Читать книгу Новогодняя аллергия - Лана Муар - Страница 4

Новогодняя Аллергия
Катарина

Оглавление

Кажется, у меня появилась четвертая причина ненавидеть Новый год. Двери лифта уже давно закрылись и табло несколько раз отсчитало свои циферки до единицы, а потом снова вверх, замирая на тех этажах, где выходили люди… Но подойти и нажать кнопку вызова… Ни за что! Никакими угрозами меня не затащить внутрь. Я осторожно посмотрела вправо, туда, где на двери висел знак лестницы, и маленькими шажочками двинулась к ней, прижимая Бублика к груди и не выпуская двери лифта из поля зрения. Лишь когда я спустилась на три пролета мое сердце стало понемногу замедляться. О каких Бабайках и Кащеях могла идти речь, если на тебя вываливается Это? Да Бабайка просто ангел, которого забыли причесать, а Кащей так вообще сама милота…

– Бублик, ты живой? – спросила я завертевшуюся таксу.

И сломя голову понеслась вниз. Там у подъезда Мирошка, а здесь – неизвестно ещё кому взбредет появиться. Перескакивая через ступеньку, я спустилась в самый низ и приоткрыла двери в фойе. Убедившись, что там пусто, пулей пробежала по плиткам под мрамор, подгоняемая звуком своих же шагов, выскочила на улицу и понеслась к знакомому силуэту.

– Мироша! Господи, ты бы видел… ты мне не поверишь… – затараторила я.

Но Мирон кивнул, открыл заднюю дверь своей машины, пропуская меня в тепло.

– У вас вроде двор приличный, но таких долбоящеров… Я даже на телефон снял. Потом Аньке покажу – пусть поугарает! – Мироша тянет мне свой мобильник, на котором открыта папка с видео, – Самый верхний включи.

Я нажимаю на файлик и понимаю, что долбоящеры, которых увидел Мирон, буквально пару минут назад пытались меня заманить в лифт. На видео было видно, как эта парочка загрузилась в розовый лимузин под хохот Мироши, а потом из люка на крыше автомобиля высунулась голова в красной шапке, посох, дальше показались плечи в красной шубе. Все это происходило так медленно, словно Дед Мороз едва протиснулся в отверстие люка, но когда фигура выбралась по пояс и постучала концом посоха по крыше к знакомому хохоту добавилось: « Э-ге-гей, залетные!!! Неси меня мой поник! Тпру… Бля… Но!!!». Лимузин плавно тронулся и покатил к выезду с парковки.

– Катаринк, у вас тут кто-то наркотой балуется что-ли? – спросил Мироша и я пожала плечами.

– Они меня в лифт хотели затащить… – пропищала в ответ, возвращая телефон.

– Перепугалась? – Мирон видит, как я киваю, качает головой, – Скоты! Ты как хочешь, но я тебя до офиса сам отвезу. И завтра с утра заберу.

Спорить сейчас с ним глупо. Во-первых, Мироша все равно упрется, а во-вторых, меньше всего хочется вылезать из машины и толкаться в метро. Под защитой единственного мужчины, которому я доверяю, гораздо спокойнее. Вот только и туда, и обратно ему придется ехать по пробкам, и Нюта будет волноваться, что ее муж задерживается, о чем и говорю вслух.

– Катарин, Анька больше будет переживать, если я тебя одну отпущу. – произносит он, – Тем более после такого. Отвезу тебя и точка. Не думай даже.

Я снова киваю, пристегиваюсь ремнем безопасности и беру Бублика обратно на колени – собакен уже намеревается перелезть на переднее сиденье, где лежит пакет, старательно обнюхивая все вокруг. Мирошка смеется, достает из пакета небольшую упаковку с собачьими вкусняшками и передает мне.

– Уже учуял. Все только не скармливай. Олька просила купить, хочет заняться дрессировкой твоего злыдни.

– Спасибо, Мирош.

