Читать книгу Новогодняя аллергия - Лана Муар - Страница 7

Новогодняя Аллергия
Дэн

Оглавление

В какой-то момент я начинаю хохотать в голос. И мой смех, разносящийся по кабинету, добавил бы седых волос тому, кто его услышал. Я представляю себя пауком, раскинувшим свою паутину в ожидании всего нескольких минут. Кума, Кума, ты даже не представляешь, как я понимаю тебя. Вот только план, который ты вынашивал восемь месяцев, не стоит рядом с тем представлением, что я приготовил для себя. Я здесь и режиссер, и единственный зритель, способный оценить всю картину целиком. За семь дней, никто из актеров не узнал, что за роль ему уготовлена. Даже Эльвире выданы такие крохотные поручения, что из них ничего не ясно. Для нее все отправленные письма настолько привычны и обыденны – время, текст – можно сделать лишь один вывод – Зверь хочет обсудить планы на год с каждым из начальников отделов лично. Я знаю, что все меня так называют. И это только добавляет веселья.

– Вы хотите увидеть настоящего Зверя? Я вам его покажу! – хохочу я.

Каждому, абсолютно каждому, я приготовил подарок, который он не забудет. Лично от Зверя. На долгую память!

Может быть только этой пигалице достанется чуть меньше, но ей так не покажется. Если уж одно мое появление загоняет ее в такой панический ужас, то сегодняшнее станет самым кошмарным воспоминанием в жизни. Чтобы в следующий раз думала стоит ли совать свой нос в чужие дела. А я буду упиваться этим ужасом! Спасибо, Кума! Всего за один день ты научил меня очень многому! Жаль, учитель не сможет насладиться триумфом своего ученика. Галочка, будь она неладна. Медсестричка чертова. Даже интересно до чего вы там доболтались, что Кума стал меняться? Какими колесами нужно было накормить этого мартовского котяру, чтобы он семь дней носился за одной и той же юбкой? Ничего, наиграется и выкинет, оставив после себя иллюзию разрушенной сказки, которые так любит эта пигалица Луковая. Страшно сказать, но я нашел ту книгу, которую она читала… Каждая страница получше любой комедии. Розовые сопли, не имеющие ничего общего с реальной жизнью. Только под наркотой можно выдумать, как успешный и богатый бегает за девочкой из ниоткуда и стелется перед ней, превращаясь в тряпку! Никогда! Никогда такого не было и не будет! Ты либо берешь, то, что хочешь, либо пускаешь слюни на то, что тебе никогда не будет принадлежать! Других вариантов в реальном мире быть не может!

– Даниил Владимирович, Алеутов и Синявин ждут, когда вы их вызовете. – сообщает селектор голосом Эльвиры.

– Луковая пришла? – спрашиваю я.

– Еще нет, но вы назначили ей на десять тридцать.

Я смотрю на часы и жду. Пусть помаринуются. У меня есть дела поважнее. Еще раз просмотреть три папки с личными делами, сложить самолетик и секунду подумать перед тем как отправить его в полет в сторону урны, стоящей в дальнем углу кабинета. Бумажный самолет летит, забирая вправо, совершает какой-то невообразимый пируэт, меняет траекторию и опускается ровно в центр корзины.

– Пусть так и будет. – произношу я и нажимаю кнопку на селекторе, – Эльвира, Алеутова и Синявна ко мне. Луковую запустишь ровно в десять тридцать. И ни минутой раньше.

– Хорошо, Даниил Владимирович. Чай или кофе?

– Кофе. Черный. – отвечаю я. Откидываюсь на кресло и добавляю, – Черный, как моя душа.


Два идиота всерьез считают, что планы на год – единственное, зачем их позвали. Я слушаю их вполуха, поглядываю на часы, делая вид, что у меня мало времени. Поверьте, у меня его предостаточно!

– Что по контракту с Аркадьевым? – спрашиваю, перебираю бумаги по этой сделке, будто она меня действительно интересует.

Делаю пометки на полях, а сам жду, когда большая стрелка на часах оповестит о появлении главного действующего лица в этой пьесе. Алеутов принимает мою улыбку за одобрение и начинает распыляться, рисует такую радужную картинку и обещает прибыль от сделки чуть большую, чем ожидалось. Хоть где-то скачки курса играют мне на руку, но сейчас я улыбаюсь совсем не поэтому.

«И вот настало твое время, пигалица!»

Она протискивается в кабинет. Белая, как лист бумаги. Стоит в уголке и боится поднять глаза.

– Садись! – рявкаю я. Она вздрагивает и опускается на самый край стула под непонимающие взгляды Алеутова и Синявина. – Досчитывай!

Толкаю папку, до сих пор лежавшую в ожидании своего часа, и следом калькулятор. Луковая сжимается, стоит ей только увидеть, что именно ей нужно досчитать.

– У тебя десять минут! – произношу я, ускоряя амплитуду и без того трясущимся пальцам. Смотрю на помощника и спокойно спрашиваю, – Когда юристы проверят документы?

