Читать книгу Вихреворот сновидений - Лана Аллина - Страница 6

…Громкий, требовательный, нахальный трезвон прорвал непроглядную черноту, оглушительный скрежет и крики. Титаническим усилием воли, за уши, Вера вытянула себя из кошмара сна. Нет, это телефонный звонок вынул ее из страшной нереальности полета в лифте.

Ну слава Богу, это был только сон, ее кошмар. Сон Веры Не-Павловны.

Но ведь он повторяется снова и снова, в который уже раз повторяется это сновидение. Она даже со счета сбилась. Не посчитать, сколько раз в ее жизни повторялся один и тот же сон. Вся в холодном поту, мокрая, будто только что из-под душа, дрожа от ужаса, пытаясь совладать с голосом, еле-еле переводя дух, Вера сняла трубку, попутно стукнув себя ею по скуле.

Звонил Валерка, муж, хотел узнать, проснулась ли она и собирается ли уже на работу.

– Катюню в садик отвел, не опоздали, все в порядке. Я уже на работе, – жизнеутверждающим голосом отрапортовал муж. Точно так же делегаты рапортовали на XXVI съезде КПСС.

– Отлично… Значит, все хорошо?

– А то! Обижаешь! Вероня, слушай, так ты помнишь, мы вечером сегодня идем к Сашке: у них с женой вчера была годовщина свадьбы какая-то по счету, а сегодня как раз пятница. Они уже много раз напоминали, и опаздывать нельзя, к шести ровно нас ждут! Вообще-то, конечно, это повод только – пулечку сочинскую на троих распишем. Эй, Смольный на проводе! Что у тебя с голосом, ты, часом, не заболела, а, девчушка? Нет? А? Так ты как там, слушаешь, что ли, или опять заснула?

– Да слушаю я уже, слушаю… я давно не сплю, только…

– Вот и просыпайся давай, уже поздно – ты на работу так не опоздаешь?

– Да ладно… – тут Вера не удержалась, зевнула. Совсем не хотелось рассказывать мужу, ни по телефону, ни вечером при встрече, что она опять видела этот страшный сон. Но недавний кошмар все не отпускал ее, не позволял вернуться в реальность.

– Слушай… К шести, говоришь, да? Но я… знаешь, а я ведь могу как раз сегодня и задержаться, у меня встреча с шефом по диссертации… – промямлила Вера. – Не знаю даже, на сколько времени… от него зависит, когда он освободится…

– Не-ее, ну так не годится! У тебя все одна только работа, и никуда вместе с тобой и сходить нельзя! Слушай-ка, ну попробуй все-таки освободиться, отпросись, в конце-то концов, сегодня пятница – короткий день. В общем, так, захочешь – так придумаешь что-нибудь! Ладно, все! Просыпайся, вставай: пораньше начнешь – побыстрее закончишь, а я тебе поближе к вечеру на работу еще позвоню. Давай часа в четыре позвоню, ладно? Ну все, пока! И вставай уже, а то опять задрыхнешь – это тебе пролетарий умственного труда говорит!

Вера с облегчением положила трубку, на ощупь, и не сразу попала – телефон стоял на тумбочке у изголовья кровати – и снова откинулась на подушки. Вставать не хотелось, собираться на работу – тем более. Вроде бы по ощущениям и выспалась, хотя легла очень поздно, а сил совсем не было – неужели проклятый сон высосал все силы? Может быть, позвонить, сослаться на нездоровье? Порядки у них в институте либеральные – бюллетень не потребуют.

Нет! Сегодня этот номер у нее никак не пройдет! Шеф не поймет, надо ему доложить, как обстоит дело с заключением по диссертации, с написанием автореферата… Главное, ведь к концу дело идет, немного совсем осталось – последний рывок сделать! А ни сил, ни желания защищаться нет почему-то…

«Ладно, вот полежу еще только самую чуточку, самую крошечку, ну еще только пять-семь минуточек. Ну, а потом – волевое усилие, рывок, отрыв, и найти тапочки, которые за ночь разбрелись по комнате в разных направлениях, и поди-ка отыщи их теперь… Кухня, кофе, горячий душ, потом нахлобучить то, что приготовила с вечера,» – вот молодец, похвалила сама себя Вера, продумала заранее, потом еще чашечка кофе, как посошок на дорожку, а завтрак в другой раз, ну, а на закуску – завихрение, вихревый поток – и все, и нет её, утекла!

