Читать книгу Новогодняя аллергия - Лана Муар - Страница 5

Мне смешно, а ей видимо совсем не до смеха. Даже через расстояние, разделяющее нас, я чувствую вопящий ужас, от которого она съеживается и белеет.

«Да, детка! Я именно тот, о ком ты подумала!» – улыбаюсь самыми уголками губ и наградой мне становится новая волна страха, -« Бойся… Ты еще не знаешь, какая честь тебе выпала.»

– До конца проверила? – спрашиваю полушепотом и ставлю еще один плюс себе в карму.

Девчонка за столом сжалась так, что над столом видны только плечи, затянутые в серый свитер с высоким воротником и голова, которая судорожно дернулась из стороны в сторону.

– Занятная книженция… – делаю шаг к столу и небрежно ее бросаю.

Книга опускается на столешницу с приглушенным ударом, девчонка вздрагивает и краснеет до самых корней волос, будто я ее застукал голую.

«Казнить нельзя помиловать». – смакую где поставить запятую и подхожу ближе, чтобы посмотреть, что там она насчитала.

Крупный ровный почерк училки младших классов на разлинованном листе приятно удивляет. Но этого мало, чтобы запятая перескочила слово «нельзя». Кладу рядом с первым листом отчета проверенный. Все это время фигурка в кресле не дышит и старается провалиться сквозь землю.

– Фамилия. – рычу я, сравнив несколько итоговых цифр.

– Лу… Лу… Лу… – пищит она в ответ, заикаясь и трясясь осиновым листом.

– Пиши! – переворачиваю лист и двигаю к ней.

Девчонка судорожно сглатывает, берет в руки ручку и долго выводит свою фамилию.

– ЛуковАя? – спрашиваю, делая ударение на букву, над которой она сделала риску-насечку.

– Д… д… д…

«Прикольная трусиха. Ответить не может, а ударение ставит.»

– Восьмого в десять тридцать в моем кабинете. – говорю я и добавляю, окончательно добивая, – С вещами!

Кажется, в этот момент она замерла и побелела еще сильнее, но мне уже все равно. Я сминаю все бумаги, разворачиваюсь и иду к дверям, комкая листы от злости.

Кажется, последний день решил показать мне всю глубину задницы. Видимо кто-то решил, что день в рабстве у Кумы, слишком мало и добавил от щедрот эту проверяльщицу с отчетом. Пусть теперь подергается неделю. Свалить все равно не получится – кадровики выйдут через неделю, да и без моей подписи слинять у нее не выйдет. Я позабочусь об этом. Прямо сейчас. Пока иду к дверям своего кабинета, пишу на электронку Эльвире всего пару строк и с довольным хохотом нажимаю кнопку «Отправить».

– Повеселюсь я восьмого. – хмыкаю я, – Кума, тебе такое и не снилось!

Делаю в голове пометку рассказать все ему, как он оклемается после сегодняшней ночи, и уже закрывая дверь своего кабинета краем глаза замечаю, как мимо проскочила эта пигалица Луковая.

А Кума был прав. Эта ночь навсегда останется в моей памяти. Не припомню, чтобы в течении одного дня я хотел его убить почти каждый час не по разу. Своими имбецильными фантазиями ему удалось то, чего не смог добиться никто. Таким ничтожеством я себя не чувствовал никогда. Ему оказалось мало вырядить меня в Снегурочку, заставить красить губы, приехать в гей-клуб и пить там весь вечер мартини, борясь с желанием сжечь дотла этот гадюшник. И ведь каждый раз, когда я только собирался забить по самые гланды предложение потанцевать очередному заднеприводному, он возникал из ниоткуда и показывал сложенный лист и часы. Извращенец конченый! Лишь в час ночи он решил, что с меня хватит и мы снова летели на розовом лимузине по городу в неизвестном мне направлении.

