Читать книгу Игра с мечтой - Лариса Анатольевна Суворова - Страница 17

Окончание школы совпало с началом эпохи перестройки. Несмотря на то, что между мной и Ланой всего месяц разницы в возрасте, она окончила школу первой, так как пошла туда с шести лет. Таня на пару лет помладше, и для неё это был восьмой, а не десятый, как у Ланы, но тоже выпускной класс. А чрез год и я. В первый год перестройки ещё не ощущалось радикальных перемен. А вот к её концу, который пришёлся на начало девяностых, мы осознали, что наша жизнь приходится на очень необычный и интересный, хотя для многих нелёгкий, период истории.

Странным образом получилось, что и я, и Таня, как выяснилось гораздо позже, начинали свою профессиональную деятельность с обучения шитью. Основное отличие было в том, что её заставила жизнь, точнее мама, а я это выбрала сама. То ли дело Лана, которая умудрилась приехать из другого города и поступить в один из самых престижных вузов – Плехановский институт.

К концу десятого класса мой аттестат выглядел прилично. Но на поступление в хороший институт я не тянула, да и непонятно мне было, какой профессией я хочу заниматься. И я решила вопрос просто. Что всегда нужно людям? Ответ: все едят, лечатся и одеваются. Я решила обучиться шитью.

Коллектив был стопроцентно девичий, что никак не способствовало воплощению моих планов о быстром замужестве. Но так только казалось. Похожие планы здесь были у многих девчонок, и для меня не составило труда найти себе подружек для походов на дискотеки. Каждую субботу мы с подружками из техникума шли «на охоту», то есть на танцы.

Мода тогда была пёстрой и разнообразной. Только-только упразднились потихоньку сами по себе строгие критерии советской морали по поводу слишком коротких юбок, туго обтягивающих брюк, дерзких вырезов на груди и всего другого, раньше мешающего демонстрировать наши молодые прелести. Но многие по привычке носили мешковатую одежду, а я прямо сразу поняла, как же нам повезло: ну когда ещё показывать ноги, бёдра, грудь, если не в девичьем возрасте! Не в сорок же лет! В то время, на примере родителей, казалось, что в сорок лет – уже пожилые тётки. Редко в таком возрасте можно было встретить ухоженных, стройных, умело накрашенных женщин. Ведь и в магазинах не было ничего, что способствовало бы тому, чтобы наши мамы выглядели, как могут себе позволить выглядеть теперь женщины любого возраста.

Тогда в моде был спортивный стиль. У спекулянтов[8] можно было купить заграничные майки с длинным рукавом, настоящие американские джинсы, которые всё ещё были дефицитным товаром, кроссовки. Особый писк – кроссовки на липучках, которых раньше в помине не было! Конечно, при отсутствии необходимой суммы денег, а оно – отсутствие – как правило, существовало, можно было купить подделки под европейские и американские товары. Джинсы из стран Восточной Европы – ГДР, Венгрии, Болгарии, майки из прибалтийских республик[9], кроссовки, которые начала выпускать фабрика под Ленинградом. Что мы и покупали. Зато можно стало краситься, как хочешь, и никто тебя больше не тащил смывать косметику, потому что так не пристало краситься «высоко идейным советским девушкам». В общем, как я вижу эту картину теперь, мы являлись на дискотеки с яркой индейской раскраской на нежных лицах, со стрижками, подобными ирокезам, в джинсах или коротких джинсовых юбках и после некоторого времени, проведенного у барной стойки, уже раскованные полностью, бросались в веселье танцев.

Именно здесь, на дискотеке я и познакомилась со своим будущим мужем. А что удивляться? Ведь кроме самих танцев и выплеска энергии, это и была цель посещения дискотек! Коля сразу бросался в глаза своей невероятной пластикой. Как выяснилось потом, он все школьные годы ходил на хореографию, так хотелось его маме. Результат был очевиден. Невысокий, но стройный голубоглазый блондин Коля в танце был бесподобен. И он умел вести партнёршу так, что она чувствовала себя богиней. Ну, почти богиней, так как без его умелых рук, дающих нужное направление исполняемым пируэтам, всё вставало на прежние места, и такого божественного танца не получалось. В общем, танцевать с Колей хотели все мы. При этом мысли о том, чтобы стать парой, у меня не сильно возникали, так как танцевал он со всеми и лично ко мне особенного внимания не проявлял.