Вера ещё раз вспомнила свой предутренний кошмар. Да уж, подумала она и даже хихикнула, ничего себе! Прямо-таки новоиспеченная Вера, только He-Павловна, с её вечными снами! Что ж, значит, это был первый – или уже не первый? – сон Веры Не-Павловны.

Потом взгляд нечаянно упал на стоящие на серванте часы – Вера так и подскочила. Через полчаса она во что бы то ни стало должна вылететь из дома.

Утро, забыв посоветоваться с ней, вывалило кучу проблем – в бирюльки, что ли, собралось сыграть? И не было для Веры ничего хуже выхода из дома. Это стало сущим мучением. Какая ж ты безалаберная! – ругала она себя, вылетая из квартиры минут на пятнадцать позднее, чем нужно. И ведь так каждый раз.

Запирая дверь, Вера услышала настойчивую трель телефона. Может быть, с работы уже разыскивают? Или вообще что-нибудь срочное? Вернуться? Послушать? Но она не стала этого делать. Нет, примета такая есть: даже если в зеркало, вновь выходя, посмотреться – всё равно, пути точно не будет!

А, вот и утро снова встало не с той ноги – как и она. Дождь со снегом поливал сверху из распоследних сил, а за зонтиком возвращаться уже не было времени. Хорошо, что у нее пальто с капюшоном. Ну что это за зима в конце января! Похоже, в Москве больше никогда не будет настоящей зимы – с крепким морозцем, хрустящим под ногами снежком, северным малиновым солнцем. Так нет же! Дождь зарядил с самого утра, безнадежно-серое небо хмурилось, всхлипывало почти неслышно, проливало бесконечные слезы… Надо было надеть другие сапожки – эти явно не по погоде.

Хотя денег в кошельке оставалось совсем не густо, до метро она взяла мотор, ржавую копейку. Машина дребезжала, стонала и только чудом не развалилась прямо на ходу – благо, до метро совсем близко, всего три остановки. Но ведь автобуса можно и не дождаться. Дальше проще: в метро на работу прямая ветка, без пересадки, потом, как всегда, спринтерский рывок – взбегание по эскалатору.

Вера очень спешила. Она сильно опаздывала на работу. Было уже далеко не утро, ведь утро как-то незаметно, словно по мановению таинственной волшебной палочки, уже воплотилось в день. Этот самый день вдруг предстал перед ее испуганными глазами в своем официальном наряде, в длинном пальто и шарфе, и был он застегнут на все пуговицы до самого горла, и поманил ее скорее бежать на работу. Одним словом, Вера очень опаздывала.

В академическом институте, где в качестве младшего научного сотрудника трудилась Вера, рабочий график был, по правде говоря, не слишком жесткий – только три (а чаще два) официальных присутственных дня в неделю, да и то не с утра до вечера. Правда, платили за это такие смешные деньги, что едва ли на них можно было прожить: на руки в месяц у Веры получалось чуть больше ста рублей. В остальные дни сотрудники должны были находиться в рабочее время в библиотеке и собирать материал для своих трудов – научных статей, служебных записок, институтских сборников. Иногда, впрочем, случались авралы: на отдел спускали срочное задание из ЦК КПСС или ВЦСПС[29]. Тогда нормальная жизнь прекращалась, и все имеющие отношение к заданию сотрудники работали в экстренном режиме – без обеда, выходных, без сна и отдыха.

Прошлой ночью, так некстати завершившейся сном-кошмаром Вера корпела над авторефератом своей кандидатской диссертации. Работа её была практически готова, а автореферат она обещала непременно закончить до конца недели и отдать научному руководителю, а уже наступила пятница. Полночи провела без сна, а как только прилегла – опять этот кошмар! Рассчитывать выспаться не приходилось. Наверное, придется работать и следующую ночь, и все выходные, чтобы утром в понедельник явиться с гордо поднятой головой и торжественно положить на стол шефу – он же по совместительству и ее научный руководитель – готовый текст. Прямо с боем часов – в десять ноль-ноль утра. Конечно, Валерка не придет в восторг от такой перспективы на ближайший уик-энд. Она-то будет за письменным столом сидеть, а мужу что, на ее спину склоненную любоваться, да?