Алеутов лезет в свой ежедневник, что-то говорит, абсолютно игнорируя Луковую. Ему не интересны причины зачем Зверь вызвал эту серую мышь. Действительно, очень похожа. Все тот же серый свитер, что и при первой встрече. Будто у нее нет никаких других вещей. Она вообще из него не вылезает что-ли? Я снова возвращаюсь к бумагам, лежащим передо мной. Десять минут, отведенные пигалице на расчеты, чем-то нужно занять, и я начинаю цепляться к пунктам со сроками, уточняю то, что и так написано, посматривая время от времени на скукожившуюся фигурку за столом. И как только она откладывает ручку, поднимаюсь и иду к ней. Смотрю, что у нее получилось. Ровно то, что насчитал я. Копейка в копейку. Вряд ли Луковая увидела мою улыбку, но от голоса, который она услышала, сперва застыла, а потом стала трястись, как припадочная.

– Значит, именно в такую сумму вы оценили жизни людей? – спрашиваю я, перебивая.

– О чем вы, Даниил Владимирович? – Синявин смотрит на меня.

И по его глазам видно, что он действительно не понимает, о чем идет речь. Я беру два листа – последний отчета и тот, на котором Луковая закончила свои расчеты. Умничка. Даже выписала отдельной строкой разницу.

– Вот про это. – подталкиваю листы Синявину. – Тут же стоит твоя подпись?

– Я… Я… Я не понимаю, как это возможно, Даниил Владимирович… Может быть где-то ошибка? Давайте я перепроверю… Это не займет много времени…

– Нет! Уволен! – рычу я, не желая слушать лебезящие нотки в его голосе. – Через десять минут твой кабинет должен быть пуст! Не успеешь – найти новую работу станет для тебя крайне сложно. Рекомендации у тебя будут соответствующие.

– Даниил Владимирович… – Синявин хочет что-то сказать, но мне достаточно одного взгляда, чтобы заткнуть ему пасть.

Он медленно встает и не оборачиваясь выходит из кабинета, оставляя меня наедине с белеющим Алеутовым и полуобморочной Луковой.

– Теперь ты… – я подхожу и сажусь напротив помощника. Беру один из листов контракта с Аркадьевым, не глядя толкаю пигалице, – Если хоть одна цифра…

Алеутов судорожно сглатывает.

– Луковая, проверь. Первой графы будет достаточно. Данные на сорок второй странице в таблице.

Мне не нужны эти цифры. Достаточно того, что вижу, как забегали глаза у помощника. Но лишать себя порции его нарастающего ужаса не собирался. Я как вампир. Упиваюсь каждой секундой под щелканье кнопок калькулятора. И только оно прекращается коротко рявкаю, не отводя глаз:

– Неси сюда!

Пигалица словно прилипла к своему месту, и мне приходится перевести свой взгляд на нее и повторить угрожающе леденящим тоном, разделяя слова:

– Встала. И принесла. Быстро.

Мне без разницы, что на нее действует сильнее, но она вздрагивает, медленно встает, поднимает лист – он трясется так, что я слышу его шелест, – и подходит.

– Села!

В этот раз повторять не приходится. Справа отодвигается стул, и она садится даже не на край – клянусь, она едва касается задницей сиденья, – все, чтобы дистанция между нами была максимальна. Я смотрю на ее расчеты, отмечаю, что бумага местами мокрая, и снова поднимаю глаза на помощника, разворачивая лист к нему:

– Интересная картина. Правда?

Он судорожно кивает, не взглянув на цифры, что только подтверждает мой вывод – подтасовывали они не в первый раз.

– Назови хотя бы одну причину, по которой я не должен тебя уволить? – спрашиваю я, делая акцент на последних четырех словах.

Он молчит, а мне и не нужны его слова. Все, что я услышу, будет лебезящей бредятиной, но не настоящей причиной. Скажи он, что все это делал ради дорогостоящей операции для кого-то из родных, я может быть частично его и понял. Но я вижу перед собой лишь трусливое ссыкло, как говорит Кума. Ссыкло, жадное до чужих денег и не способное заработать их честно.

– Уволен. – тихо шелестит мой голос, – Пропуск, телефон и ключи на стол. Прямо сейчас. Пять минут на то, чтобы вынести свой хлам из бывшего кабинета. Трудовую… советую завести новую. А теперь, пошел на хрен из моего кабинета! Увижу хотя бы раз рядом с офисом…

Я замолкаю, оставляя ему право самому додумать, что с ним может произойти. На столешницу один за другим выкладывается то, что я требую. Алеутов подходит к дверям и бросает на пигалицу короткий взгляд, но я успеваю заметить, что в нем вспыхивает ненависть за все произошедшее. Даже здесь он поступает как ссыкло, перекладывая вину на непонятную мышь.

Минут пять мы сидим в абсолютной тишине, а потом я подхожу к мусорному ведру и достаю из него самолетик. Разворачиваю его, разглаживаю и щелчком пальца отправляю под нос пигалицы.

– Если по каким-то причинам ты не можешь понять, что это… – начинаю я, намекая на ее слезы, – …поясню. Это приказ о твоем увольнении. Мне не интересно, чем был вызван твой исследовательский интерес и что ты забыла в чужом кабинете.