Всему виной, как это порой бывает, стал случай, когда на выходе из трамвая я споткнулась и лежать бы мне вниз лицом со сбитыми коленками, если бы чьи-то руки меня вмиг не подхватили. Трамвай уехал, а я обнаружила, что руки принадлежат никому иному, как Коле. Его лицо тоже выражало неподдельное удивление, что ясно сообщило мне о том, что он меня не выслеживал и был также удивлён этой встречей, как и я. А его действия по спасению от падения с подножки трамвая были продиктованы просто нормальным человеческим участием. Это был первый раз, когда мы увидели друг друга не в полумраке со скользящим светом от зеркального шарика под потолком, а при свете белого дня.

То, что он не принц на белом коне, было очевидно. Впрочем, выйти замуж за принца в мои планы тогда и не входило. Я искала защитника и друга. На такую роль Коля, кажется, подходил. Простая одежда, простые отечественные кеды. Но вьющиеся светлые волосы, красиво очерченные рот и нос, смешинка в голубых глазах и эти сильные руки, так вовремя меня подхватившие, вдруг зародили во мне надежду, что небо посылает мне того, кого я ищу.

Коля тоже разглядывал меня с каким-то новым интересом. «Слушай, а сколько же тебе лет?» – вдруг спросил он, – «Я ведь тебя первый раз вижу без твоей боевой раскраски».

Врать не имело смысла. «Через месяц восемнадцать», – ответила я. «Ладно, месяц – не год», с открытым намёком ответил Коля, и я поняла, что есть шанс вписаться в его жизненный план.

Выяснилась, что живём мы друг от друга не очень близко, просто его работа и дом находились неподалеку от моего техникума, что поспособствовало нашей внезапной встрече.

Мы стали встречаться. Коля заканчивал работу позже, чем я учёбу. Жил он почти рядом, минут десять ходьбы, в сталинском доме, в коммунальной квартире. Две комнаты занимали он с сестрой и матерью (отец умер в пятьдесят лет от инфаркта), а ещё одну –сосед с женой. Коля почти сразу предложил мне сделать ключ, чтобы я после учёбы могла идти к нему домой, обедать, отдыхать, делать задания и ждать его прихода. И всё бы могло так и быть, но столкнувшись с Колиной мамой, я уже по её взгляду сразу поняла, что она никакого легкомыслия не потерпит, и что вся нынешняя свобода нравов ей не по нутру. А ведь она к этому моменту была уже на пенсии и не работала. Поэтому дожидаться Колю мне пришлось бы в её присутствии.

Хорошо обдумав ситуацию, я решила, что, если это будет моя свекровь, то лучше не противоречить её убеждениям. Поэтому от ключа я отказалась, ехала к себе домой после работы, и встречались мы, как и прежде, в субботу на дискотеке, а также в пятницу вечером и в воскресенье днём.

Всё шло, как по маслу. Коля мне нравился. Это точно! Он хорошо окончил школу, потом поступил в электромеханический техникум, потом его забрали в армию. После двух лет в армии он вернулся в этот же техникум, закончил обучение, и вот теперь работал на заводе. Коля не пил, и это мне нравилось. То есть он мог выпить немного на празднике, или бутылку пива вечером. Но на дискотеках он был трезвый всегда, да и вечерняя бутылка пива всегда была одной-единственной. Что мне особенно нравилось, так это его остроумие. За словом он в карман не лез, кроссворды разгадывал с интересом и упорно, до конца. Глупым он точно не был. Я даже как-то подумала: надо же, судьба нас свела вот таких одинаковых – надо бы в институт обоим, а волею обстоятельств мы занимаемся добыванием денег просто на существование..

В Колиной семье, однако, мне было нелегко. Мама родила его поздно, под сорок. А потом сразу ещё сестру. Разница была всего в год. На момент знакомства Коле было двадцать шесть, а его сестре двадцать пять. Оба казались мне прямо таки взрослыми. Тем более что Марина была уже замужем. Они с мужем занимали одну из комнат. А во второй жил Коля с мамой. Отца я видела только на фотографии, которая стояла в комнате. Когда он умер, лет через пять после смерти, мать приказала сестре переселиться к ней. А Коля занял отдельную комнату. Именно так – приказала.

