Читать книгу Из личных записок следователя - Леонид Сердюк - Страница 8

Село Николаевка Сталинградской области запомнилось мне еще моей ссорой с местной больницей. Хотя ссоры как таковой не было. Какие-то ссоры, и распри были среди работников самой больницы среди врачей и медсестер, а я оказался случайно в эти ссоры вовлеченным по линии прокуратуры. Распри завершились громким профсоюзным собранием, на которое я и был приглашен, не знаю даже в качестве кого, но видимо в роли представителя закона. Конечно, это не входило в мои обязанности следователя, но я согласился присутствовать на этом профсоюзном собрании исключительно для того, чтобы познакомиться с работой больницы и с ее коллективом. Суть в том, что на работу больницы в прокуратуру приходило много жалоб, в том числе на бездушное отношение врачей к больным. Узнав о приглашении меня на собрание больницы, прокурор дал добро.

– Сходи, сходи обязательно, – сказал он, – и посмотри, что там за коллектив. Что-то у них сплошные распри. Бедный главный врач – один среди них мужик, не знает уже что делать. Там делают погоду три сестры-врача. Главный врач – муж одной из них. Так что командуют там сестры, а не он. Я давно собирался туда сходить, но лучше сходи ты.

Собрание было бурным. Действительно верховодили три сестры-врача. Суть разбирательства, как я понял, заключалась в том, что одну из этих врачей медсестра назвала старой девой, поскольку эта врач в свои 35 лет была еще не замужем. Это было принято как высшее оскорбление. На собрании выступили все, лишь я не проронил ни слова. В конце собрания главный врач предложил мне сказать свое, как он выразился, заключительное слово. Я встал и сказал, что мое участие здесь заключается лишь в том, чтобы послушать пустые разговоры в течение целого часа и написать фельетон в газету. Мои слова для собрания были столь неожиданными, что вызвали минутную немую сцену. Люди смотрели на меня молча, и только одна из сестер-врачей иронически улыбаясь, сказала:

– Вы, пожалуй, это можете написать даже в стихах.

– Спасибо, – ответил я, – я учту ваши пожелания.

В этот же вечер я написал фельетон в виде басни, и утром на следующий день отнес его в редакцию местной газеты, где иногда печатал свои статьи и фельетоны, касающиеся преступности и беспорядков в районе. Басня была напечатана в этот же день и, чего редактор даже не мог представить, произвела впечатление разорвавшейся бомбы. К вечеру ко мне в кабинет вошел прокурор Анатолий Викторович Копенкин и спросил не вызывали ли меня в райком партии. Я ответил, что нет, не вызывали, и поинтересовался по какому поводу меня могут вызвать.

– По поводу твоей басни. В райком поступила жалоба от врача Анны Владимировны Трофимовой. Она восприняла твои стихи как публичное оскорбление. Это серьезное дело.

– А Вы читали мою басню? – спросил я.

– Прочел, конечно. Кроме того, сам редактор звонил мне и страшно ругался, говорит, нельзя так обижать женщину.

– Где он в басне увидел женщину? Там одни звери – лисы да зайцы. Лев, правда, еще среди них присутствует, но женщин нет, ни одной. Да и события происходят в лесу.

У меня зазвонил рабочий телефон. Звонил редактор газеты.

– Как Вы смели меня обмануть?! – гремел он в трубку, – Почему не сказали о действительном содержании басни? Теперь женщина обвиняет меня, и идет жаловаться в высший орган. Я буду отвечать перед райкомом партии. Пушкин писал эпиграммы, но он не подставлял редакторов и т. д.

Мне было лестно сравнение меня с самим Пушкиным. Я извинился, сказав, что зайду и все объясню, что в басне нет и намека на конкретных лиц, и если кто-то себя узнал в образе какого-то зверя, то я здесь не виноват. Значит, басня просто близка к жизни.

В райком меня так и не вызвали. Редактора тоже не наказали, так – как, видимо, поняли, что нелепо в басне искать оскорбление конкретных лиц, и тем самым еще более усугублять положение оскорбившихся.