Прохожу за ее спиной, смотрю на дрожащие плечи, удивлённо хмыкаю – ревёт, но так, что не слышно ни звука, – и подхожу к своему креслу. Беру три папки с личными делами, достаю из ящика четвертое – папку, которую изучал последние дни тщательнее других, – обхожу стол уже с другой стороны и сажусь на то место, где буквально недавно сидел Алеутов.

– Сядь нормально – свалишься. – произношу еле слышно, и пока она елозит на стуле раскладываю дела перед ней, оставив папку в руках.

Мне не нужно его открывать. Все, что там написано, я помню.

– Луковая Катарина. – делаю ударение в ее фамилии на предпоследнюю гласную, откладываю папку в сторону и поднимаюсь.

Я подхожу к окну, шире открываю жалюзи, делаю глубокий вдох, прекрасно понимая, что сейчас сознательно тяну время. Взвешиваю, чем выльется мне решение, принятое волей случая. Не попади самолётик в урну, разговор пошел бы совсем в другом ключе.

– Итак. Катарина Луковая. – снова начинаю я, – Двадцать семь лет. Не замужем. Матфак РГУ. Четыре курса с отличием, пятый… через жопу. Полгода работала учителем старших классов по математике. Затем уволилась. Правильное решение. Зарплата у бюджетников – говно. Но не будем отвлекаться. После устроилась сюда. Менеджер учёта, хранения и внутрифирменных перемещений. По сегодняшний день. Все верно?

– Д… д… да. – еле слышно отвечает она.

– Замечательно. Теперь по поводу того инцидента, который здесь произошел из-за твоего любопытства. Кстати поздравляю. У тебя сегодня появилось два ненавистника. Достижение хреновое, но на работе не без этого. Думаю, тебе будет интересно, что именно послужило причиной таких кардинальных решений. Можешь не отвечать, знаю, что интересно. Эти двое под видом одного в счетах отгружали заказчикам другое, более дешевое, а разница оседала к ним в карманы. Как именно они проворачивали саму подмену оборудования – выясняет служба безопасности. Но даже не это является причиной, по которой ты все еще сидишь здесь, а не последовала за этими двумя… Перед тобой три личных дела. Мне нужен новый начальник, умеющий грамотно и точно считать. Человек, который будет ценить свое рабочее место и не пойдет на махинации. Не важно, по принципу или из страха. Выбирай.

– Н… н… но я… я…

– Не могу принять такое ответственное решение, да? – заканчиваю ее предложение сам, подхожу к ней и наклонившись к самому уху шепчу, – Ты только что уволила двух человек. Ты. Ты приняла решение и залезла в документы, которые тебя не касались. Так будь добра – выбери. Только выбирай того, кому ты доверяешь, как себе самой. Пять минут.

Пигалица пару минут тратит в пустоту. Просто сидит и пялится на стол перед собой. Лишь когда я сажусь в своё кресло и достаю журнал, она видимо понимает, что от нее не отстанут. Три минуты она листает дела по очереди и к тому моменту, как я подхожу и останавливаюсь напротив нее, одна папка выдвинута вперёд. Буквально на сантиметр.

– Анна Самохина. – читаю я, – Почему?

– Я ей доверяю. – тихо шепчет она.

– Не так сложно, как казалось. – я возвращаюсь к своему креслу и нажимаю кнопку на селекторе, – Эльвира.

– Да, Даниил Владимирович.

– Готовь приказ. На место Синявина переводим Анну Самохину. Пусть прямо сейчас приступает. Найди кого-нибудь, кто введет ее в курс дел и перекинет другому то, чем она занималась.

– Хорошо, Даниил Владимирович. Что-нибудь еще?

– Пока все.

Я смотрю на эту Луковую и снова думаю, что пожалею. Но в моих принципах нет такого, который говорит, что я меняю решения. Пусть даже они и приняты полетом бумажного самолетика.

– А теперь на счет тебя. – я подхожу, комкаю приказ об увольнении и отправляю его в урну. Снова ровно в центр. Значит, все решено. – Телефон, который лежит перед тобой, всегда должен быть у тебя под рукой и всегда включен. Ты всегда поднимаешь трубку, если звоню я. Никаких причин для обратного быть не может. С сегодняшнего дня, с этой самой минуты, ты – мой личный помощник. Там, где я, ты становишься моей тенью. Все мои поручения и приказы выполняются без вопросов и обсуждений. Даже если я звоню тебе в три ночи и требую привезти мне шлюх из какого-нибудь Мухосранска, ты срываешься туда первым самолетом. Ясно?

Она замирает и медленно поднимает голову. На зареваном лице такая смесь эмоций, какая не снилась смертнику, которому за мгновение до исполнения приговора сообщают об амнистии.

«Попрощайся со спокойной жизнью и книжными сказками.» – думаю я.

– Привести себя в порядок, перенести вещи в свой новый кабинет. Через полчаса у меня встреча. – говорю вслух, с садизмом добавляя, – У нас.

Новогодняя аллергия

Подняться наверх