Читать книгу Мера любви. Избранное - Лариса Захарова - Страница 13
Грамматика боли
Цыганка
ОглавлениеВот, семечки щелкая, быстро идет
Она по вагону, в толпе пропадая,
В оборках и бусах… Болтает, поет,
Ко всем пассажирам подряд пристает,
А женщинам – карты настырно сует:
«Красавица, дай погадаю!»
Припев тот ко всем шелухою летит,
И я не смущаюсь нимало,
Что, встретясь с цыганкой, и я по пути
В красавицы тоже попала.
Не надо, цыганка. Напомнишь. Не тронь
Тех дней предвоенного года.
Как бабочка, юность влетела в огонь
И взрослою сделалась с ходу.
Еще не гадали девчонки тех дней
(То время позднее настало),
И так было много хороших друзей;
Для них королей не хватало.
Я помню прощанье. Кипящий перрон,
Смех, слезы и шутка простая…
И вот треугольные письма на фронт
Летят голубиною стаей.
Как много вопросов летело туда,
Как мало ответов – обратно…
И вот он, тот памятный вечер, когда
Случайно взялась я за карты.
Старушка-соседка неслышно вошла:
– Раскинь-ка на Васю… Утешь ты.
Я карты забытые где-то нашла
И ей начала сочинять, что могла,
Гаданьем вселяя надежду.
Соседке – о сыне. О друге – себе.
Утеху друг другу несли мы
И часто подолгу в примолкшей избе
Гадали о наших любимых.
И лгали, скрывая улыбками боль,
Когда выходили упрямо
У самого сердца – бубновый король
И с черною пикою дама.
Но, не подчиняясь движениям рук,
В своем постоянстве велики,
Нам карты не лгали – и щедро вокруг
Швыряли зловещие пики.
Одна за другой похоронные шли,
Как ночи за днями приходят.
Тревожно смотрели на нас короли,
Что лишними стали в колоде.
Но, даже суровую правду любя,
С людьми я надежду делила.
То не суеверье, a вера в тебя,
Родная страна, говорила.
Была я одной из твоих дочерей,
Песчинкою малой… И все же
В любви, и в заботе, и скорби твоей
Ты, Родина, женщина тоже.
Вот видишь, цыганка… Все знаю. Молчи.
Иди-ка работай: ведь ты молодая.
Но снова настойчивый голос звучит:
«Красавица, дай погадаю!»