Читать книгу Романы под царским скипетром - Лариса Черкашина - Страница 18

А для молодой государыни настал миг торжества. И как символично, что её парадный портрет в тот год заказывается живописцу Ивану Крамскому, автору «Неизвестной»!

Портрет Марии Фёдоровны завершён в июле 1881-го в петергофском коттедже «Александрия». Самого художника буквально ослепил блеск драгоценностей, что сияли на точёной шее позировавшей ему молодой государыни. «Эффект бриллиантов словами решительно нет возможности определить, – дивился Крамской. – На Невском есть, конечно, в магазинах похожие, но дело в том, что они там всё же положены изредка, а здесь всё сплошь залито блеском. В таком огромном количестве, как у Императрицы, бриллианты имеют особый переливающийся блеск».

Представленный на выставке «Портрет императрицы Марии Фёдоровны в русском парадном платье» вызвал восторг не только публики, но и знатоков живописи. О том свидетельствовал и журнал «Всемирная иллюстрация»: «Самым изящным по тонам ансамбля и грации выражения оказывается большой портрет Ея Величества Государыни Императрицы в орденском костюме Св. Екатерины. Блеск белого глазета и приятность вообще белых тонов при благородстве выражения не могут не поразить при всматривании в этот портрет-картину».

Светлейшая княгиня Екатерина Юрьевская. Художник К. Маковский. 1880 г.

Не беру на себя смелость утверждать, что выбор царицей орденского наряда Святой Екатерины являлся неким посылом её былой сопернице. Но как знать…

Немного истории. Орденом Святой Великомученицы Екатерины (или орденом Освобождения) в Российской империи награждались великие княгини и дамы высшего света. Он имел две степени: «Большой крест» – для царственных особ и «Малый крест» – для дам высшего дворянского сословия. Учреждён ещё Петром Великим в честь героического поступка супруги Екатерины Алексеевны во время Прутского похода.

Женский орден обладал и двумя девизами: «За любовь и Отечество» и «Трудами сравнивается с супругом». На кресте ордена с лучами из драгоценных камней золотом сиял медальон, где святая держала в руках крест и пальмовую ветвь. А ещё орден Святой Екатерины служил царским оберегом, ведь в нём читались начальные буквы латинского заклинания: «Domine, salvum fac regum» – «Господи, спаси царя». Будто код сакрального шифра.

К ордену полагался особый костюм: знак Большого креста носился на красной с золотой каймой ленте, переброшенной через правое плечо. Без сомнения, имела бы орден своей небесной покровительницы и Екатерина Юрьевская. Не судьба…

Но и, будучи вдовой, она стремилась получить заветный орден, хотя и сознавала, что вряд ли сможет предстать в свете в желанном орденском обличье: «…Мне в жизни вероятно никогда не придётся одевать этот орден ввиду моей уединённой жизни».

Но то, что однажды в Доме Романовых нарушен был строгий запрет, княгиня знала. Исторический факт: морганатическую жену великого князя Константина Павловича, польскую красавицу-графиню Жанетту Грудзинскую, тотчас после венчания пожаловали орденом Святой Екатерины. И титулом Её Светлости княгини Лович. Правда, морганатический сей брак стал для цесаревича Константина поводом отречься от русского престола…

Есть в том некая символика: портрет Марии Фёдоровны в парадном орденском одеянии работы Крамского вплоть до 1918-го, пока не попал в Эрмитаж, украшал покои Аничкова дворца. Именно на его фоне художник рискнул некогда изобразить прелестную незнакомку – правда, весьма хорошо известную молодой императрице.

Кисть и другого прославленного живописца, Константина Маковского, запечатлела царственный облик непримиримых красавиц: Светлейшей княгини Екатерины Юрьевской, в то время обвенчанной с императором (по словам придворных, он восхищался портретом супруги и требовал от них тех же восторгов!), и чуть позднее – молодой государыни Марии Фёдоровны.

Императрица Мария Фёдоровна. Художник И. Крамской. 1881 г.

Итак, год 1880-й. Крымская осень. Ливадия. Модный и любимый царём художник Константин Маковский (Александр II называл его «мой живописец») пишет портрет Светлейшей княгини, облачённой в элегантный голубой капот и мирно сидевшей в кресле.

Почти одновременно Маковский работал над портретом детей: Гого, Оли и Кати. Ежедневно за живописцем в Кореиз, где тот остановился, посылалась из Ливадии коляска. Государь часто присутствовал при живописных сеансах, был любезен с художником, шутил с ним, подчас давал осторожные советы, иногда успокаивал расшалившегося сына. И даже доверительно делился с Маковским о неладах в августейшей семье, особенно – с невесткой-цесаревной.

Графу Сергею Шереметеву, адъютанту наследника, довелось, по его словам, стать «свидетелем многого, чего бы не желал видеть, и очевидцем смутной и мрачной эпохи (полнейшего разложения и упадка обаяния царской власти)». Он же не без раздражения замечал: «Маковский в то время делал портрет княгини Юрьевской; нужно было ходить им любоваться… Можно сказать, что семейный быт царской семьи представлял из себя целый ад».

Ну а чуть позже, когда «семейный ад» для цесаревны сменился райским покоем, молодая царица предстала на полотне Маковского в драгоценном обрамлении жемчугов и бриллиантов.

Вот уж поистине – битва живописных шедевров! Будто прежнее соперничество продолжилось уже на ином поле.

…Через годы императрице Марии Фёдоровне предстояло испытать те же душевные страдания, что выпали на долю её морганатической свекрови. Но, в отличие от Светлейшей княгини, ей будет дарована горькая отрада проститься с умирающим супругом, слышать последние слова Александра III: «Чувствую конец, будь спокойна, я совершенно спокоен».

Но не было спокойствия в убитой горем душе императрице. Всего через неделю после похорон почившего Государя, в ноябре 1894 года, в придворной церкви Зимнего молодой император Николай II венчался с великой княгиней Александрой Фёдоровной, в девичестве – гессенской принцессой Аликс.

Августейший поэт К.Р., великий князь Константин Константинович, свидетель того торжества, был глубоко потрясён душевными страданиями царственной вдовы, да и самим её видом: «Больно было глядеть на бедную Императрицу. В простом, крытом белым крепом вырезном платье, она казалась ещё бледнее и тоньше обыкновенного, точно жертва, ведомая на закланье…»

Отныне и до скончания дней Марии Фёдоровны титул вдовствующей императрицы станет её печальным достоянием.