Читать книгу Романы под царским скипетром - Лариса Черкашина - Страница 6

А в самой России тем временем подрастала юная княжна Екатерина Долгорукова.

Впервые Александр II увидел одиннадцатилетнюю Катеньку в её родовой усадьбе – поместье Тепловка Полтавской губернии. Некогда императрица Екатерина II пожаловала хутор и окрестные земли графу Григорию Теплову как награду тому за тайный надзор за деяниями Кирилла Разумовского, последнего гетмана Войска Запорожского.

Через десятки лет хутор перерос в село и обратился Тепловкой, по имени бывшего владельца, «соглядатая гетмана». Имелась в малороссийской Тепловке церковь Святого Духа. Название же села впервые появилось на подробной карте Российской империи в царствование Александра I. А в начале 1840-х Тепловкой стал владеть князь Михаил Михайлович Долгоруков.

Там, в княжеском доме, и остановился приехавший на военные манёвры российский император Александр II. Уже тогда запомнилась ему встретившаяся в саду бойкая темноглазая девочка. Она смело подошла к императору и с детской непосредственностью, нарушая незыблемый придворный этикет, представилась Государю. Словно сама избрала свою судьбу.

Княжна Катя Долгорукова. Ок. 1866 г.

Известен точный день, когда Александр встретил будущую любовницу, подобно куколке бабочки преобразившейся вдруг в обольстительную барышню. Знаменательная встреча произошла в имении князей Долгоруковых Тепловка 20 сентября 1859 года, что удостоверяется дворцовым «Маршрутом Высочайшего путешествия Государя Императора осенью 1859 года».

Есть две версии того первого знакомства. Одну, известную и цитируемую всеми биографами, приводит Морис Палеолог, вторую – зять Светлейшей княгини Юрьевской. Князь Сергей Оболенский, муж младшей дочери Екатерины Михайловны, немало времени провёл со своей титулованной тёщей, внимая её рассказам. Позднее Сергей Платонович издал воспоминания, где живо воспроизвёл сцену знакомства девочки-княжны с императором: «Он (Александр II) встретил её (Катю) одну верхом, когда она пыталась заставить пони прыгнуть через маленькое препятствие. Она не могла заставить пони прыгнуть. Император очень развеселился, остановился и начал её дразнить по этому поводу, что ужасно её разозлило. Она сказала ему, что думает о нём и о своём пони, что развеселило его ещё больше. Позже этим днём Александр, у которого было отличное чувство юмора, остановился со своим сопровождением в доме её отца, и она ужаснулась открытию, что нагрубила императору».

Вряд ли память подвела Екатерину Михайловну, когда она рассказывала зятю сей забавный эпизод.

От того осеннего дня протянулась вереница недель, месяцев, лет, где услужливая судьба не замедлила сделать свои отметины: 1 июля 1866 года юная княжна потеряла невинность в объятиях венценосца; 6 июля 1880 года над головой Екатерины вознёсся брачный венец, вот-вот готовый обратиться в вожделенный царский; 1 марта 1881 года – Светлейшая княгиня Юрьевская накинула на себя чёрную вдовью вуаль. Но ещё долгих сорок лет вдова-княгиня будет жить с именем возлюбленного Александра, уносясь душою в минуты былого блаженства, когда она была счастливейшей женщиной в бескрайней Российской империи.

Однако та самая первая встреча не изгладилась из памяти Екатерины Долгоруковой. И спустя годы, в апреле 1874-го, император читал эти строки, обращённые к нему: «Воспоминания о Тепловке вновь преследуют меня сегодня, возвращаясь к впечатлению, которое ты произвёл на меня, это была взаимная симпатия, которая мало-помалу превратилась в любовь».

Княжна Екатерина Долгорукова. 1867г.

О давнем том дне на склоне лет повествует и Екатерина Михайловна в своих «Воспоминаниях…», что с помощью печатной машинки перенёс на бумажные листы один из биографов княгини Юрьевской: «Никогда я не забуду мой экстаз, когда я заметила эту великолепную фигуру, преисполненную добром и благожелательностью. Я чувствовала, что это появление производит впечатление и уменьшает застенчивость, я не понимала, что со мной происходит, так он взволновал меня. Я не могла не сделать своего детского признания моей старой бонне, что я обожаю и искренне влюблена. <…> Император никогда не забывал оказанного ему приёма».

Имение разорившегося князя Михаила Долгорукова Александром II будет взято под собственную императорскую опеку. Юных княжон – сестёр Екатерину и Марию, или, по-домашнему, Катиш и Муш, – при содействии самодержца определят в Петербург, в знаменитый Смольный институт благородных девиц.

Сам Государь примет участие в судьбе сестёр, но Катеньку будет выделять особо. Известен даже мартовский день 1865 года, когда царский взор остановился на очаровательной смолянке Кате Долгоруковой. Её словесный портрет тех юных лет: «Среднего роста, со стройной фигурой, шелковистой кожей цвета слоновой кости и глазами испуганной газели, с соблазнительными губами и светло-каштановыми локонами, – она смотрелась изысканным созданием».

Императору доставляло удовольствие наблюдать за уроками танцев воспитанниц старших классов, за их грациозными па, а после занятий вместе с юными грациями участвовать в традиционном чаепитии.