Я выуживаю из коробочки маленькую палочку, сую под нос Бублику и ласково глажу под довольное почавкивание.


К самому зданию, в котором находится головной офис, можно подъехать с четырех сторон, минуя шлагбаумы и охранников. И если бы у Мирона не было пропуска – он возил кого-то из начальников, – мне пришлось бы топать до центрального входа пешком. А так я выбралась из машины почти у самой лестницы. Всего лишь пару раз пришлось показать свои пропуска. Один раз на въезде на территорию и второй перед главной парковкой. Иногда мне кажется, что тех, кто тут работает, охраняют получше самого президента.

– Завтра в девять я тебя заберу. – говорит Мироша через приоткрытое окно, и я снова киваю. Прямо китайский болванчик.

– Бублик! Не наглей! – строго произношу собакену, который уже перебрался на переднее сиденье и почти полностью залез в пакет, тщательно изучая содержимое.

– Беги, Катарин. Не мерзни.

Я машу ладошкой отъезжающей машине и быстро поднимаюсь по лестнице к высоким дверям. Очередная проверка пропуска, беглый осмотр содержимого рюкзака, и охранник возвращается в свой закуток больше похожий на аквариум. Лифт, двадцать третий этаж и полнейшая тишина. Через толстенные стекла не доносится ни одного звука с улицы, обычно яркий свет выключен и горят только дежурные светильники, добавляя ощущение какой-то сонливой медлительности, захватившей все вокруг. В рабочие дни тут совсем по-другому. И я впервые спокойно иду, не боясь столкнуться с каким-нибудь менеджером или посыльным – в любой из рабочих дней народа здесь больше, чем селедок в бочке. И все куда-то торопятся, снуют из отдела в отдел, что-то носят в папках или катят на тележке – Зверь выдрессировал всех. И все знали, что за каждую выплаченную им копейку, могут спросить в любой момент и выпнуть без малейшего намека на сожаление, если ты не оправдываешь занимаемую должность. Даже уборщицы наводили настолько идеальный порядок, что самая критичная проверка не нашла бы ни одной пылинки или бумажки, валяющейся в неположенной ей месте. Длинные ряды столов повторяли друг друга, как под копирку. Монитор, несколько органайзеров под документы, подставка под ручки – типичное место младших по рангу. Дальше, за стеклянной перегородкой, зона тех, кто повыше. И на их рабочих столах иногда мелькали рамочки с фотографиями, но чаще все тот же аскетизм, чтобы не привлекать лишнее внимание – Нюта говорила, что каждое утро Зверь проходит по этажу в свой кабинет и лично проверяет порядок на столах. Не знаю зачем ему это нужно, но нарушать заведенные правила никто не рисковал. Дальше снова стеклянная перегородка и кабинеты начальников отделов. Для них к комфорту добавлялись стены из матового стекла, поднимающегося на метр и плавно переходящего в полностью прозрачное. Жалюзи, которыми можно было отгородиться от окружающих, большую часть времени открыты и мебель. Удобная, статусная, но все равно мурашки бежали по коже – ни о каком уединении тут речи идти не могло. В моем закутке стены и двери были непрозрачные, а на стандартном столе было, как минимум, четыре вещи, идущие вразрез с правилами, царящими здесь. Фотография Бублика, кружка, несколько ярких текстовыделителей и, самое ужасное, подставка для книг. Все свободное время я нарушала все мыслимые и немыслимые правила и читала, порой задерживаясь на работе на несколько часов. И если бы не Бублик, то оставалась в своем крохотном закутке на всю ночь, окунувшись в мир любимых книг.

