Читать книгу Новогодняя аллергия - Лана Муар - Страница 2

Каждый раз за неделю до Нового года у меня начиналась хандра. Я никогда не любила эту праздничную суету, от которой все поголовно сходили с ума. От одного только вида елок, мишуры, шариков и мерцающих всеми цветами радуги гирлянд, меня начинало поколачивать так, что желание сбежать на край земли возникало самым первым по утрам, усиливалось в течении дня и становилось таким сильным, что к тридцать первому числу я уже всерьез начинала искать билеты туда, где не празднуют очередную смену цифр в календаре. И у меня были на это свои причины. Первая – люди. Их становилось слишком много. Абсолютно везде: на улице, в магазинах, в метро… Все они весело улыбались, считая необходимым протиснуться почти вплотную, едва не наступая на ноги, обернуться и произнести: « Извините! С наступающим!!!» И нестись дальше со своими пакетами и свертками. Как будто мне было дело до их извинений. В любой другой день я старалась выбрать такое время, когда в супермаркете будет как можно меньше посетителей, но перед праздниками это превращалось в невозможный квест… Кажется, даже если бы я заявилась туда глухой ночью, то обязательно найдется несколько десятков, а то и сотен человек, кто будет там шарахаться между рядами с полными тележками продуктов. Вторая – мандарины. И как бы странно это не звучало, но я любила их до безумия и ненавидела ничуть не меньше. От запаха мандаринов у меня начинало сосать под ложечкой. И пока одна рука тянулась к связкам этих вкусных оранжевых засранцев, вторая уже начинала искать в недрах сумки упаковку с «Супрастином». Такая вот несправедливость – аллергия на то, что очень хочется. Больше всего на свете. А в канун Нового года устоять становилось практически невозможно. Пара съеденных долек и пальцы через полчаса начинают напоминать сардельки, если тут же не проглотить пригоршню таблеток… То еще счастье. Ну и третье – тридцать первого декабря меня бросил парень. Пусть уже прошло четыре года, и все это было еще в институте, но каждый год в счастливых лицах прохожих я видела улыбку того единственного и слышала: « Луковая, короче… я тут подумал… в общем, не звони мне больше. Ок? Не кисни только. Давай, с Наступающим тебя.» Дело было даже не в том, что меня бросили, а в том, что мою фамилию подло исковеркали, делая ударение на первый слог. Добивая окончательно и с особым садизмом.

Я стояла рядом с ёлкой, к которой Лешка, как оказалось, попросил прийти пораньше вовсе не для того, чтобы побыть вдвоем подольше, хватала морозный воздух и никак не могла понять за что. Что я сделала не так? Ведь все же было хорошо… Мир тогда для меня сжался в точку и стал превращаться в расплывающееся, веселящееся, цветистое пятно – я просто боялась разреветься в голос, вытирала рукавицами слезы, проваливаясь в скулящую пустоту. Лишь когда рядом появились Анютка с Мироном, и мы вместо запланированного кино поехали к ним домой, меня прорвало. Я не слышала, что она меня спрашивала, позволила стянуть с себя пуховик, шапку и ботинки, уткнулась в плечо и завыла:

– Нюта-а-а… он меня Луковой назвал… – повторяла я, закапываясь в ее объятия все глубже, – Нюта-а-а… и ещё сказал не звонить…

Произнести вслух то, что меня бросили, я так и не смогла, но Анечка все поняла сама. Мы с ней дружили с первого класса, всю школу просидели за одной партой и даже поступать пошли в один университет. Только я на матфак, а она на бухучет.

Мироша был тут же изгнан в комнату, меня усадили за стол на крохотной кухоньке, где мы вдвоем проревели до глубокой ночи, все сильнее убеждаясь, что верить мужикам нельзя. Никому из них нельзя. И всем им нужно отрезать яйца по самые уши. Только Мироша не попал в этот расстрельный список. Но он был единственным, кому не грозила принудительная кастрация, по одной простой причине – с девятого класса представить Анютку без Мирона и Мирона без Анюты было невозможно. А ещё они ни разу не поругались, женились сразу после первого курса и перед самым дипломом родили Олечку. Такая вот настоящая любовь, глядя на которую мне тоже хотелось своего кусочка счастья, хотя бы приблизительно похожего на их идиллию. Но счастье исковеркало фамилию и попросило не звонить… А я хотела, порывалась набрать номер, каждая цифра которого горела огнем в голове, психовала на Нюту, отобравшую телефон, снова захлебывалась слезами и отказывалась верить в такую простую истину – меня бросили. Бросили, как надоевшую куклу.