Мама Коли была сторонницей жёсткого воспитания. В связи с ранней смертью мужа она осознавала, что вырастить из сына мужчину предстоит ей, и была скупа на ласки, да и на выражение чувств в целом. Когда Марина вышла замуж, Коле пришлось перебазироваться к матери. Мать очень хотела внуков, и ничто не должно было препятствовать молодым в таком важном деле.

В какой-то момент я увидела, что Марина – точная копия своей мамы, её слова для неё, как слова из Библии, священны. И мне было странно видеть в этой молодой девушке усвоенный ею образ рассудительной и строгой женщины. Даже с мужем Марина не позволяла нежности, по крайней мере, прилюдно. Она окончила библиотечный факультет и работала в клубной библиотеке, куда за книгами иногда заходил будущий супруг. Он работал также на заводе, где и Коля, и учился на вечернем отделении технического вуза. Из всей этой семьи именно с ним мне было проще, веселее и теплее.

В день моего совершеннолетия Коля не поленился приехать в мой район, пусть утром нужно было рано встать. Это был первый раз, когда я представила его своим родным. Сказала просто: «Это мой друг. Зовут Коля». Но так как раньше подобных официальных представлений молодых парней с букетами в руках не происходило, то родители осознали значимость события. В руках у Коли был красивый букет, и хотя он выглядел сонным, но в своей всегдашней манере балагурил и всех смешил. Мы совсем недолго посидели дома, а потом пошли погулять. Коля пригласил меня в кафе. За годы, прошедшие после смерти брата, я первый раз себя почувствовала значимой и защищенной. Рядом был заинтересованный во мне Мужчина. В этот момент я решила, что если он захочет на мне жениться, то я приму его предложение. Однако первое предложение сильно отличалось от ожидаемого. «Лика, слушай, ну, наконец, я так долго этого ждал! Мама уезжает в деревню на выходные, а Марина с мужем идут к кому-то на свадьбу. Придёшь на ночь?»

Не сказать, чтобы я сильно удивилась. В конце концов, ЭТО должно было произойти. И Коля мне, к счастью, действительно, нравился. В отличие от предыдущих поколений мы получили право понять, будет ли нам хорошо с будущим партнером не только в жизни, но и в постели. Я кивнула.

За десять предшествующих дней я успела себя морально подготовить к предстоящему событию. Я, как и многие девушки из поколения поздних восьмидесятых, получила доступ к той информации, которая раньше была «под замком»: ЭТО может быть больно, ЭТО нужно, чтобы было красиво (если хочешь понравиться), ЭТО должно быть безопасно, если не хочешь сложностей в виде беременности, ЭТО может быть и приятно, если знать, что и как делать. Вооруженная этими знаниями, я купила французский крем «Бокаж» для эпиляции волос на ногах, симпатичное бельё у спекулянтки и презервативы в аптеке (не надеясь на Колю).

В обозначенные дни, проведя впервые в жизни процедуру эпиляции, я полюбовалась собственными идеально гладкими ногами, надела ажурное черное бельё, которого отродясь не имела, и, не забыв положить в сумку презервативы, отправилась, как всегда в субботу, на дискотеку. План для родителей был разработан: позвоню и скажу, что проморгала последний поезд в метро и переночую у подруги.

Всё шло по плану. Дискотека, танцы до последнего, звонок домой и дорога к Коле. К счастью, благодаря выпускаемым теперь откровенным газетам, даже разочарование прошло «по плану».

Коля горел от нетерпения. Я понимала – он долго ждал и был абсолютно честен: встречаясь со мной, он прекратил походы к остальным, где мог получить желаемое освобождение от вполне нормальных мужских потребностей. Поэтому на меня он почти набросился, хотя и старался в меру сил, не сделать мне больно и сохранить в моей памяти этот первый опыт, если не приятным, то хотя бы терпимым. Он не захотел применять лежащие в сумке средства предохранения, со словами: «Дурочка, я же тебя люблю!» Это было признание в любви и готовность отвечать за последствия этой ночи одновременно.