И вот теперь, подбегая к своему институту по узкому, похожему на среднего размера подкову, переулку в самом центре Москвы, Вера отчего-то занервничала. Она вошла в ворота, отделявшие здание от переулка, с трудом потянула на себя тяжеленную дубовую дверь.

И первым человеком, кого увидела Вера, войдя в институт, была ее близкая подруга Майка Катаева, которая, очевидно, дожидалась у самого входа.

Майка так и бросилась к Вере.

– Слушай, Веронь, ну, ты ва-аще даешь! Где ты ходишь до сих пор?

– Майка, ради бога, ну что еще такое? С тобой что-то случилось?

– Со мной-то ничего, а вот с тобой сейчас точно случится – сама увидишь что! Шеф твой вот уже почти два часа, – между прочим, вот прямо как пришел, с десяти ноль-ноль утра! – рвет и мечет, всех по тревоге поднял, тебе домой уже обзвонился. Думаешь, чего я-то здесь торчу, а? Тебя я здесь сторожу, нарочно, на дальних подступах, потому что, слышишь, когда ты сейчас к нему пойдешь, надо тебе по-быстрому придумать какую-то ну уж о-очень уважительную причину, почему опоздала – иначе точно не прокатит, я уже не знаю, на что он сейчас способен вообще! А у другой лестницы тебя Машка караулит, на случай, если ты там пройдешь, и не дай бог, если ты вот в таком виде, как сейчас, предстанешь перед шефом!

– Ой! Вот же влипла! Слушай-ка, а ты, случайно, не в курсе, зачем я ему вдруг так срочно понадобилась? Ведь вроде бы проверки по институту сегодня не должно было быть, да?

– Да нет, там не в проверке дело! Хуже все гораздо! На проверке-то я бы уж тебя как-нибудь отметила, я сегодня рано пришла, прямо к десяти! – скороговоркой сообщила Майка. – Я, кстати, и в твой отдел забежала и в тетради, то есть в журнале приходов-уходов вашем за тебя успела расписаться за приход: подпись твою давно уже ведь освоила.

– Спасибо! Ну так в чем же тогда дело? – не поняла Вера.

– Вот я там что-то слышала, вам какое-то задание срочное из ЦК спустили – и как раз на ваш отдел, вроде бы что-то по коммунистам, по пленуму итальянской компартии да и испанской тоже… ну и по реакции французских левых сил… Ну, я так поняла, по крайней мере, – тараторила подруга. – Ты лучше давай потом еще с Машкой поговори, она ведь у вас там на испанцах сидит. А вы с шефом за итальянцев отвечаете, и что там еще французы написали. Но только сейчас ты не к Машке, а лети-ка ты лучше на крыльях любви прямой наводочкой к своему шефу, поняла? Наверно, вы там с ним на итальянский пленум выпадете, ясно тебе? Скорее всего, перевод текстов и ваши прогнозы, ну, там, комментарии всякие. В общем, поняла? Караул! Надо сделать, что называется, вчера. А по дороге придумывай давай поскорей какую-нибудь причину, ну о-о-очень уважительную только!

Так. Все ясно – сон с устремившемся ввысь лифтом в руку… приехали. Задание сверху, из Международного отдела – это уже серьезно. Что бы такое придумать, чтобы шеф Павел Аршакович ее сразу не пришиб на ровном месте? Болезнь ребенка? Нет, дочь Катька только что болела, вчера первый день в садик пошла, да и нельзя без конца ссылаться на детские гриппы, простуды, ОРЗ… вообще, нельзя на здоровье ссылаться, мало ли! Может, годовщина свадьбы? Нет, не выйдет! Во-первых, это не объясняет такого опоздания, и потом, они с Валеркой расписались уже три года назад, и шеф, кажется, в курсе.