Весь этот центральный проход-коридор – Нюта называла его дорогой смертников- вел к небольшому возвышению, буквально одна ступенька. А там… Справа огромных размеров стол секретаря Эльвиры и мимо нее не сможет пройти никто. Он стоит у кабинета самого Зверя с массивной дверью и бронзовой ручкой. Левее зал для совещаний. Матовое непрозрачное стекло от пола до потолка, через которое едва можно разглядеть силуэты. Слева – небольшой кабинет личного помощника Кугурова и еще один, совсем неприметный. Нюта говорит, что он всегда закрыт и никто никогда не видел, кто его занимает. Никаких табличек и надписей. Просто дверь.

Стол Нюты находился у самой перегородки перед кабинетами начальников отделов, и я его знала, как свои пять пальцев. Идеальный порядок на столе, маленькая рамочка с фотографиями Оли и непозволительная роскошь в виде беспорядка в нижнем ящике – две кружки, крохотные конфетки, пара фантиков, пакетики с растворимым кофе, три плитки шоколада и зарядка для телефона. В двух верхних – почти точная копия рабочего места. Калькуляторы, в толстой папке таблицы с необходимыми ценниками каждой позиции, которые рассчитывала Нюта, несколько ручек – все разложено чуть не по линейке. И ничего лишнего, не относящегося к работе.

Я поставила свой рюкзачок на стол, скинула пуховик на спинку Аниного кресла и улыбнулась. Двенадцать часов дежурства в полном одиночестве с книгой любимого писателя в обнимку – маленькое счастье для Катарины Луковой. И откладывать его я не собиралась. Только быстро сходила до небольшой комнатки-кухни, чтобы убрать в холодильник бокс с салатом и налить кипяток из кулера – за пропажу пакетика с кофе Нюта меня ругать не будет. Да и держала она их по большей части для меня. Три ломтика шоколада на блюдечке, прихваченном с кухни, кружка с кофе рядом, а я бережно достаю свое сокровище. Новый роман Потапова, еще тонко пахнущий типографией… Блаженно щурюсь, вдыхая этот непередаваемый запах. Ни одна электронная книга никогда не сравнится по ощущениям от настоящей. И пусть она стоит дороже, и купить их бывает подчас почти невыполнимой задачей – книги Потапова сметались с прилавков в первые дни продаж, – но для меня было особым наслаждением перелистывать настоящие страницы, чувствовать подушечками пальцев легкую шероховатость бумаги… О да… блаженство на грани фантастики, заключенное в обложку, за дизайн которой Потапов воевал с издательствами до последней капли крови последних. Каждая его книга всегда легко узнавалась на полке уже по корешку. На треть черная сверху и белоснежная снизу, словно одним этим сочетанием он констатировал, что светлого всегда будет больше. И в его книге, и в жизни в целом. Мне бы такую уверенность… Минут двадцать я крутила книгу, рассматривая ее со всех сторон, оттягивая чтение, но стоило только перевернуть первую страницу, как мир вокруг исчез. Я неумолимо погружалась в новую историю любви, чтобы вынырнуть на быстрый перекус, налить еще одну кружку кофе и посмотреть сообщение на телефоне. Мигающий конвертик уведомления так и остался бы незамеченным – звук я не услышала. Ведь в моей голове шумел прибоем океан и похрустывал под ногами Элеоноры песок.

Нютка прислала всего одну фотографию, глядя на которую я чуть не расплакалась. В детской кроватке, почти полностью заваленной мягкими игрушками, спала Олечка. В обнимку с Бублей. Оба выглядели такими счастливыми, что я захотела плюнуть на дежурство и поехать к ним. Посмотреть на эту милоту вживую. Так и написала Нюте, хотя и понимала, что в половину третьего она уже скорее всего спит. Сохранила фотографию к себе на телефон и поставила ее вместо обоев. Быстро сполоснула бокс, вытерла его бумажным полотенцем и убрала в рюкзачок, поставленный на пол. Уже разгибаясь чувствую запах, от которого начинают течь слюнки. Мандарины… Если посмотреть на меня со стороны, то можно подумать, что я наркоманка и у меня началась ломка. Я перелопатила все ящики в столе Нюты, водя носом, как Бублик, почувствовавший вкуснятинку.

