Читать книгу Тысяча озёр, сто водопадов, гора и я - Лидия Гортинская - Страница 5

За окном микроавтобуса проплывали бесконечные карельские пейзажи – тёмные леса, переплетающиеся с серебристыми зеркалами озёр, а вдали виднелись гранитные утёсы, словно древние стражи этих мест. Мария – этнограф из Петербурга – смотрела в окно, прислушиваясь к рассказам водителя, который, кажется, знал каждую историю про эти края. В эту глухомань она приехала за материалом для диссертации, научный руководитель требовал чего-то нового и интересного.

– А вот там, за следующим поворотом, – говорил водитель, кивая на полоску дыма над деревьями, – стоит старое поселение Кондикюля, «медвежья деревня» в переводе. Большая она была раньше, лучшие охотники в ней жили, до революции ходили торговать аж до Норвегии, сейчас мало кто остался, старики в основном. Однако говорят, оборотни тут живут, только тсс, не говори здесь про это, не любят они тему такую.

Именно туда она и направлялась – в это самое поселение, где время замерло много десятилетий назад.

Первый вечер в Кондикюля встретил Марию непривычной для неё тишиной. Дома здесь были старые, со слегка покосившимися стенами, но каждый имел свой особенный шарм: вырезанные узоры на наличниках, забытые символы на воротах.

Староста деревни, Раймо Иванович, высокий, с седой бородой и добрыми глазами, угостил её чаем и рассказал первую из множества легенд:

– Рецепт калиток тебе открою, так уже и быть, а завтра домой поедешь. Секретов у нас больше и нет. Хотя… – Тут он задумался и добавил: – Нет, ни один карел не скажет, где сети ставить и грибы собирать, тайна это. Так что, милая, домой завтра езжай.

– А про медведей расскажете? – хитро спросила она.

– Каких медведей? Нет тут таких, – староста улыбнулся, но Мария увидела, как он бросил взгляд на топор, лежащий у печки.

На рукоятке топора был изображён вставший на задние лапы медведь, как будто перед атакой.

* * *

Утро в Кондикюля было тихим, почти прозрачным – как первый лёгкий дымок над холодной водой. Мария вышла из дома старосты в солнечных очках и новом спортивном костюме, который она купила специально для прогулок. В руках у неё был телефон и навигатор. Она направилась к лесу, где сосны стояли плотными рядами, словно древние караульные, их коричневые шероховатые стволы исчезали в тумане света, пробивающегося сквозь листву.

Мария шла легко, слегка напевая себе под нос, мелодия поп-песни звучала странно среди этих мест, но ей было комфортно в своём неведении. Под ногами пружинил мох, иногда она останавливалась, чтобы сорвать недозревшую чернику – горьковатую, но сочную. Лес вокруг неё становился всё гуще, тропинка терялась, а вместе с ней и ориентиры.

И вдруг – полянка: зелёное пятно, словно приглашение. Она шагнула туда, но земля под ней внезапно провалилась. Тело окатило холодом, когда болото поглотило её по пояс. Она вспомнила рассказ о рыцаре в полном облачении, вытащенном из таких же глубин пять веков назад. «Вот и меня так же найдут – через века, в земле, в забвении», – пронеслось в голове.

Но в этот момент, как будто услышав её мысль, на край полянки вышел медведь. Он стоял и смотрел на неё. Его глаза – большие, тёмные, слишком внимательные – напоминали человеческие.

Мария закричала:

– Кыш! Уходи, болото тут! Ещё и ты провалишься!

Медведь не шевелился. Только глухо зарычал, будто в ответ, и толкнул в её сторону толстое бревно. Оно покатилось по траве, задрожало, и Марии удалось на него взобраться. Руками, ногами, всем телом она вытянулась на твёрдую почву, задыхаясь от холода и страха.

Она осталась сидеть на этом бревне, глядя на медведя, который теперь медленно отступал в чащу, словно ничего и не произошло, а лес снова замер, как будто сам наблюдал за этой сценой, ожидая, что будет дальше.

Мария, вся в грязи и мокрая от болотной воды, вернулась в деревню. Ноги едва несли её – как будто лес оставил свой отпечаток на теле, а мыслям ещё не давал прийти в порядок. Она следовала по маршруту навигатора, который записал её путь в болото, но дорога казалась длиннее, чем утром. Деревни ещё не было видно сквозь сосны, хотя она точно знала, что идёт туда.