Да, ситуация катастрофическая. Их институт, как и другие академические институты гуманитарного профиля – важные участки идеологического фронта, и с этим шутить было опасно. Как только на институт спускали задание сверху, оттуда, из Международного отдела ЦК КПСС, всех сотрудников отлавливали по тревоге, извлекали иногда из самых неожиданных мест – и как только умудрялись находить! – и они представали пред светлыми очами на ковре у начальника отдела, который долго извергал молнии, сотрясал воздух громом, призывал на поникшие головы подчиненных мэнээсов всевозможные неприятности и бедствия. Правда, эти угрозы потом почти никогда не осуществлялись, но все же, как знать… могли ведь и сократить потом, и провалить по конкурсу. И аврал продолжался до тех пор, пока, наконец, готовое задание, упакованное и запечатанное по всем правилам, не отправляли наверх, в главное идеологическое ведомство страны.

В общем, понятно, что в такой ситуации даже авторефератом тоже сейчас не отговоришься – не выйдет! И потом, закончить его нужно было уже давно…

Действовать следовало быстро и решительно. Вера поднялась на третий этаж, открыла дверь своего отдела и, быстро поздоровавшись с сотрудниками, без стука влетела в кабинет шефа. Вот сейчас раздадутся раскаты грома, оглушат, засверкают молнии – одна за другой! Так что быка надо брать за рога – и немедленно!

– Здравствуйте, Павел Аршакович!

– Та-ак, Вера, а я что-то не понял, где вы до сих пор пропадаете? – Шеф смотрел на нее грозно, его обычно мягкие, лакированные восточные глаза зажглись недобрым огнем. И никакого тебе здравствуйте! – Я вас уже просто обыскался! А вы, вообще-то, в курсе, и может, скажете, который теперь час и когда вы должны появляться на рабочем месте, а?! Как это понимать? Почему вы все время опаздываете? – громыхал начальник, и голос его становился все громче, словно кто-то невидимый прокрутил ручку громкости до упора. – Да что такое вообще с вами произошло, а?!

Шеф крошил все вокруг своим тяжелым, как молот, жестким взглядом, а его голос все нарастал, закипая, и взлетел до самой высокой ноты к концу тирады.

Точно. Сон в руку. День начинался сокрушительно. Несчастливо. Ну ладно! Раз так – где наша не пропадала!

– Послушайте, Павел Аршакович, – начала Вера насколько могла уверенным тоном тоже на громкой ноте, помня о том, что лучший вид защиты – наступление, – вот что… я вам сейчас даже не стану объяснять, что со мной произошло, но это что-то… просто ужасное, понимаете! Я потом объясню… до сих пор не могу… в себя прийти! И позвонить я не могла, предупредить… Просто никак… Так бывает, но не в этом сейчас дело.

Тут она замолкла, опустила глаза, делая вид, что очень расстроена.

– Ну, хорошо, – неожиданно пошел на контакт шеф. – Ладно. Я понимаю, наверное, действительно причина уважительная, но все-таки, Вера, вы же сами понимаете: в таком случае могли бы всё же хоть позвонить, предупредить, вы же в Москве все-таки, а не в какой-нибудь, так сказать, тьмутаракани. И к телефону вы не подходите, а, между прочим, сегодня ситуация особая… нужно срочно, понимаете…

– Да-да, я уже в курсе насчет срочного задания, Павел Аршакович, и я готова, правда, вот сию же минуту и возьмусь! Где текст или что у вас там? Я прямо сейчас и начну.

Шеф подошел к столу и начал перебирать бумаги.

– Где же это, а? Ну вот куда ж я теперь положил-то, а… О господи, да куда же… То, что для вас? Черт! А, вот же оно! – И он показал Вере довольно увесистую пачку бумаг. – Вот, видите, это материалы январского пленума итальянской компартии[30] – и все в основном по чрезвычайному положению в Польше, да, собственно, ему и сам пленум посвящен. Теперь давайте слушайте внимательно. Документы для служебного пользования, понятно?