Снова клуб. Закрытый клуб, в который нас пустили, отобрав телефоны и заставив нацепить на лица маски. Я даже выдохнул от облегчения. Светить лицо в таком виде лишний раз мне не хотелось. Но Кума решил, что это касается только лица. Исполнять стриптиз для бухих теток, которые мне годились в матери…

– Кума!

– Дэн. – отвечает он и кивает головой на шест, – Посмотрим, сколько отвалят за твою бицуху. Получишь больше косаря зеленых, считай, что ты отработал.

– Дай слово! – рычу я.

– Я свое слово держу, Дэн. Зажги этот блядюжник!

В моем понимании стриптиз танцуют девушки для меня. А не я. Не пойми для кого. Хотя второй раз повторять эту часть ночи я не стану даже за миллион. Кума с издевкой смотрит на мои кривляния и уворачивается от снятых вещей, которые летят строго в его наглую рожу. Цинично засовывает мне в трусы сто баксов – единственное, что я «заработал», – и машет слезать со сцены.

– Погнали дальше, братка. – кричит он, возвращая мне шмотки. – Тут твоя жопа не в почете. Видимо не докачался.

Кума показывает на соседний шест, где крутится парень лет двадцати пяти. В его трусах нет свободного места от денег. Купюры валяются прямо на сцене, скомканные сотки, двадцатки… И этот дождь не прекращается. Я зло матерюсь, ведь по всем показателям этот выпендрежник просто задохлик по сравнению со мной.

– Учись, Дэн. – Кума толкает меня в сторону выхода, – Жопой крутить тоже надо уметь.

– Заткнись!

– Мог бы и поблагодарить… Сотку только я тебе запихнул. – он замирает, словно что-то забыл, – А нет. Я был вообще единственный, кто оценил твои пируэты.

– Заглохни!

– Не переживай. Сейчас поедем туда, где ты сможешь выпустить пар и резко поднять настроение.

Кума сдает маски, забирает наши телефоны, а я ловлю себя на мысли, что у меня начинает дергаться глаз. С каждым часом его «предложения» вдавливают меня в дерьмо по самую макушку. Я начинаю считать минуты до своего освобождения пока долбаный лимузин везет нас загород.

Мне не нравится место, куда мы приехали. Самая задница города, спрятанная среди каких-то промышленных ангаров. Но Кума уверенно идет к одному из них.

– Не отставай. Будешь тянуть время и все, что было до этого, покажется тебе цветочками.

Нас встречает пара бритоголовых чуваков и Кума кивает на меня:

– Это он.

– Пошли. – провожатые открывают толстую стальную дверь и ведут нас по каким-то лабиринтам, уходящим под землю.

В нос начинает бить усиливающийся запах пота, слышно рев толпы и выкрики, усиленные микрофоном. Разобрать слова в какофонии отражающихся от стен звуков нереально. Я успеваю уловить лишь одно – «Раунд!», и нас вталкивают в небольшую комнатку. Яйцеголовые братки выдают мне шлем с решеткой напротив лица и перчатки.

– Переодевайся. – командует один, – Лайм уже готовится.

– Давай, не тяни, Дэн. – подгоняет Кума, стягивая с меня полушубок. – Сейчас отыграешься за все.

– Это что за место? – спрашиваю его я.

– Подпольные бои, брат. Сейчас выйдешь, хлебальник Лайму свернешь, парок выпустишь. Дай, кстати, пару соток. Поставлю на тебя.

Я достаю кошелек, протягиваю ему всю наличку, которая у меня есть.

– Ставь, сученок! И представляй, что на месте Лайма ты!

– Во! Правильно! Настраивайся! – подбадривает Кума, помогая застегнуть шлем и натянуть перчатки, которые мне малы.

Бритые молча смотрят на наши приготовления и деньги, брошенные на скамейку.

– Ставки принимаете? – спрашивает Кума.

– Ну… – тянет один.

– Все. На Лайма. – кивает он на купюры. – Дэн, это лишний повод, чтобы ты не филонил.