– Ну где же ты, засранец? – шепчу я, принюхиваясь раз за разом.

Воровато открываю ящики у соседних столов, но там нет даже намека на этот божественный запах.

– Да где же ты?

Я начинаю злиться, плюхаюсь на кресло и снова начинаю водить носом – запах словно издевается и усиливается так, что у меня уже начинает сосать под ложечкой. Черт! Я все равно его найду! Мандариновая наркоманка в моем лице вышла на охоту водя носом, стараясь понять где аромат начинает слабеть, а где становится сильнее. И больше всего выбешивает осознание, что я нахожусь в самом эпицентре. Но все, что только можно, уже перепроверено… Кроме пуховика. Я практически скрещиваю пальцы на руках… снимаю его со спинки кресла и понимаю, что мандарин здесь, хотя точно знаю, что сама его не ложила… в карман… он оттопырен…

– Снегур… – шепчу я, вспоминая, как он что-то опускает мне в карман, пока по всему моему телу бьёт паника.

Время тянется, превращается в тягучую субстанцию, которая заволакивает все вокруг, пока я опасливо опускаю пальцы в карман. Отчётливо чувствуется какая-то картонка – была, вроде, коробочка, – а под ней шершавая кожура, как наваждение. И она манит меня похлеще любого наркотика. Чтобы не спугнуть эти ощущения, я закрываю глаза, медленно достаю коробочку и кладу ее себе на колени. Снова опускаю ладонь в карман и едва не схожу с ума от радости – их там два! Два! Лишь бы в рюкзаке найти «Супрастин»…

Два оранжевых мандарина лежат на столе, а я выворачиваю рюкзак в поисках таблеток.

– Пожалуйста! Ну пожалуйста! – молю я всех богов и во внутреннем кармане под молнией обнаруживаю блистер.

Почти целый. Нет только одной таблетки. Меня начинает колотить. От радости, от предвкушения, от запаха… да от всего вместе взятого.

– Только один. – говорю себе, счищая кожуру, от которой воздух вокруг взрывается этим мандариновый запахом.

Первая долька отправляется в рот…

– Господи… какой же сладкий… – шепчу я, отправляя следом вторую дольку, третью, четвертую.

Наркоманка во мне ликует и требует ещё и ещё, но я откладываю второй мандарин подальше, выцарапываю три таблетки «Супрастина» и запиваю их кофе, который гасит сумасшедшее послевкусие и приносит разочарование.

– Дочитаю и съем. – выношу приговор оставшемуся мандарину и себе.

Беру в руки книгу и поднимаю так, чтобы не видеть провокатора на столе. Достаточно того, как он пахнет. Пока достаточно.


Я сижу красная, как рак, и пытаюсь успокоиться. Сердце колошматится в груди, а щеки горят. Мне даже не нужно зеркало, чтобы констатировать факт – я пунцовая до корней волос. И виноват в этом Потапов. Каждый его роман, каждая история, затягивает меня в омут. Этот запретный омут, где страсть настолько яркая, что у меня слабеют ноги. Здесь нет бутонов и нефритовых жезлов – я ненавижу эти слова всей душой. Он пишет так, как это видит. Не стесняясь в словах и выражениях, называя вещи своими именами. Быть может чуточку недоговаривает. Самую малость. Но я читаю все пропущенное между строк и краснею, краснею, краснею… Чувствую, как твердеют соски, мелко вибрирует кожа на животе, когда обжигающие, жадные губы целуют там Элеонору. Я ощущаю все, что чувствует она. Каждый раз. Каждую историю. Словно под именем героини спряталась я сама, и это мое тело пытает, истязает своими ласками Леон. Дома уже давно бы на свет появился мистер Пинкман, но здесь приходится дышать через раз, стараясь загнать обратно разбуженное. Мне душно. Душно в этой одежде. Тело просит хотя бы раз ощутить холодящий шелк под спиной, почувствовать на себе изучающе-голодный похотливый взгляд, вдохнуть терпко-пряный запах и растаять в ладонях, стать с ним одним целым… Хотя бы раз. И каждому, кто не верит в такую любовь, я найду пример. Пусть единственный, но даже он только подтверждает реальность того, о чем пишет Потапов. Нюта и Мирон. Вот они реальные Элеонора и Леон. Да, в их истории нет таких жестоких поворотов, но я вижу всю ту нежность, описанную на страницах книги, в каждом их взгляде, в каждом прикосновении. И я им завидую белой завистью. Если бы они знали, как я им завидую. Как я хочу этой нежности… Но остаётся лишь читать о ней, краснеть и доставать вибратор, чтобы…