Мироша с Анютой тогда меня спасли. Каждую минуту кто-то всегда был рядом со мной. Нюта договорилась в деканате, чтобы мне разрешили сдать преддипломную сессию позже, выходила со мной на все экзамены, и я ее сдала. С грехом пополам, конечно, но сдала. Мироша помог с дипломом. До сих пор помню, как он укачивал Олечку и проверял мои расчеты, возвращаясь с работы. Я тогда даже предложила Нютке его клонировать. Откуда он брал силы и терпение, ведь я практически поселилась в их съемной квартирке. Даже на работу в школу меня пристроил. Правда я оттуда сбежала через полгода и без раздумий поехала следом за ними. Нюте с красным дипломом были рады практически в любой фирме, и она сперва пристроила меня, а потом и Мирошку. Я была счастлива уехать куда угодно, работать кем скажут, лишь бы вокруг ничего не напоминало про Лешку. И мы снова жили в одной квартире, тоже съемной. Но ее оплачивала фирма. По нашим впечатлениям это было настолько роскошно, что Нюта с Мирошей стали задумываться о пополнении и начали откладывать деньги на свою отдельную квартиру. Ну и я, поддавшись этой волне, львиную часть зарплаты переводила в копилку. То, что я загостилась и уже давно исчерпала лимит гостеприимства, никто не говорил – Нюта никогда бы такое не сказала, а Мироша свои мысли по этому поводу держал при себе. Но мне самой уже хотелось свой личный уголок, где не нужно ни под кого подстраиваться.

Мирошка долго смеялся, когда выяснилось, что и в ипотеку мы влезли практически в одно время и в одну стоимость. Ребята купили трешку в неплохом районе, а я умудрилась ухватить однушку в новостройке в двадцати минутах ходьбы от центрального офиса. После работы я частенько забегала к Нюте и мы делились новостями. У нее всегда было что-то интересное и новенькое, а у меня… Работа на складе, крохотная каморка и практически постоянное отсутствие людей, что не могло не радовать. Мне никто не мешал, не лез с разговорами по душам, представляя большую часть времени самой себе. Лишь пару раз в неделю в каморку забегал Ярослав Петрович, забирал отчёты, торопливо выпивал кружку кофе и уносился в головной офис. Вот и все развлечения. Отгрузить подготовленные заказы, проверить накладные, поставить пломбы или принять пару фур. И из новостей – новый погрузчик или пара сломанных поддонов. А у Нюты – центр Вселенной. Кто-то пришел, кто-то ушел, кого-то уволили по-хорошему, а кого-то со скандалом – такое тоже случалось. Зверь казнил без зазрений совести за малейшие провинности. И если на складе Кугурова никогда не видели, то в головном появление Даниила Владимировича всегда вызывало молниеносное затишье – никто никогда не знал, чем оно обернётся. Нюта первое время вечером лопала успокоительное и шепотом произносила: « Кугуров сегодня подошёл, забрал отчёт за квартал, а у меня зубы стучат от страха!». Или: « Зама по планированию сегодня того…». Не было никого, кто перед тем как зайти в кабинет Даниила Владимировича не интересовался о настроении шефа у Эльвиры. Но даже для секретаря, проработавшему с Кугуровым несколько лет, это была тайна за семью печатями. И вызванный собирался с духом, мысленно крестился, робко стучал в дверь, словно там находится филиал ада, где его ждёт сам Сатана в человеческом обличии. И наслушавшись этих рассказов, я радовалась, что Кугурову нет дел до склада. Он не появлялся там, где все было хорошо, а ежемесячные платежи по ипотеке только прибавляли стремления делать все так, чтобы через открытые ворота разгрузочной зоны никогда не проехал черный Бентли с личным водителем.

Я не хотела обманывать Нютку и придумывала наиболее правдоподобную историю, почему сегодня к ним не приеду. Скинув в рюкзачок, приготовленные заранее вещи: маленький бокс с салатом, наушники, вечно запутывающиеся в комок, крохотный фонарик и новую книгу, за которой гонялась больше трёх месяцев, я присела на край кровати и аккуратно провела кончиком пальца по носу спящей между подушками таксы. Собакен только чихнул и пару раз дёрнул лапой.

– Бублик… Бублик… – позвала я, а в ответ снова тишина и умиротворённое сопение.

Хитрое создание всего за полгода умудрилось быстро расставить приоритеты. Сперва еда, потом сон, потом снова еда, а уже дальше, если не захочется спать, то можно уделить каплю своего драгоценного времени хозяйке, которая всего-то притащила бывшую тощую сосиску с улицы к себе домой. Отмыла, откормила, вывела всех паразитов и даже назвала Бубликом. После чего Бублик стал спать исключительно на кровати, полностью игнорируя купленную подстилку и коврики, разрешая обнимать себя, когда Хозяйке становилось тоскливо и страшно. Плюсом такс рычал на всех соседей и всевозможную живность, порой превышающего его в размерах в несколько раз. Мироше позволял брать себя на руки, Нюта могла его даже погладить без опасения ощутить острые зубы и только к Олечке Бублик летел сломя голову, размахивая хвостом из стороны в сторону, под счастливое: « Бубля-а-а-а плиехал!!!». Девочке позволялось абсолютно все, что другим могло только сниться. Весь остальной мир у таксы вызывал недовольное и подчас угрожающе-злое тявканье. Ещё бы. Я его понимала, как никто другой. Крохотулю тоже бросили, но только он выражал свое отношение скаля зубы, а я пряталась от всех в квартире среди выдуманных миров книг и фильмов.