Во мне зародилась нежность. Я быстро поняла, что не из тех, кто с первого раза получает наслаждение или, по меньшей мере, удовольствие. Но с этой новой для себя нежностью, я изо всех сил сдерживала слёзы, а в голове крутилась единственная мысль: «Скорее уж всё бы кончилось». Так оно и произошло. В какой-то момент у меня аж в мозгу зазвенело от боли, а потом после нескольких ещё коротких и мощных телодвижений Коля рухнул обессиленный рядом, и боль стала вполовину меньше. Развитие событий происходило, к счастью, не как во многих романах, когда «он повернулся к ней спиной и мгновенно уснул». Нет, Коля повернулся ко мне лицом и, глядя в глаза, нежно погладил по щеке. «Ужасно, да? Но я так рад, что ты моя с самого начала. Для меня это очень важно. По-другому даже представить не мог». А потом, немного тревожным взглядом окинув обширное расползающееся пятно на простыне, не сдержав мужского самолюбия, добавил: «Таким озером любой мусульманин гордился бы так, что месяц бы с веревки простыню не снимал».[10] Мы оба расхохотались. И хотя боль всё ещё не оставила меня, но от взаимной нежности и его внимания и шутки для разрядки моего напряжения мне стало легче.

Такой вот была первая ночь с моим будущим мужем, ставшим моим первым мужчиной. Любила ли я его тогда? Я не сильно задумывалась над этим. Я просто нашла того, кого искала, – замену брату.

Я осталась на ночь в этой всё ещё чужой квартире, с мужчиной, признавшимся мне в любви во время моего первого занятия любовью, и уснула у него под боком. Я не лежала, мучаясь от бессонницы, от боли или обдумывания, правдивы ли его слова, или это часть его хитроумного плана, чтобы удерживать меня возле себя в качестве любовницы. Я с детства мыслила только в позитивном ключе. Поэтому сомнения меня не терзали, и я спала радостная, что всё закончилось довольно быстро.

Коля точно знал, что мать таких отношений без брака не одобрит. Но повезло, что близилась весна, и мать, как обычно, в середине марта, собралась и до сентября уехала в деревню. После её выхода на пенсию это стало правилом. Марина, хоть и копия матери, понимала, глядя на брата, что я – не просто очередное увлечение, а серьёзное намерение для Коли.

В общем, всё складывалось удачно, когда я впервые столкнулась с Колей в гневе. К этому моменту мы встречались уже около трёх месяцев. Он заболел, простыл. Случилось это в четверг. У него поднялась температура. Утром в пятницу пришёл врач, открыл больничный лист и назначил постельный режим. Температура держалась высокая, глаза быстро утомлялись от просмотра телевизора. Я пришла к нему в пятницу после учёбы, провела с ним весь вечер, читая вслух книгу, чтобы как-то развлечь. Потом принесла ему в постель разогретый суп, сваренный Мариной. Проследила, чтобы он выполнил все назначения врача, и мы легли спать. В эту ночь я спала отдельно из-за риска подхватить инфекцию, да и жарко ему было бы с такой температурой в постели со мной.

На следующее утро, в субботу, ему стало лучше, температура спала, мы даже вместе приготовили завтрак для всех: Марина с мужем тоже были утром дома. Потом я убирала комнату, хотела что-нибудь приготовить к обеду, но Коля, уже столкнувшийся с моей неумелой готовкой, сказал: «Брось, я сейчас ем мало, пока нет аппетита. Пусть Марина готовит. А мы просто картошкой и консервами обойдемся». Я села за шитьё, Коля смотрел телевизор.

Время близилось к вечеру. В это время мы обычно ходили на дискотеку. И сейчас, после постоянного нахождения в квартире, мне захотелось пойти потанцевать. Всё же прошла учебная неделя, Коле стало лучше, и я ничего особенного в своём желании не видела. Если бы дома заболел папа или мама, я, видя, что становится лучше, точно не сидела бы у постели, и никакого порицания за это не получила бы. Поэтому, отложив шитьё в сторону, я произнесла: «Коль, слушай, ты же не против, если я схожу с девчонками потанцевать?» То, что произошло потом, было неожиданно. Коля побагровел, его глаза реально метнули молнии, и он сильно повысив тон, гневно спросил: «Значит, вот так?! Я тут больной лежи, а ты со своими девками плясать пойдёшь? Ты в своём уме?! Для тебя это нормально, да?!» Я, всё ещё не понимая подкравшейся угрозы, простодушно ответила, что думала: «Но тебе же лучше, ты посмотришь детектив, а я потанцую и вернусь». Теперь он уже побледнел: «Лика! Кажется, я очень серьёзно в тебе ошибся. Ты с-соображаешь, что ты сейчас г-говоришь!» Он кричал и даже слегка заикался.