Через два дня мне позвонил главный врач больницы. Я думал, что он тоже будет ругаться. Но он рассмеялся и сказал:

– Знаете, я польщен, что Вы меня вывели в образе льва, очень похоже.

– Значит, Вы не обижаетесь? – спросил я.

– Да нет, что Вы. Напротив, думаю, это даже полезно для моего коллектива. Я устал с этими женщинами. Такой скандальный народ. Работали бы так же, было бы хорошо. Может басня их чему-то научит.

Вот эта нашумевшая басня под названием «Лисица и зайцы»:

Однако на этом история с басней не закончилась. Вскоре так случилось, что одну из тех самых сестер-врачей – Анастасию Волошину, именно ту, которая с иронией посоветовала мне написать фельетон в стихах, я привлек к уголовной ответственности за халатность, повлекшую смерть человека. Сразу оговорюсь, что с моей стороны не было никакой предвзятости. На возбуждении уголовного дела настоял сам прокурор, а его заставило это сделать общественное мнение целого поселка.

Произошло следующее: эта врач обслуживала участок населения поселка и от праздничного стола седьмого ноября была вызвана к больному, который находился на домашнем лечении под ее присмотром. У больного – шестидесяти летнего мужчины, занимающегося зимней охотой, периодически обострялся радикулит. Приехав к нему, врач застала его в постели. От порога спросила, не ходил ли он на охоту вопреки ее запрету. Больной признался, что действительно ходил по первому снегу на зайца. Это привело врача в состояние гнева.

– Вы нарушили режим! – возмущалась она, – Я не могу Вас лечить, если Вы не слушаетесь меня.

Она была убеждена, что у больного вновь произошло обострение радикулита и, не послушав больного, не измерив температуру, приказав ставить ему на поясницу горячий песок, уехала.

Через сутки больной умер от двустороннего воспаления легких. Горячий песок ускорил отек легких и больной задохнулся.

Пригласив меня к себе в кабинет, прокурор предложил возбудить уголовное дело по признакам халатности врача, повлекшую смерть человека. Я ответил, что врач при выполнении своих функциональных обязанностей не является должностным лицом, а другой статьи для врачей в законе нет.

– Да знаю, что нет, – сказал прокурор, – но надо привлечь, по ее вине человек умер. Врачи совсем от рук отбились. Люди у них мрут, как мухи, по их вине, а они совсем не боятся прокуратуры. Давай признаем должностным лицом, она же вроде участковый врач и должна была решить вопрос о госпитализации, что обязательно спасло бы человеку жизнь. Значит, она была не только врач, у нее были и управленческие функции.

С Анатолием Копенкиным мы были знакомы давно, еще, когда я работал следователем прокуратуры Котельниковского района, а он следователем прокуратуры Октябрьского Сталинградской области. Наши районы были расположены по соседству, а потому по некоторым уголовным делам нам нужно было разбираться совместно и даже иногда объединять уголовные дела в одном, если преступник был гастролером, не признававшим районных границ. Это был человек небольшого роста, но большой умница, исключительной порядочности и честности. Он был старше меня на три года и соответственно с большим стажем работы. Я знал его тайну – он между делом писал кандидатскую диссертацию. И вот, судьба вновь свела нас в Николаевке, где он был уже в должности прокурора района и я оказался в его подчинении, но наши отношения не изменились. Кабинеты были рядом, и мы многие вопросы решали вместе, часто обсуждали и вопросы, связанные с квалификацией преступлений либо с их прекращением. Вот и теперь, подумав, мы признали врача Волошину должностным лицом, по сути, притянув ее в это положение за уши, так как, фактически она допустила ненадлежащее отношение к своим профессиональным обязанностям, а не служебным, которыми врач также бесспорно наделен. Он становится должностным лицом в момент, когда выписывает больничный лист или решает вопрос о госпитализации больного. В данном случае она не решила вопрос о госпитализации, что для больного было бы спасительным.