– Не на того поставил, Кума. – рычу я, накачиваясь злостью.

– Пошли.

Бритые открывают дверь, и мы снова идем. Короткий коридор, за которым огромная комната-зал. Перед нами расступаются и Кума приподнимает верхний канат.

– Дамы и господа! И финальный бой сегодняшнего дня! Снегур против Лайма! – орет рефери в микрофон, и толпа начинает гудеть, словно пчелиный рой.

– Давай, Дэн, не подкачай. – улыбается Кума.

– В правом углу наш претендент, Сне-е-е-е-гу-у-ур!

– Просрал деньги в пустоту! – кричу я Куме, перелезая через канаты.

– В левом, наша чемпионка – Ла-а-айм! – рефери едва слышно через одобрительный ор и свист.

– Чемпионка? – переспрашиваю я и Кума кивает, – Я не бью женщин, Кума. Ты знаешь. Это мой принцип.

– Твой принцип против твоей свободы. – ухмыляется он в ответ и хлопает по плечу, – Иди, выпусти пар, Дэн!

Я разворачиваюсь лицом к разминающейся девушке. Половую принадлежность можно определить только по выдающимся формам груди, а остальное… Лысая черепушка и комплекция хорошего вдвшника. И судя по ее движениям, чемпионкой ее называют не зря. Но я не бью женщин… Никогда. Ни при какой ситуации. Даже если это стоит нескольких часов моей жизни.

Кума садится на единственный свободный стул в первом ряду и поднимает вверх сжатый кулак. Я отрицательно мотаю головой – ни за что! Вытерпел двадцать часов его садизма на грани фантастики – вытерплю и этот цитрусовый комок гипертрофированной агрессии. Рефери что-то вещает про запрещенные удары, но мне на них плевать. Я уже знаю, что солью бой и просчитываю сколько протяну в защите.

– Двенадцать раундов по пять минут. Перерывы по минуте. – судья смотрит мне в глаза, чтобы убедиться, что я его усышал.

– Двенадцать по пять… – повторяю я и зло шепчу, – Хер ты увидишь, как я падаю, Кума…

– Что?

– Это я себе.

– Если готов, подойди и поприветствуй противника.

Резко дергаю головой из стороны в сторону, пару раз хлопаю по шлему, проверяя, как он держится, и иду в центр ринга. Жму руку в перчатке… Гонг…

Я практически ничего не слышу, кроме своего надсадного дыхания и бухающей крови в висках. Прижав локти к ноющим ребрам и наклонившись немного вперед, отсчитываю обратное время до гонга. Лайм хреначит меня седьмой раунд так, словно она паровой молот, а не человек. Каждые ее удар, хлесткий, точно выверенный, находит малейшую брешь в моей защите, и я лично убеждаюсь в том, что она чемпионка по праву. Первые пять минут она просто проверяла меня, делала пробные атаки, быстро уходя с линии возможного контрудара. После гонга на ее лице возникло удивление и минуту перерыва она смотрит на меня из своего угла, думая, что я задумал какую-то хитрость. Второй раунд. Я снова в глухой защите, Лайм начинает давить. Осторожно, опасливо косится на мои кулаки, которыми я закрываю голову, и уходя на перерыв вижу, как она проводит ребром ладони по горлу и хищно улыбается. Кума подходит к канатам и орет, чтобы я насрал на свои принципы и навалял этой овце. Я снова мотаю головой и встаю, услышав гонг.

Ад. Это кромешный ад. Лайм поняла, какой противник ей достался, и вымещает свою злость, используя меня, как грушу в тренировочном зале. Одиночные удары, связки, снова одиночные… Что-то я успеваю заблокировать, но начинаю пропускать. Сперва один, потом второй – это путь в один конец. Но до него, как до Китая раком.