Я испугалась такой реакции, у меня потекли слёзы. В конце концов, никаких крамольных мыслей в моей голове не было, поводов для ревности я тоже ни разу не давала, а тут такая буря. Я выскочила за дверь и наткнулась на Марину. Через открытую дверь был виден Коля, бросавший в бурных эмоциях, газеты с журнального стола. Видя моё мокрое от слёз лицо, Марина взяла меня за руку и, приведя в кухню, усадила на табурет и дала стакан воды. «Лика, слушай, я так надеялась, что с тобой у Коли это всё пройдёт. Он не срывался, как вы начали встречаться, ни разу. В общем, ты должна знать. Он служил десантником в Афганистане. Слава Богу, вернулся здоровым и, в целом, нормальным. Не таким, как многие, у кого сильно крышу снесло. Но вот срывы бывают. И когда, и на что он вот так среагирует, предсказать нельзя. Так что думай сама, ведь, похоже, у вас всё серьёзно». И, уже на пороге кухни, добавила с разумностью Колиной мамы: «Хотя плюс тоже есть – детей родите, квартиру быстро получите, годами ждать не будете. Афганцы в почёте, для них особая квартирная очередь, да и ещё льготы есть». Она ушла к мужу в комнату, оставив меня в одиночестве подумать.

На танцы идти уже не хотелось. За окном было темно, и подвывал ветер. Я сидела, озадаченная новой для себя неожиданной информацией и недавней сценой. Мысли были совсем не лихорадочными на фоне происшедшего, а, наоборот, вдруг упорядочились: «Итак, меня всё до этого момента устраивало. Он меня старше, он зрелый, не пацан. Потому, наверное, и зрелый в свои двадцать шесть, что через Афганистан прошёл. Меня любит. На семью, очевидно, настраивается. Подумать о жилье – тоже не грех. Это важно. Недостаток пока вижу один – псих он, конечно, немножко. С другой стороны, можно выйти замуж за нормального, а потом обоим без квартиры, самим психами стать. Зато афганцам транспортные, медицинские и продуктовые льготы положены». Почему мне в голову не пришло, что можно выйти замуж за нормального парня с хорошими жилищными условиями, сложно сказать. Но в силу приобретённого жизненного опыта, вероятно, мне тогда казалось, что получить всё прекрасное в одном флаконе невозможно.

Сцена была ужасна, но не страшна. Я просто удивилась, как это на меня, такую хорошую, без всякой вины и причины, можно так орать. Кроме того, мои мысли о том, чтобы быть, как когда-то родная мама, на пьедестале, тоже, кажется, придётся отставить в сторону.

Итак, я отбросила первые шоковые впечатления подальше, приняла решение продолжать двигаться в сторону замужества и с этими мыслями двинулась в комнату к Коле. Первое, что я заметила, это скользнувшую в его глазах радость, и едва заметный выдох облегчения. Кажется, он не был уверен, что я вернусь. Тем не менее, извинений не последовало. Я села в кресло и со словами: «Ну, что тут нам сегодня интересного покажут?» стала перебирать программы на телевизоре. Выводы рассудительный Коля всегда умел делать правильные: раз один раз «съела», то и дальше особого возмущения не будет. Он был прав. Как покажет дальнейшая жизнь, «съедать» его приступы гнева придётся по жизни неоднократно.

Как я не старалась высчитывать дни по циклу, когда «можно туда» и «туда нельзя», произошло то, с чем сталкиваются многие молоденькие девчонки: я забеременела. Событие обозначилось в ноябре. Мама Коли уже вернулась, я училась на втором заключительном курсе, и успевала полностью завершить обучение. Об аборте не могло быть и речи. Хотя будущая свекровь, осознав, что мы делали «это» без официального брака, до свадьбы, всем своим видом целый месяц выражала своё неодобрение, но денег, чтобы всё же, чтобы свадьбу сыграть, дала. Очень уж она дорожила тем, чтобы всё было, «как полагается у людей».