Смолянки безгранично обожали Александра II, и вот признание одной из них: «Горячая любовь и бесконечная преданность к Государю и его семейству владели нашими сердцами всецело. И если бы кто-нибудь сказал нам, что для спасения Его жизни надо было выпустить из нас нашу кровь всю до капли и нашими жизнями заплатить за его жизнь, я думаю, ни одна из нас тогда не запротестовала бы и отдала бы свою жизнь просто и охотно, без всяких громких фраз и красивых поз».

Подчас то глубочайшее чувство, владевшее девичьими сердцами смолянок, обретало забавные черты. Так, однажды, Государь оставил институткам верного сеттера Милорда, коего величали «тенью императора», на время, как бы вместо себя, обещая, что скоро сам вернётся за своим любимцем. Пользуясь отсутствием его державного хозяина, смолянки поспешили остричь бедного пса, оделив драгоценной шерстью Милорда, к коей прикасалась царская рука, каждую счастливицу.

Визиты Александра II в Смольный институт станут более частыми и продолжительными, а разговоры с юной княжной откровеннее… Так одна из прогулок по аллеям Летнего сада запечатлелась в памяти императора: «Помнишь ли, когда я тебе это сказал в первый раз. Вы удивились? Я думаю, нет. Потому что вы видели, как я был рад вас встретить, жать вам руку и с вами болтать».

Александр II среди смолянок. Художник М. Зичи. Начало 1860-х гг.

Любопытно, что в любовных посланиях император обращался к Катеньке, часто мешая «Ты» и «Вы». Пушкинские лирические строки, обращённые к Аннет Олениной, – о тех незримых оттенках чувств:

Непостижимо, но гений Пушкина сумел постичь женскую душу, затронув самые тайные и сокровенные её струны, так тщательно скрываемыми героинями, – любовь к власти, или, вернее, к её всесильным обладателям! К гетману ли Мазепе, увенчанному сединами, к коему воспылала красавица Мария Кочубей, к самозванцу ли Дмитрию, сулившему русский трон надменной пани, – первопричина одна: их избранники наделены великой силой, сродни мистической.

О, как мечтала о московском престоле гордячка Марина Мнишек! «Но, конечно, это была странная красавица, – размышлял творец „Бориса Годунова“. – У неё была только одна страсть: честолюбие, но до такой степени сильное и бешеное, что трудно себе представить. Посмотрите, как она, вкусив царской власти, опьянённая несбыточной мечтой, отдаётся одному проходимцу за другим…»

Ах, какие же любовные чары таит в себе власть! Вот и княжна Катенька Долгорукова, как и пушкинская Мария, попала в те властные тенёта: в объятиях самодержца и она – царица.

Властелин огромной империи дарует Катеньке свою любовь, а она властвует над ним! Такое чувство не даруется простым смертным. То высшее наслаждение! Да и сама Екатерина Михайловна много позже признавалась в том, и разница в летах не имела для неё ни малейшего значения:

Известно одно откровение Светлейшей княгини, и весьма значимое: «…Император не имел от меня секретов, я была осведомлена о делах в течение 14 лет».

Император Александр II. 1870-е гг.

Не счесть биографов, мнимых и добросовестных, пытавшихся воссоздать ставшими достоянием истории жизнь и судьбу княжны Долгоруковой. Верно, самым известным из них стал французский дипломат Морис Палеолог.

Жорж Морис Палеолог – таково полное имя политика, писателя и пожизненного члена Французской академии.

С января 1914-го и до июля 1917-го он – посол Третьей Французской республики в Российской империи. Имел немало знакомств в аристократических и правительственных кругах тогдашнего Петрограда. В том числе – среди августейших представителей Дома Романовых.

Выйдя в отставку, он, кавалер российского ордена Святого Александра Невского и французского Почётного легиона, занялся литературным трудом. Его перу принадлежат книги «Царская Россия накануне революции», «Царская Россия во время мировой войны» и «Le Roman tragique de l'empereur Alexandre II».

В русском переводе название звучит как «Трагический роман императора Александра II». Книга увидела свет в Париже в 1923 году, когда её героини, Екатерины Юрьевской, уж не было на белом свете.

К чести автора романа, замечу: он не увлёкся морализаторством – напротив, пытался постичь душевные порывы юной княжны. «Не царю она отдалась, а мужчине, – утверждал француз-биограф. – И женский инстинкт не обманул её».

Рискну вступить в спор с Морисом Палеологом, пусть и виртуальный: нет, царю! И уж любила его за то, что царь, – вот здесь женский инстинкт подсказывал, что этого-то выказывать и нельзя, а нужно любить мужчину в… царе!

Автору «Трагического романа» легко было понять чувства стареющего императора: «…В душе Александра естественно росло и крепло чувство любви. Раздуваемое разлукой, воспоминаниями и мечтами, это чувство обращалось в лихорадочную страсть – исключительную, настойчивую, становилось неизлечимой болезнью».

Поистине, если любовь – болезнь, а её так нередко именуют, то любовь страстная и вовсе неизлечима. Особенно если приключился сей недуг уж «не по летам».