К десятому раунду все мое тело представляет одну сплошную боль. Лайм удар за ударом бьет мне в плечо. В одну и ту же точку. Раз за разом. Она бесится, что я еще стою, и эта злость для нее, как второе дыхание. Удары становятся невыносимыми, и я чувствую, что еще немного и рука, забитая до невозможности, просто упадет плетью, открывая голову. Кума уже орет во все горло, вцепившись руками в канат. Но я упорно отказываюсь сделать хотя бы один удар. Гонг… Минута… Я хочу сдохнуть…

– Дэн! Твою мать! Хотя бы по жопе! Она тебя в котлету замесит! – орет Кума, вытирая полотенцем пот с моего лица.

– Я… не… бью… женщин… – со злостью выдыхаю я, смотря ему в глаза. – Никогда.

– Только не упади, брат. Я в тебя верю. Не дай ей такого счастья. Осталось немного. – шепчет он.

И я мотаю головой.

– Ни за что. – отвечаю без особой уверенности.

Гонг…

Последний раунд. Я едва успеваю уворачиваться от ударов правой, стараясь прорваться поближе к Лайму, навалиться на нее и хотя бы немного потянуть время. Левая рука меня не слушается, я не могу даже приподнять ее и по глазам соперницы отчетливо вижу, что она поставила себе цель свалить меня любой ценой. Почти все ее удары идут в неприкрытую часть головы и мне приходится шагать им на встречу, ломая траекторию, принимая на правую, защищенную. Перед глазами давно прыгают звездочки, ноги готовы подкоситься в любой момент, но сзади орет Кума, отсчитывающий последние секунды, и это помогает.

– Пять…

Лайм делает замах правой.

– Четыре…

Я шагаю влево, немного смещая правую руку, чтобы принять ее кулак.

– Три…

Она резко переносит вес на другую сторону.

– Два…

Ее левая рука стрелой рвется к моей голове.

– Один!!!

Башка взрывается одновременно с ударом гонга. Лайм все же поймала меня, вложив в последний удар всю ненависть, всю свою агрессию. Меня клонит к земле, я мотаю головой, пытаясь избавиться от звона в ушах…

– СТОЙ!!! СТОЙ!!! ДЭН СУКА!!! СТОЙ!!! БУДЬ МУЖИКОМ ДО КОНЦА!!! – орет Кума, но я его едва слышу.

Каким-то чудом я ловлю равновесие и стою, шатаясь из стороны в сторону. Мою руку берет рефери и по реву толпы угадываю, что он только что поднял вверх руку Лайма. Мне плевать. Хочется только одного – чтобы все это побыстрее закончилось. Перед лицом возникает блестящее пятно, и я несколько раз моргаю, пробуя сфокусироваться на нем. В нос ударяет противный запах, голова дергается назад, подальше от этой вони. Моргаю в очередной раз и вижу, что Лайм стоит передо мной, сжимая комок ваты.

– Полегчало? – спрашивает она.

– Спасибо… – киваю ей в ответ.

– Хорошо держался.

Лайм хлопает меня по плечу, и оно моментально взрывается от боли.

– Держись, Дэн. Сейчас мы тебя подлечим. Молоток!

Кума подхватывает меня и тащит сперва в раздевалку, а потом в лимузин. Я практически не переставляю ноги, чувствую только как в спину упирается спинка сиденья и проваливаюсь в темноту.

Кума о чем-то весело болтает. Ему отвечает воркующий голосок, а я сдавленно хриплю, когда в руку впивается игла.

– Лежи спокойно, Дэн. Сейчас полегчает.

– Время… – шепчу я, – Сколько сейчас?

– Без пяти шесть. – отвечает Кума.

– Беги… Беги, Кума…

Я медленно поворачиваюсь и открываю глаза. Молоденькая медсестра испуганно смотрит на меня и пятится к дверям. Единственное правильное решение, когда я начинаю говорить таким тоном.

– Ты нас оставь ненадолго. Хорошо? Я тебе позвоню. – Кума провожает девушку до дверей, закрывает их изнутри и пододвигает поближе к койке, на которой я лежу, столик. – Красивая.