На свадьбе были родственники с двух сторон и мои верные лучшие подружки – Женя и Ксения. Ксения тоже готовилась замуж, но они ждали весну, когда ей будет восемнадцать, и вообще, как сказала она сама «погода поприятнее, и Земля расцветёт».

До свадьбы мы уже пару раз встречались такой компанией, то есть я с Колей и девочки со своими парнями. У Жени не было определенности в отношениях, парень был «зелёный», ровесник почти что. А вот будущий муж Ксении был даже постарше Коли и настолько ему понравился, что на свадьбу был приглашен шафером. Я быстро поняла, что собственных друзей у Коли нет. Я не задавала вопросов, как так получилось, предполагая, что это может быть связанно с военными событиями его армейской жизни. И факт, что ему стало уютно в компании моих друзей, меня порадовал.

Летом я родила сына. «Вот», – подумала я тогда с каким-то удивлением, – «получила себе нового защитника». Данное событие послужило толчком к тому, что мой муж пошёл и записался в очередь на получение квартиры. Через два года мы её получили, хотя и не могу сказать, что это показалось мне быстро. Конечно, жить в коммуналке, в одной комнате с матерью мужа и маленьким сыном было нелегко. Наши взгляды на воспитание ребёнка, как и на жизнь в целом, сильно отличались. Жить у папы тоже не представлялось возможным, так как мамина дочь, моя сестра Света, уже год как вышла замуж и тоже родила ребёнка.

Мы проходили период притирания. Сложно сказать, чем бы он закончился, живи мы отдельно. Но именно наличие свекрови вместе с нами в одном жизненном пространстве сыграло неожиданно положительную роль. Мы не могли себе позволить дойти в наших притирочных разногласиях «до ручки»: иногда хотелось кричать и говорить обидные слова и, наверняка, не только мне. Уверенна, что и у Коли возникало подобное желание. Даже представлять не хочу, что могло бы в ту пору произойти с нами обоими при его взрывной психике, будь мы в отдельной квартире. Но при свекрови мы себя вынужденно сдерживали. Поэтому, уйдя в кухню и, поговорив там на повышенных тонах, возвращались с «кошками на душе», но в состоянии того худого мира, что «лучше доброй ссоры».

Коля по-прежнему работал на заводе. На моё предложение пойти учиться на вечернее отделение института он ответил отказом, мотивируя, что устает и без этого достаточно. Мне же казалось, что на перспективу высшее образование необходимо. В данном вопросе свекровь меня не поддержала. Зато она предложила свою помощь в уходе за сыном Вовкой, чтобы я могла шить и зарабатывать деньги на всё необходимое для новой квартиры. Я не возражала.

Это было время процветания маленьких кооперативов. В начале перестройки экономика страны пыталась понять, какое будущее ей предстоит, и позволила себе принимать на свой рынок любые новшества. Я устроилась на небольшое производство по пошиву изделий из кожи. Платили за сделанный объём работы, поэтому я старательно по вечерам, поручив свекрови наблюдать за сыном и звать меня только к кормлению, строчила безостановочно на машинке. Мне это даже нравилось, потому что после дня, проведенного с ребенком, стрекот машинки и набор движений, доведенных до автоматизма, вносили в голову порядок, а затем помогали глубокому сну. Ночью к сыну тоже вставала свекровь, понимая, что мне на следующий день опять и с сыном возиться, и вечером шить.

Только к весне, когда свекровь опять засобиралась в деревню, мы поняли, что остаёмся своей отдельной маленькой семьёй. Кажется, нам стало немножко не по себе: мы осознали, что мама Коли – цементирующая база. Как мы будем без неё уживаться? И как же мои заработки для будущей квартиры?

Начался новый период. Я оставила работу и занималась только ребёнком. Сын начал ходить, и в квартире, загроможденной вещами трёх семей, за ним нужно было следить безотрывно, так как ему хотелось открыть каждый ящик, доступный по росту, и вывалить из него всё для детального изучения. Хорошо, что наступило лето, и я предпочитала больше времени проводить на улице. Коля всегда помогал мне после прихода с работы. И, если бы не постоянные стычки из-за каких-то мелочей (так мне тогда казалось), мы бы жили хорошо. Но ему, приученному к идеальному порядку и вкусной еде, было тяжело смириться, что я никак не освою готовку, и в квартире кавардак. Он понимал и не придирался к беспорядку, который устраивал сын. Но понять, почему в шкафах наверху царит бедлам, а бельё всё в пятнах от того, что я стираю белое с тёмным вместе, без сортировки, он отказывался. В общем-то, по делу, но мне-то было всего девятнадцать.