Вход в деревню был загорожен: чёрный джип с блатным номером стоял на дороге, перегородив проезд. Из него выпрыгнул мужчина – крепкий, высокий, в джинсах и кожаной куртке, будто он сам был частью какого-то рекламного ролика. Он подошёл к Марии, чуть наклонился, словно рассматривая её с ног до головы, с интересом, почти сочувствующим.

– Ты ж не местная, – сказал он, в голосе его звучало нечто среднее между любопытством и вызовом.

– Я этнограф, легенды собираю, – ответила Мария, стараясь говорить уверенно, хотя каждая клеточка тела всё ещё тряслась после болота и встречи с медведем.

– Отлично, – улыбнулся мужчина. – Скоро тут будет одна легенда – я. Куплю эти земли, построю отель пятизвёздочный: там будут шале, здесь – коттеджи. На берегу озера бани поставлю, штук двадцать, по воде катать на катерах людей можно, а вот тут, на месте деревни, будет парковка. Остаётся только одно – выселить их отсюда. Им здесь не место! Красота дана, чтобы на ней деньги делать! – Он сделал паузу, будто для эффекта, потом добавил: – Так и запиши: Сергей Серов – бизнесмен, легенда. Все мифы тут я сочиняю теперь.

Мария молчала. Ей показалось, что в этом заявлении была своя правда – как будто он действительно считал себя новым богом этих мест.

Она не успела ничего сказать, как из-за угла деревни вышел мужчина. Крепкий, высокий, с короткими светлыми волосами и лицом, как будто вырезанным из гранита. Он был одет просто: джинсы, старая куртка, на ремне – нож в ножнах. Его шаги были твёрдыми, почти бесшумными.

– Убирайся отсюда, мы не будем переезжать, – раздался его голос. Он стоял перед джипом, словно сама граница между двумя мирами: старым и новым.

Сергей Серов увидел его и засмеялся:

– А, снова ты, Мишка? – Он выглядел довольным, даже чуть наглым. – Проваливай отсюда, пока цел.

Потом он повернулся к Марии, глаза его вспыхнули чем-то похожим на хищничество.

– Слушай, – сказал он, протягивая руку, – поехали в ресторан на трассе, покушаем, познакомимся? Что такая красотка будет делать в этой глуши?

Он схватил её за запястье, но Мария инстинктивно отстранилась, хотя не могла понять, почему сердце замерло. Сергей не заметил её внутреннего напряжения и потащил к машине.

– Отпусти её, – прошипел Михаил, и его голос теперь уже не был человеческим – он прозвучал глухо, как урчание леса или шорох ветра сквозь сосны.

Сергей остановился, немного недоумевая, потом, видимо решив показать своё превосходство, сделал два шага вперёд и попытался ударить Михаила. Но его рука зависла в воздухе, будто наткнулась на невидимую стену. Сергей попробовал ударить ногой, но поскользнулся на влажной траве, споткнулся и упал. В следующее мгновение он лежал на спине, а Михаил, будто и не двигался, стоял рядом с машиной, слегка сместившись в сторону, точно он там всегда и был.

– Да пошли вы, – пробурчал бизнесмен, поднимаясь.

Его лицо было красным, но в глазах читалось что-то другое – страх, который пытался скрыть. Он залез в джип, завёл двигатель, но не посмотрел ни на Марию, ни на Михаила. Машина проскрипела задним ходом и медленно ушла в сторону трассы, оставляя после себя лишь запах бензина.

– Спасибо, – прошептала она, и голос её дрогнул.

– Да чего уж там, – махнул рукой Михаил. – Кстати, я в лесу нашёл очки, твои наверное.

Тут он протянул Марии очки, которые она потеряла в болоте.

Девушка молча протянула руку, бережно взяв солнцезащитные очки. Они были влажными, немного пыльными, но не сломанными – как будто кто-то не просто нашёл их, а прибрал, оберегая. Она посмотрела на Михаила, и в этот момент её охватило странное чувство – будто она снова видит ту же пару глаз: огромные, глубокие, слишком человеческие для медведя, слишком загадочные для человека.

– Кстати, – добавил он, указывая на тропинку, которая уходила в чащу, – если решишься ещё раз сходить туда, знай: не все дороги ведут обратно. Особенно если они сами тебя зовут.