Во время расследования дела обвиняемая вдруг заявила мне отвод, сказав, что я к ней отношусь предвзято в связи с неприязненным отношением. Я сказал, что у меня нет к ней личных отношений, так как мы не знакомы.

– Знакомы, знакомы, – отвечала она с той же иронической, что и на собрании, но только более злой усмешкой, и заявление на имя прокурора написала. Я помог ей его отредактировать в части соблюдения его формы, отнес заявление прокурору, и он в отводе отказал за отсутствием оснований.

Дело было не сложным, доказательств халатности Волошиной было вполне достаточно, да она и сама признавала свою вину в смерти охотника, очень забеспокоилась, когда узнала, что ей грозит лишение свободы до пяти лет, но по-прежнему вела себя гордо и ни о каком снисхождении не просила. Она не была арестована, находилась под подпиской о невыезде, лишь временно была отстранена от работы. После передачи дела в суд выяснилось, что подсудимая беременна. Врачебную справку об этом она предъявила уже в суде. Учитывая это ее положение, судья назначил ей два года лишения свободы условно. Были слухи, что подсудимая специально попала в такое положение, чтобы избежать строгого наказания, так как очень боялась тюрьмы. Но я думаю и без этой справки судья не назначил бы ей реальный срок, учитывая, что в большей степени здесь была просто ошибка врача.

Позже, когда я уже работал в Сталинграде, мы встретились с Анатолием Копенкиным на каком-то совещании, и он, вспомнив о деле врача, сказал, что мы правильно сделали, что возбудили это дело. Оно принесло пользу, как выразился он. – Теперь врачи Николаевской больницы боятся прокуратуру, и стали лучше относиться к больным, а осужденная родила девочку – тоже польза для родины, – сказал он улыбаясь.

Надо заметить, что в суде подсудимую активно отстаивал помощник прокурора Владимир Иванович по фамилии Чинчик, фактически выполняя роль не прокурора, а адвоката. Он лишь полгода назад прибыл на работу в Николаевскую прокуратуру с Украины и жил по соседству с подсудимой на втором этаже двухэтажного дома. Владимир Иванович не имел левой руки, которую он потерял, когда в молодости работал в угольной шахте на Донбассе простым забойщиком. Уже после этого случившегося с ним несчастья, где он едва не погиб, Владимир Иванович окончил юридический институт в Харькове. Это был прекрасный человек: добрый к людям, хороший собеседник и отличный семьянин.

Надо признать, что во всем, чего он достиг, Владимир Иванович был обязан своей энергичной, красивой и представительной жене Елене Степановне, которая постоянно занимала разные руководящие посты, вначале по линии комсомола, потом по линии самой Коммунистической партии в районном масштабе. Мы подружились с Владимиром Ивановичем, и он много интересного мне рассказывал про свою жизнь. С большой нежностью он относился к своей жене, и она была необычайно ласкова и внимательна к нему. Детей у них не было, и они были отданы только друг другу. Все завидовали их отношениям и были убеждены, что эти два человека созданы друг для друга, и никогда не умрет их любовь.

Но их пример еще раз доказал, что ничто не вечно, даже любовь. Это всего лишь чувство, которое изменчиво. Люди не руководят своими чувствами, но чувства часто руководят людьми. Сам человек не может понять, что происходит в его душе, сам удивляется перемене своих чувств, и ничего не может поделать, даже заведомо зная, что это для него пагубно. Тем более, этого не понять окружающим.

Через год после моего перевода в прокуратуру Краснооктябрьского района города Сталинграда, я с большим огорчением узнал, что помощник прокурора Чинчик Владимир Иванович покончил с собой из-за измены жены. Он повесился в своем кабинете после того, как застал жену с работником милиции у себя дома, вернувшись из командировки. Владимир Иванович слишком любил свою жену, не смог ей этого простить, но и жить без нее тоже не смог. Такова классически банальная трагическая история этой любви.

С Копенкиным судьба нас развела, мы больше не виделись, и я не знаю, удалось ли ему защитить кандидатскую диссертацию. Но как бы то ни было, у меня осталась о нем хорошая память.