Строго закрытые, конечно – выносить их из института, понятно, нельзя. В докладе Берлингуэра и в материалах пленума – позиция итальянских коммунистов в отношении объединения Солидарность[31], Валенсы[32], Ярузельского[33], по поводу нашей официальной реакции в «Правде»[34], разумеется. Ну, одним словом, господин Берлингуэр[35] с его западноевропейским коммунизмом. А теперь вот в соответствующем отделе ЦК все это только что, прямо сегодня утром, спустили на нас, хотят взять измором. Срочно! Надо вчера! Где они раньше-то были? С предельно точным переводом, резюме, прогнозом и тэ пэ… А в прогноз включим – ну, это уж я сам постараюсь найти – отклики по Мадридской встрече: они там сейчас обсуждают чрезвычайное положение в Польше, правомерность действий Ярузельского[36]… Это, кстати, прямо по вашей теме, так что, Вера, все ясно? Будем всем отделом сегодня работать, что называется, не просыхая. Три дня у нас только – да без всяких выходных! Сегодня посидим допоздна, завтра к девяти, а лучше к восьми, утра, хоть и суббота, ну, а в воскресенье дома все поработаем. В общем, с утра в понедельник надо будет все материалы уже сдать, представляете себе масштаб задания? За три дня надо все успеть, вы меня хорошо поняли?!

Да уж. Три счастливых дня было у меня… с тобой… Прямо как в воду глядела Алла Пугачева, в этой своей недавней коронной песне, которую она слышала по радио как раз перед выходом из дома. Вот тебе, бабушка, и юрьев день… Ну, и, конечно, проехала она мимо дня рождения сегодня вечером. Правда, не очень-то и хотелось. Валерке это, конечно, не понравится, он и так все время твердит, что для нее работа – это все, а он неизвестно на каком месте в ее шкале ценностей… Ну да ладно, ему она уж как-нибудь объяснит…

– Павел Аршакович, но ведь это же невозможно, – отмерла Вера. – Вы только посмотрите сами, ведь пачка-то какая увесистая! Ну сами посудите, как же мы с вами вдвоем-то – это мы так и за неделю не управимся!

– Ничего невозможного нет! – жестко отрезал шеф. – Мы вот сейчас информационный отдел подключим там два-три человека помогут с итальянским переводом: я уже Марину и Александра попросил, дал им куски текста. Хотя Саша-то, конечно, не особенно поможет – плохо переводит и очень медленно, и потом, за ним все еще править надо… но все-таки, хоть лишние руки! А мы тогда уже потом с вами все пригладим, считаем… И вообще основное-то все на нас с вами ложится. А Машу Швыреву и Игоря я уже посадил на испанский перевод, это их территория, слава богу… Хотя им-то не так много переводить – в основном комментарии испанцев, в принципе, Швырева и одна справится. А вот мы с вами… – Тут Павел Аршакович перевел дух, затем продолжал: – М-да… вот теперь вы видите, что наделали? Мы бы уже часа два, а то и все три как могли плотно работать, а вас все где-то нелегкая носит! И потом ведь, когда закончим перевод, нужно будет еще написать прогноз, рекомендации, а это уж, извините, прямо по теме вашей диссертации, вы про нее еще между делом не забыли, кстати? Где ваш автореферат, вы его домучили, наконец?

– Павел Аршакович, да он у меня практически готов уже… просто… знаете, я еще хотела там кое-какую правку минимальную, в основном стилистическую, внести – по минимуму – ну, и вам в понедельник отдать, но теперь, конечно…

– Да, теперь уж, конечно, все бросаем и срочно за перевод, прямо сию же минуту садитесь, без всякого обеда или, там, чая!.. А мне в Дипакадемию[37] нужно сейчас срочно, думаю, максимум на пару часов, потом вернусь и тоже возьмусь за перевод. Да, а вот диссертацию вы сами затянули очень, знаете ли, и, между прочим, теперь уже до лета на Совет по защитам скорее всего не попадаете! Тем более, у вас ДСП[38], закрытая защита, значит, опять у кого-то из ИОН[39], ведь этот институт непосредственно функционирует при ЦК, внешний отзыв просить надо, да? А оппоненты кто у нас будут? Ладно, я еще подумаю… Да, а вот когда я теперь буду ваш текст читать? По ночам? Ночью я спать хочу, как ни странно! Это же надо внимательно, сами знаете – в основном эксперты автореферат читают, а диссертацию хорошо, если так, полистают только.