В доме у мамы с папой было принято заниматься, чем любишь, так было удобно всем. В результате, готовила и стирала мама. Я гладила и выносила мусор, так как любила гулять и чаще других выходила из дома. Сестра Света, наоборот, была домоседка, и шуршала по шкафам, наводя в них порядок. Папина обязанность была пылесосить. Из-за такого разделения труда я оказалась не слишком хорошо подготовлена к семейной жизни. И если в присутствии свекрови это не бросалось в глаза, то теперь всё вылезло наружу.

Но пусть кинет в меня камень тот, кто сам без греха.[11] К Коле тоже можно было придраться. Он не убирал посуду со стола в раковину, так как привык, что это делала мама. Он мог сбросить одежду, где попало, после работы, так как мама приучила его, что уберёт она. Он вовсе не был грязнулей, но и устойчивых привычек к порядку у него не было. Ведь Коля и сам мог бы рассортировать своё бельё, раз понимал, что я не придаю этому должного значения, мог бы хотя бы свои вещи аккуратно раскладывать, куда ему надо. Но он предпочитал всему этому меня обучить, пользуясь не наглядным примером, а чтением лекций. Поэтому и происходили стычки. Приступы гнева мужа тоже изредка посещали, но теперь уже его вид – с побелевшими губами, со сверкающими, слегка навыкате глазами и голос более, чем громкий, резко и отрывисто произносящий обидные слова, – меня так сильно, как в первый раз, не шокировали. Ведь я тогда приняла решение, понимая, что всё это будет присутствовать в моей жизни. В такие моменты я «выставляла стену»: смотрела ему в лицо, вроде, как участвовала в ситуации, а сама думала о нейтральных или даже приятных вещах.

Осенью возвратилась свекровь, и я опять устроилась на работу. Жизнь потекла по прежнему руслу. Сын меня радовал. Он и лицам был похож на меня, и темпераментом. Вовка редко капризничал, без дела не плакал, был улыбчивым, хорошо спал и ел. В общем, что любой маме ещё нужно? Мы стали иногда выбираться в гости втроём. Ездили к отцу, где Вовка мог поиграть со Светиной дочкой, а мы сменить атмосферу, в которой жили целыми днями. Для Коли, впрочем, это не было так важно, как для меня. Он же ходил на работу, у него там было общение. Его чуть подняли в должности, прибавили зарплату, но было понятно, что для того, чтобы расти дальше, нужно высшее образование. А вот мне постоянное пребывание среди одних и тех же лиц – своей семьи, Колиной сестры с мужем и соседей по коммуналке – было настолько рутинным, что приезд к отцу, где я провела свои беззаботные школьные годы, становился глотком свежего воздуха. Здесь неподалёку по-прежнему жили Ксения и Женя. У Жени, наконец, наметилась свадьба, а Ксения вот-вот ожидала ребёнка. Иногда я, видя, что Коля хорошо ладит с моим папой, оставляла их и шла с сыном к Ксении или к Жене.

С Ирой, которая, выйдя замуж, осталась в прежнем доме, где я жила с родной мамой и папой, удавалось только разговаривать по телефону. Я лишь мечтать могла, что с ней как-нибудь опять встречусь. Путь к ней в общественном транспорте с Вовкой на руках и с коляской был непростым. И Коле она не нравилась. Он, несмотря на отсутствие высшего образования, был очень смышленым от природы, начитанным и наблюдательным. Против Жени и Ксении он ничего против не имел. Они ему были симпатичны, и пока я не родила Вовку, мы встречались все вместе, включая их парней. А вот Иру Коля не жаловал. Он считал её простой, даже глуповатой. Ему не нравилась её слишком быстрая, чуть ли не взахлёб, речь, постоянные жалобы на жизнь и отсутствие интересных тем для разговора. К тому же он не мог забыть, как посетив её одна, без него, я вернулась сильно навеселе.