Мария кивнула, но мысли её уже уплыли куда-то за пределы этого разговора. Внутри неё всё ещё жили образы: медведь, стоящий на краю болота, его взгляд, полный понимания и какой-то неземной печали; и теперь – эти очки, которые он принёс ей. Она хотела спросить, но не смогла. Она всегда верила, что наука может объяснить всё.

А Михаил, стоя рядом, молчал. Он был частью этой тишины, частью этих мест, где время двигалось не так, как в городе, где легенды не просто рассказывают – они живут. И Мария знала: она только начала понимать, что тут кроется какая-то тайна, которую ей очень хотелось бы открыть.

* * *

Вечер в Кондикюля был тихим. В избе собрались местные – несколько стариков с покосившимися стульями у печки, женщины, сплетающие истории в нитях кружев, и пара молодых, которые молчали. Михаила среди них не было. Мария сидела, блокнот на коленях, ручка еле двигалась, пытаясь уловить каждое слово.

Рассказы были простыми, но живыми: о ловле рыбы в холодных озёрных глубинах, о грибах, что прячутся подо мхом, о медведях, которые иногда подходят ближе, чем должны, о том, как лес шумит в ночь, когда ветер решает, стоит ли проснуться зверям, но про оборотней не было ни слова. Хотя Мария чувствовала: они где-то рядом, в паузах, в том, как взгляды скользили друг от друга, в том, как руки прижимались к коленям, будто защищая что-то важное.

Она решила сама перевести разговор.

– А вы никогда не слышали легенд об оборотнях? – спросила она осторожно, почти шёпотом.

Старики переглянулись. Женщины замерли в середине движения – коклюшки остановились в их руках. Наступила тишина, плотная, как ночная тень.

– Оборотни – это детские сказки, – сказал Раймо Иванович, – чтобы дети не ходили в лес одни.

– Да-да, – подхватил другой. – Там просто звери, и всё. Или духи. Не более того.

Мария заметила, как один из молодых парней вздрогнул, когда его дед произнёс слово «духи». Она бы и сама так ответила, если бы не видела глаз медведя. И не знала, как Михаил нашёл её очки.

Ночью, лёжа на жёсткой постели в доме старосты, она долго не могла заснуть. Мысли вертелись. Как учёный, она подозревала, что вот-вот раскроет великую тайну. Оборотни. Они были реальны, она это чувствовала. Это будет её диссертация, её имя в науке. Ей нужно было больше свидетельств, фактов и подтверждений.

Она встала, достала блокнот, записала: «Оборотни – явление, требующее изучения, возможно, культурный код, связанный с животным миром и защитой территории. Гипотеза: концепция оборотней как форма коллективной памяти, а не просто фольклора».

Мария легла в кровать, закрыла глаза, мысленно уже представляя себе книгу, которую напишет.

* * *

Утро выдалось спокойным. Мария пришла на берег озера, где вода была гладкой, словно зеркало, отражая небо и сосны, которые склонялись над ней, будто шепча свои древние тайны. Она достала альбом, карандаши, ручки и начала зарисовывать пейзаж: утренний свет, игравший на воде, силуэты деревьев, лёгкий туман с поверхности озера.

Она так глубоко погрузилась в работу, что не услышала шагов, не заметила, как кто-то подошёл к ней сзади. А потом на её альбомный лист упали свежие, ещё влажные от росы розы: красные, насыщенные, словно капли крови, но такие живые и чистые, что казалось, они только что расцвели.

– Вчера мой брат вас обидел, – раздался бархатный мужской голос, мягкий, как шёпот ветра. – Я приношу извинения за него. Он слишком нервный и не знает, как вести себя с красавицами.

Мария медленно обернулась.

Перед ней стоял человек, который мгновенно вытеснил из её мыслей даже Михаила. Высокий, стройный, в светлом костюме, будто он сам был частью этого утра – свежий, благородный, немного загадочный. Его лицо было приятным, с мягкими чертами, симпатичными ямочками на щеках, а глаза – огромные, голубые, такие, какими смотрит на тебя озеро, когда ты готова забыть всё остальное.

– Меня зовут Владимир, – сказал он, протягивая руку. – Я счастлив познакомиться с вами.

Мария взяла его руку, чуть колеблясь. Ей показалось, что она видела этот взгляд раньше – или чувствовала, как он смотрит на неё, ещё до того, как он появился здесь.

Взяв розы, она вдохнула их аромат – тонкий, душистый, немного горьковатый, как запах времени, которое хочет замедлиться.

– Спасибо, – ответила она улыбаясь. – Я не сердилась.