– Нет, ну это я поняла, ладно – постараюсь все подготовить. Павел Аршакович, может, еще успеем до лета… или, в крайнем случае, на сентябрьский Совет, нет? – виновато проблеяла Вера.

– Сами виноваты, и если поздно принесете текст, я и помочь вам не смогу, ведь его же выправить надо как следует. Я вот, например, свой автореферат раз десять переписывал, все уточнения вносил, или даже больше, я уж не помню. Да, и с публикациями у вас тоже не все в порядке: надо бы еще одну, а лучше две статьи куда-то тиснуть… Ну почему я все должен решать за вас, а? Какое легкомыслие! Ведь с вашей закрытой темой вы только в ИОНовский сборник и сунетесь: вас ни в МЭИМО, ни в Новую и новейшую[40] не возьмут… Если только из начала диссертации, там, где историческая часть – ну тогда… в общем, я поговорю в Вопросах истории. А какой-то текст, если его пригладить, можно и в Рабочий класс и современный мир сунуть… Вы, главное, напишите уже, а мы этот вопрос решим как-нибудь. Да, и еще – готовьтесь ко второй предзащите! Я думаю, дней через десять мы на отделе проведем, так что выступление подготовьте, и смотрите – реферат чтоб готов был полностью и чтоб я его прочитать успел! И кто вам только тему такую острую подкинул?.. И как раз надо ж так, чтобы пленум этот итальянский вдруг прошел! Вот смотрите, я дергаюсь, беспокоюсь, а вы? Чем занимаетесь? Развели тут амуры всякие, ну сколько уже может ваш медовый месяц продолжаться!

– Ну а что теперь, и замуж было не выходить, да? – тяжело вздохнула Вера.

– Уж замуж было невтерпеж, а? Но я ведь так понял, для вас это была формальность?

– И откуда это вы всё знаете и всё понимаете… А я вот и так сижу дни и ночи прямо не просыхая, спины не разгибаю, а теперь еще это задание на все выходные – муж со мной тут же после этих выходных и разведется!

– Так что ж, может, это и к лучшему, а, Вера? – Голос шефа вдруг сразу потеплел, вскипел мелкими пузырьками, окрасился в розовый цвет, словно в стакан минералки плеснули вишневого сиропа, приобрел интимные, бархатные нотки; темные глаза его потеплели, стали яркими, словно зажглись изнутри… – О-ой, да не надо на меня так смотреть! А впрочем, вам это идет – просто прекрасная богиня Немезида! Или нет, лучше так: Синеокая Василиса Прекрасная… глаза какие огромные, синие-синие…

Павел Аршакович замолчал, посмотрел на нее, любуясь, произнес тихо и как-то отвлечённо, словно сам себе сообщая: «Да… очень красивая…» И сразу же, будто перебивая невидимого собеседника:

– Ладно, все! В сторону лирику, давайте поскорее разделим текст для перевода, я сейчас свяжусь с информотделом – и быстро за дело! Вера, так вы поняли – за работу, и не просыхая!

– Да ладно, поняла-поняла я все! Вы настоящий мучитель, Павел Аршакович!

– Это я-то? Да я-то либерал настоящий! А другой бы на моем месте вообще весь наш отдел разогнал: никто ведь работать не хочет. Нам прямо надсмотрщик с палкой в отделе на ставку нужен! И с опозданиями вашими заканчивайте. А то у нас проверки скоро начинаются, так что не попадитесь – я вас прикрывать точно не буду! – И добавил, теперь уже довольно громко:

– Какая красивая, и глаза синие-синие…

«А интересно – не удержался или нарочно сыграл?» – думала Вера, уже сидя за рабочим столом и стараясь вникнуть в текст доклада итальянского генсека. Она уже некоторое время замечала, как шеф смотрит на нее, но до сих пор он он вел себя по отношению к ней безупречно.