Сколько бы я не оттягивала этот момент, не гипнотизировала часы, стоящие на тумбочке, с каждой минутой эта нерешительность подкидывала все более глупые и несуразные отговорки, в которые Нюта не то чтобы не поверит, она их просто не станет слушать. Ещё и Бублик приоткрыл глаза и повернул свою мордочку так, словно спрашивал с упреком: « И долго ты ещё тянуть собираешься?».

– Все. Звоню. – ответила я, набирая номер Анюты. Длинные гудки вызова, Бублик выполз из подушек, плюхнулся рядом и кладет голову на ногу. Чувствует, как мне страшно.

– Мироша уже к тебе едет. – слышу вместо приветствия довольный голос Нюты. Правда доносится он издалека и отчётливо слышен только стук ножа.

– Ты на громкой что ли?

– Да. Решила в последний момент фрукты в салат перекрошить. Олька опять все закусает, а так хоть что-то поест.

– Нюта… тут такое дело… – начинаю я и замираю от тишины.

– Когда ты так начинаешь говорить, ничего хорошего это не предвещает. – в голосе у Ани моментально появляются тревожные нотки. Я слышу, как она опускается на табуретку. Несколько мгновений мы молчим, лишь на фоне слышно работающий телевизор. – Что случилось, Катя?

– Я… я… я сегодня к вам не приеду. – произношу и зажмуриваюсь.

– Почему?

– Я сегодня дежурю в офисе. Меня попросили, и я согласилась. – безбожно вру, чтобы не придумывать новые объяснения и окончательно не завраться.

– Ярик должен был. Я сама видела приказ. И он сам ходил зубами скрипел… Кому ты врёшь? – мимо Пинкертона на том конце трубки ничего не проходит незамеченным.

– Вот он и попросил. Позвонил сегодня, сказал, что хотел с друзьями отмечать, а теперь все планы идут по… по пизде… – обычно я не ругаюсь матом, и мне кажется, что повторить слова своего начальника, хорошая идея. Он действительно так говорил, когда я предложила отдежурить за него. Правда сказал немного по-другому: « Луковая, я твой должник! Мы домик уже сняли, закупились, а тут с этим дежурством такой пиздец!».

– Значит его друзья для тебя важнее нас? – спрашивает Нюта.

– Нет. Я к вам завтра сразу же приеду. С самого утра. И видимся мы гораздо чаще, чем он со своими. Блин, Нюта, у меня ипотека, лишних денег нет, а Ярослав предложил заплатить вдвойне. Мне же не сложно.

– А у нас спросить уже нельзя? – злится Аня, – Думаешь мы бы тебе не помогли?

– Вы и так мне постоянно помогаете. Самим как будто платить не надо.

– Нас двое работает, а ты одна!

– Вот поэтому и согласилась. – отрезала я.

И мы снова молчим.

– А Оля? Она вас с Бубликом с самого утра ждёт. – тихо произносит Нюта.

Она понимает, что все решено, и я точно не приеду. Этот вопрос ничего не изменит. Простая констатация факта, но мне становится стыдно, что про маленькую девочку я совсем не подумала.

– Ань, может тогда Мирон Бублика заберёт? Он ведь все равно уже едет. Оля с ним поиграет и ему не будет страшно. Я бы и подарок ей сразу передала…

– Давай, хотя бы подарок ты сама подаришь? – спрашивает Аня, я угукаю в ответ. – Хочешь, я Мирона попрошу, и он тебя завтра заберёт?

– Думаешь, что я не приду? Не дождешься. – улыбаюсь. Вот только не знаю от чего больше. То ли от того, что Анька никогда не перестает обо мне заботиться, то ли от того, что маленькая ложь удалась. – Я приеду на такси.

– Кажется, кто-то недавно жаловался на отсутствие денег…

– Кажется, кто-то недавно говорил, что поможет… – парирую я и Анька долго смеётся.

– Катарина… – неожиданно серьезно начинает она, – Хочешь, я тебя с кем-нибудь познакомлю? Может уже пора заканчивать, а?

– Мне никто не нужен, Нюта. И у меня уже есть Бублик.

– И вибратор в тумбочке… – Аня вздыхает, но уговаривать меня не собирается.

Она уже не один раз поднимала эту тему, но результат всегда был один и тот же. Пускать кого-то в свой мирок я не собиралась. Для разговоров у меня были Нюта с Мирошей, спала я в обнимку с Бублей, а для экстренных случаев… в верхнем ящике тумбочки лежит мистер Пинкман, который никогда не свалит в неизвестном направлении. Главное, вовремя менять батарейки.

Нютка ещё трижды переспросила действительно ли я приеду сама, я дважды сказала: «Да.», а на третий раз даже поклялась. Мне просто не хотелось участвовать в празднике. Отсижусь в офисе, а потом приеду. Словно и не было этого Нового года.