– Лучше беги.

– Потом. Как-нибудь потом побегаем, Дэн. – он поднимает свой мешок, развязывает его и переворачивает над столиком.

На блестящую стальную поверхность валятся стопки денег, мандарины, снова деньги. Кума распихивает это все в разные стороны и что-то ищет.

– Блядь!

Он снова перебирает мандариново-денежный завал, матерится, выворачивает мешок наизнанку и со злостью пинает столик.

– Что не так? – спрашиваю его, – Забыл взять лист, чтобы написать завещание?

– Коробочка! Дэн, тут была коробочка!

– Была.

– Где она? – Кума подходит к койке, – Дэн, где эта коробочка?

– Я ее отдал девчонке.

– Какой еще девчонке?

– Той. У лифта.

– Дэн, ты мудак! – Кума сокрушенно опускается на стул, – Вот ты мудак!

– А что с ней не так? – спрашиваю я.

– Это была вишенка. А теперь… Блядь!

– Давай поподробнее.

– А смысл?

– Очистить совесть.

Кума рассказывает долго. И как планировал, и зачем все это было, и что было в коробочке. Мне смешно. Двадцать четыре часа ада для меня ради одной коробочки, а я ее отдал первой встречной. Медсестричка ещё дважды меняет стекляшки с какой-то жижей в капельнице и тут же убегает, опасливо косясь на меня и постреливая глазками Куме. Долбаный ловелас уже и здесь отметился.

– Ничего такая. – одобрительно говорю я, когда жертва Куминого обаяния снова исчезает за дверью.

– Галочка. – Кума улыбается.

– И что теперь?

– По домам. Если ты еще не передумал меня убивать.

– Живи.

Я выдергиваю из вены иглу и поднимаюсь на кровати.

– Где мои шмотки?

– Сейчас все будет!

Кума достает из шкафа у дверей коробку и мой костюм в чехле.

– Сученыш, все продумал… – смеюсь я и с наслаждением надеваю рубашку.

– Дэн…

– Что еще?

– Слушай, может ты сам до дома? – спрашивает Кума, косясь на дверь.

– Не вопрос. Только не вези ее по своим любимым клубам.

– Не. Я просто поболтаю немного.

Я вызываю такси, называю свой адрес и на полпути понимаю, что не хочу домой. Единственное желание – снова почувствовать себя человеком. Шофер молча сворачивает, когда я меняю адрес, и везет меня в офис.

На этаже пусто, только горит дежурное освещение и настольная лампа во второй секции. И никого. Видимо тот, кто должен был сегодня дежурить, решил забить и свалил пораньше или не приходил вообще. Это меня злит. Мне хватило одного пожара. Я пулей проношусь по коридору, подхожу к столу, на котором горит лампа, и вижу кружку с остатками кофе, кожуру от мандаринов и книжку. На спинке стула висит пуховик, значит кто-то все же есть. Я смахиваю кожуру в мусорное ведро, беру в руки книгу с девчачьим названием «Элеонора» и иду к своему кабинету.

Открытая дверь у кабинета помощника. Кажется, кто-то решил сегодня поработать сверхурочно или… За столом сидит какая-то пигалица, увлеченно отбивающая пальцами по калькулятору. Она что-то считает, сверяется с таблицами, и совершенно меня не замечает. Мне становится смешно. Пигалица словно провалилась в свои расчеты и даже не поднимает головы. Я открываю книгу где-то посередине и решаю подождать. Мне интересно, как она отреагирует на мое появление. Минут двадцать читаю розовые сопли, разбавленные постельными сценами, поднимаю глаза – она все так же клацает калькулятором.

– И что получается? – спрашиваю я.

– Я еще не сверялась…

Пигалица отвечает на автомате и только потом до нее доходит… Она поднимает свои глаза, и я упиваюсь той волной страха, которая ее захлестывает.