– Сергей сказал, что вы этнограф, – начал Владимир, его голос был мягким, почти вкрадчивым, как будто он говорил не только с Марий, но и с самим собой, перебирая старые воспоминания. – Наш отец тоже был учёным, археологом, всегда был в поиске, исследовал Карелию, ходил на раскопки, изучал камни, древние документы. Он верил, что тут, в этих лесах и озёрах, спрятана память тысячелетий.

Мария слушала, не отводя взгляда. В голубых глазах Владимира было что-то странное – не просто уважение к прошлому, а какое-то глубокое понимание, будто он сам чувствовал этот дух, который держится в воздухе между сосен и болот.

– Мы с Сергеем не в него, в мать, – добавил он, немного смущённо улыбнувшись. – Но я… я понимаю, как важно историческое наследие. Наша семья хочет построить здесь отель, – продолжил он, – однако это должно быть сделано правильно. Так, чтобы он стал частью этого места, а не разрушил его. Поэтому… я предлагаю вам поработать на нас в качестве этнографа. Взамен – доступ ко всем материалам, которые удалось собрать моему отцу. Документы, рисунки, записи.

Мария замерла: ей очень хотелось изучить эти материалы.

– А что сейчас с ним? – спросила она осторожно.

– Он умер несколько лет назад, – ответил Владимир, и в его голосе прозвучала боль, которую он явно пытался скрыть. – Я его любил, но он очень мало занимался нами. Только своими раскопками. Я бы хотел узнать, как мыслит учёный, как видит мир, может быть, через вас. Моя мать – бизнесвумен. Она сделала себя сама и воспитала нас так же. Она не понимает, почему я хочу всё это сохранить. Но я готов меняться, если вы поможете мне понять здешних жителей, их легенды… особенно меня интересуют оборотни.

Мария почувствовала, как внутри неё что-то сжимается. Это была не просто возможность для диссертации, это было приглашение стать частью чего-то большего, чего-то, что не поддавалось научному анализу, но требовало внимания, чувства, доверия.

Она посмотрела на него – на эти голубые глаза, на лицо, где сочетались благородство и неуверенность, и поняла: она согласится с ним работать, потому что это будет шанс. Однако ответила:

– Я подумаю.

Владимир улыбнулся. И в этой улыбке было что-то такое, что заставило её снова задуматься: а правильно ли она поступает?

* * *

Вечер в деревню пришёл как всегда – тихо и неспешно. Солнце опустилось за гранитные утёсы, оставив на воде последний розовый отблеск, будто лес держал в себе ещё немного тепла. В деревне повисло напряжение, которое чувствовалось даже в воздухе: он стал плотнее, словно сам лес задержал дыхание.

Сергей вернулся не один. Он привёл караван кемперов[3] – длинную цепь металлических коробок с вывешенными логотипами строительных компаний. Машин приехало много, там, где раньше были старые пастбища и поляны, теперь разворачивались новые железные автомобили – современные, шумные, они безликими глазами смотрели в землю, готовясь к тому, чтобы её изменить.

Мария стояла чуть поодаль, Сергей, с характерной для него самоуверенностью, кивнул ей и протянул ключ.

– Материалы там, – пробурчал он, тыкая в один из домиков. Его голос был низким, почти шёпотом, но в нём сквозила уверенность: «Ты получишь то, что хочешь. Но только если будешь со мной».

Она взяла ключ, но не ответила. Местные жители стояли в тени домов, за деревьями, за заборами. Они не двигались, не говорили, лишь наблюдали. Некоторые молились, некоторые молчали, будто ждали, когда всё это закончится.

Михаил ходил рядом, тенью, но Мария чувствовала, как в его движениях проскальзывает что-то нечеловеческое – звериное. Он рычал, но не громко. Это был внутренний рёв, как будто он хотел разорвать каждый кемпер, каждое колесо, каждую мысль Сергея о развитии и прогрессе.

Когда лагерь был разбит, когда последние кемперы заняли свои места, Мария почувствовала, как лес вокруг них изменился. Ветер стал холоднее. Птицы замолчали.

Деревня больше не была просто деревней, она стала полем битвы – нового мира со старым.

* * *

Марии не спалось. Она услышала хлопок двери – резкий, одинокий. Намёки сна вылетели из головы. Она быстро натянула куртку, бросила на плечо маленький рюкзак с фонариком и водой, а затем, чтобы не привлекать внимания, вылезла в окно. Деревянный подоконник скрипнул под её руками, но она уже была на земле, тихая, как тень.

