесистого дуба построили небольшую, крытую дранкой, избу, покрашенную по брёвнам в красный цвет, половину её отвели под сельсовет, а вторую под школу. Теперь неграмотные собирались в школе. Учителей в основном привозили на лошадях из Александрова. Учили крестьян арифметике и русской грамматике. Вот теперь можно было пожалеть, что в своё время Иван не захотел учиться. Вначале мать хотела его и сейчас в общую школу определить, но куда там – он отказался наотрез, заявил, что убежит из дома, но не сядет за парту с маленькими. Мать поговорила с учителями и решила: пусть со взрослыми учится грамоте, да и сама вместе с ним стала учиться, поскольку самой грамоты не хватало. Так что лозунг партии и правительства: «Долой неграмотность!» – и мать и сын таким образом поддержали.