Это было ещё до рождения Вовки. Нам с Ирой, как всегда было о чём поговорить. Темы не сильно интеллектуальные, но неизбежные в женском общении, кто с кем и чем занимается, как выглядит, чем живёт и с кем живёт и тому подобное. Ира достала водку и закуску. По тем временам, когда после развала Союза даже простая еда стала дефицитом, алкоголь во времена «сухого закона» тоже исчез, и все гнали и пили доморощенный самогон, настоящая былая водка казалась божественным напитком. В общем, остановиться вовремя мы не смогли, и я приехала домой в таком состоянии, что мой муж даже не разгневался, осознав, что я всё равно этого не пойму. Он меня раздел и уложил спать. Но с тех пор Иру невзлюбил.

Пришёл новый 1990 год. Мы его встретили с пополнением: в середине декабря родила дочку Колина сестра. В квартире теперь стоял постоянный писк. У Вовки настал период испытателя, что нередко заканчивалось царапинами, ушибами, а в конечном итоге плачем. У Марины в комнате плакала дочь. И от всего этого хотелось сойти с ума. Я завидовала Коле, который каждый день уходил отсюда на работу.

Весной наступило событие ожидаемое, но на тот сложный момент, ставшее для меня чудом. Нас отправляли на просмотр квартиры! Мы поехали на следующий же день. Район был далёким как от центра, так и от метро, весь состоял из многоэтажных новостроек, но, что важно, с большим количеством школ и детских садов. Я выдохнула с облегчением, понимая, что проблем с детским садом для сына не будет.

Дом был почти сдан. И из-за этого «почти» внутрь зайти пока было невозможно. Но дом был новый, пах краской и цементом. Коля подтянулся и, опершись о подоконник окна на первом этаже, стал рассказывать, что он видит. Нам предложили квартиру на последнем этаже, а мы рассматривали такую же, но внизу. Кухня, зал и одна из спален выходили на одну сторону, другая спальня, очевидно, – на противоположную. Дом был круглый, и некоторые его части на стыках имели обширные лоджии, помимо скромных балконов, и плюс кладовые комнаты. «Вот бы нам такую!» – выдохнул Коля, глядя на эту роскошь. «Слушай, Коль, не наглей», – ответила я, – «нам и так повезло, что трёхкомнатную дают и в новом доме, а не по выезду из бэушной».[12] «Повезло, говоришь?» – глаза Коли недобро полыхнули. «А может, это всё же потому, что я два года в этих (муж матюкнулся, что совсем не было для него характерно) горах каждый день смерти в лицо смотрел?» Я честно и искренне произнесла: «Да, это, безусловно, благодаря тебе. Спасибо, милый!»

Мы после просмотра, естественно, дали согласие. А когда через месяц получили на руки ордер с номером квартиры, то поехали все вместе, со свекровью и сыном, смотреть уже именно ту, что стала нашей.

Дом сдали, подъезд был открыт, лифты работали. Мы поднялись на последний этаж и открыли дверь в нашу квартиру. Это было, действительно, чудо! Она была огромная, светлая, так как никакие деревья или другие дома не закрывали свет, наполняющий её через окна. Обои дешёвые, но классические, линолеум, кафель и голубая сантехника повергли нас в восторг. Но ещё больший восторг вызвало то, что мы получили квартиру, как и мечтал Коля: лоджия с кладовой примыкали к одной из спален помимо маленького балкона из зала и небольшой полу-лоджии из другой спальни. Десятиметровая кухня вместо привычных маленьких кухонь советского периода строительства и просторный холл, куда выходили двери из всех комнат довершали и без того сказочную картину будущего жилья.

Я тогда не думала о том, что квартиру дали с расчётом на свекровь, и будем мы жить с ней вместе много-много лет, потому что район не престижный, и разменять хорошо такую квартиру невозможно. Не думала, что здесь плохая экология, а до ближайшей остановки автобуса идти двадцать минут пешком, а потом ещё двадцать пять минут ехать до метро. Я думала об одном – это наша квартира, где народу будет ровно в два раза меньше, чем там, где мы жили до сих пор. И она новая, и с новой чистой энергией. Я эту девственную чистоту-пустоту прямо ощущала всей своей душой и натурой. Как будто начать жизнь с чистого листа! В глазах Коли и свекрови я увидела отражение своих собственных чувств.

Мы стали готовиться к переезду и в августе вселились в новую квартиру. А год спустя из окна той квартиры на первом этаже, которую когда-то разглядывал и описывал мой муж, меня окликнула Лана.