За полчаса я проглатываю остатки книги и свое «хочу так же!». Ем мандарин, почти не чувствуя его вкуса, глотаю «Супрастин», пью холодный кофе и начинаю шарахаться от стола к столу – мне нужно хоть чем-то занять свою голову, чтобы не думать. Чтобы дотянуть оставшиеся часы. Я не знаю зачем заглядываю в каждый прозрачный кабинет и что ищу. Просто. Бесцельно. Дотянуть до восьми утра. Даже набираюсь смелости и поднимаюсь к кабинету Зверя. Опасливо смотрю на бронзовую ручку, прохожу мимо зала для совещаний и зачем-то дёргаю ручку кабинета помощника Сатаны. Массивная дверь неожиданно легко открывается, и я испуганно отскакиваю назад, будто сейчас на меня выскочат черти и утащат на костер. Но проходит минута, другая, третья, а я все ещё жива. Даже начинаю смеяться. Первого января в пять утра офис пуст. В нем есть только один человек – я. И это окончательно выключает мой страх. Я заглядываю в кабинет, сперва через щёлочку, потом открываю дверь полностью и, сделав глубокий вдох, перешагиваю порог.

– Мне просто интересно. Я только посмотрю и сразу же уйду. – шепчу сама себе, приближаясь к столу.

Здесь все практически так же, как и в стеклянных кабинетах. Может быть только Т-образный стол чуть больше и массивнее, да тонкая стопка бумаги неаккуратно лежит на краю, словно ее бросили на ходу.

– Только одним глазком… – даю себе слово и пытаюсь рассмотреть, что написано на листах.

Взгляд цепляется за жёлтый стикер, прилепленный сверху и размашистый почерк, которым написано всего одно слово: « Проверить!» Мне становится смешно. В голове проносится школа, где я работала, и контрольные работы.

– Ну проверю… – важно произношу я.

Сажусь за стол, придвигаю к себе листы и включаю настольную лампу. Несколько минут я бегло просматриваю бесчисленные столбцы цифр, стоящих напротив строчек с какими-то сокращениями, и понимаю, что это какой-то отчёт или смета. Выдвигаю ящики в поисках калькулятора, нахожу толстую папку – такая же лежала у Нюты, – достаю ее и пару чистых листов. Быстрыми движениями расчерчиваю их так же, как сделано в отчёте и выписываю первое сокращение. Ищу его в папке, вписываю рядышком и пересчитываю столбец, не смотря на цифры, которые получились в отчёте.

Первые строки даются мне с трудом, но потом начинаю понимать, как их искать в талмуде, и дело пошло быстрее. Даже достаю ещё пару чистых листов – цифры и расчеты, расчеты и цифры, полностью захватывают голову, вытесняя все остальные мысли. Я улыбаюсь – с каждой строкой мне требуется все меньше времени.

– И что получается? – звучит вопрос.

– Я ещё не сверялась… – не глядя отвечаю я и дописываю ряд цифр, чтобы посмотреть на… на…

Прислонившись к косяку стоит тот, о ком все говорят шепотом, и молча листает мою книгу.

Новогодняя аллергия

Подняться наверх