Читать книгу Романы под царским скипетром - Лариса Черкашина - Страница 16

Почти открыто поговаривали, что сын, рождённый от русской княгини, будет наречён наследником. И будто бы сама Светлейшая княгиня готовится к скорой своей коронации, и уже отдано распоряжение – изготовить для будущей императрицы вензель.

К разработке грядущего церемониала был привлечён и Лорис-Меликов. По воспоминаниям, один из священников «даже ездил в Москву, чтоб из архивов извлечь подробности о коронации Екатерины I… Добыв в Москве архивные сведения для будущей коронации, он с торжеством возвращался в Петербург, как вдруг на полпути узнал о событии 1 марта».

Другое свидетельство. Действительный тайный советник Анатолий Куломзин оставил запись: «…Носились зловещие слухи о желании Государя короновать княгиню Юрьевскую… Всё это волновало до глубины души… Повелено было найти в архиве Министерства двора церемониал коронования Петром Великим Екатерины I. Узнав об этом, наследник объявил, что если произойдёт это событие, то он с женой и детьми уедет в Данию, на что последовала со стороны Александра II угроза в случае такого отъезда объявить наследником престола рождённого до брака от Юрьевской Георгия».

Ни в каких официальных бумагах тот царский брак не именовался морганатическим. Однако в лексиконе придворных особ нередко мелькало то тяжёлое нерусское слово, словно каменной оградой отделявшее княгиню Юрьевскую от «правильной и законной» великосветской жизни, – так её дворцовые апартаменты именовались «морганатическими покоями», а приёмы – «морганатическими обедами»!

Герб Светлейших князей Юрьевских, утверждённый императором Александром II. Санкт-Петербург. 18 января 1881 г.

В декабре 1880-го император, ведя под рукуСветлейшую княгиню, вместе с сыном Георгием, прошёл на молебен в церковь Зимнего. Одна из фрейлин была потрясена сим явлением: «Едва Государь и княгиня Юрьевская вошли в церковь, как все служители вздрогнули, будто разорвалась бомба. Дьякон, произносивший литии, сбился, клир фальшивил, и обыкновенно звучный голос архиерея Рождественского потерялся».

Не правда ли, какой зловещей мистикой звучит сравнение всеобщей растерянности со взрывом бомбы?!

А в январе грядущего нового года на торжестве водосвятия Светлейшая княгиня явилась уже с двумя детьми: Георгием и Ольгой. И вновь – скандал в свете. В Аничков дворец, резиденцию наследника, срочно затребовали министра внутренних дел Михаила Тариэловича Лорис-Меликова и, как вспоминала Юрьевская, «сделали ему сцену по поводу того, что дети показались, между тем, как это не был большой свет; и слёзы, и стенания».

Никогда ещё такая волна ненависти и обид не разделяла этих двух женщин – Светлейшую княгиню и цесаревну – в их соперничестве за трон. В конце февраля 1881-го начался Великий пост, и накануне исповеди всё августейшее семейство собралось в Малахитовом зале Зимнего дворца, дабы испросить прощения друг у друга. Цесаревич исполнил всё, как и должно. «Старший сын (императора Александра II) принёс мне извинения, – вспоминала Екатерина Михайловна, – чувствуя свою вину передо мной, я ему ответила, что прощаю его от всего сердца, и обняла его».

Мария Фёдоровна же, нарушив каноны, предписывавшие испросить прощения у близких и дружески обняться, расцеловавшись, лишь сухо пожала княгине Юрьевской руку. Александр II пришёл в ярость от неподобающего поведения цесаревны и со всей строгостью отчитал своенравную невестку. Одна из фрейлин стала невольной свидетельницей семейного скандала: «Император обрушил ливень возбуждённых слов, наполненных накопившимся за месяцы гневом. „…Саша хороший сын, – кричал он, – но Вы – у Вас нет сердца!“»

Великой княгине пришлось оправдываться – дескать, она не ведала, что княгиня Юрьевская, как и она, будет исповедоваться.

Чуть поостыв, Александр сказал своей Кате, что «ужасно сердит, так как это было уж слишком, так неделикатно и так глупо». И, помедлив, в сердцах произнёс: «И это те люди, которые должны позаботиться о вас после моей смерти». Будто ему ведомы были грядущие дни…

Тревожится и цесаревич Александр Александрович, ожидая в январе 1881-го приезда братьев – великих князей Сергея и Павла – в Петербург: «Я с отчаянием думаю о возвращении братьев сюда и как они сживутся с этой новой обстановкой их семейной жизни! Нам, старшим братьям, было это невыразимо тяжело и грустно».