Раймо Иванович шёл по тропинке, не так, как обычно, не со своей обычной плавностью старика, а стремительно, почти бегом. Он исчезал в лесу, оставляя после себя лишь следы в сырой траве. Мария двигалась осторожно, ступая по мху и стараясь не хрустнуть ни одной веточкой. Каждый шаг был испытанием – белые ночи были слишком яркими, чтобы скрыться. Но она знала: если будет молчать, то сможет быть частью этого мира.

В лагере строителей царила глухая тишина. Мария прижималась к деревьям, чувствуя, как напряжение растёт внутри неё. Раймо вошёл в лес, прошёл по тропинке и… исчез, как будто его никогда и не было.

Мария крутилась вокруг места, где он должен был быть, опасаясь снова провалиться в болото. Ей казалось, что где-то вдалеке кто-то стоит. Она не могла разглядеть – только силуэт, который напоминал Михаила.

Она не решилась приблизиться и вернулась домой, легла спать и уснула без снов.

Утром она проспала, проснулась, когда солнце уже стояло высоко и первые лучи играли на водах озера. В этот момент она не слышала, как в дом Раймо Ивановича пришла полиция.

* * *

Мария вышла из комнаты и сразу почувствовала в доме напряжение: в комнате собрались мужчины – одни молчали, сжав кулаки и опустив головы, другие перешёптывались, глядя друг на друга так, будто каждый ждал, что следующим будет он.

Она подошла ближе, чувствуя, как её ноги почти не держат.

– Что произошло? – спросила она тихо, почти шёпотом, обращаясь к Раймо Ивановичу.

Староста сидел у печки, руки скрещены на коленях, лицо непроницаемо. Он вздохнул, будто отпускал что-то важное.

– Ночью Сергея подрали, – сказал он, и его голос звучал глухо. – В больнице он, без сознания. Мику арестовали, говорят, он это. В райцентр увезли на допрос, а тут дознание проводят.

Мария замерла. Ей показалось, что в этот момент всё вокруг стало медленным – даже время, которое обычно нещадно катится вперёд, остановилось. Михаил… Арестован? За то, что напал на Сергея?

Она не могла понять: это была правда или часть какой-то другой реальности, где люди становились зверями, а звери – людьми?

В углу дома кто-то зашептал:

– Говорят, он пришёл к нему в кемпер. Тихо. Без фонарика. А потом – удар. Не слышали. Утром нашли, Сергей уже лежал на полу, весь в крови.

Мария оглядела собравшихся. Все они знали больше, чем говорили. Она видела это в их глазах – страх, который не хотел выйти наружу, и знание, которое не хотели ни с кем делить. Она вспомнила ночь: как Раймо ушёл в лес, как Михаил стоял вдалеке, как ей показалось.

Тогда ей стало ясно: дело не в том, кто сделал это ночью. Дело в том, что деревня снова стоит на грани – грани между прошлым и настоящим, между легендой и реальностью, а если Михаил действительно превратился в того, кого она видела в болоте, то теперь он не просто человек, а защитник, ещё и обвинённый.

* * *

Мария направилась к кемперам – не потому, что верила в порядок, который пытался создать Сергей и его команда, а потому, что ей нужно было увидеть всё своими глазами. Она шла медленно, как будто сама земля под ногами не хотела её отпускать.

Уже на подходе она заметила Владимира. Он стоял рядом с одним из домиков, руки в карманах джинсов, лицо бледное, но улыбка – та самая, знакомая Марии. Он выглядел спокойным, почти невозмутимым, будто всё это – болота, медведи – было лишь частью какой-то игры, которую он уже давно знал.

– Что случилось? – спросила она, останавливаясь перед ним.

Он сделал шаг вперёд, как будто хотел обнять её, но остановился, вместо этого просто протянул руку, может быть, чтобы взять её за руку, но Мария отшатнулась.

– Сергей в больнице, – ответил он, и в его голосе прозвучало что-то странное – ни страха, ни гнева, только лёгкая усталость. – Кто-то из местных. Может, ты переедешь к нам? Мы организуем охрану. У нас там безопаснее.

Он перешёл на «ты», будто они уже давно знали друг друга, будто они были частью одной истории.

– Мишка это, – добавил он чуть позже, и в этот момент его улыбка стала чуть жёстче. – Они же подрались даже, из-за тебя. Весь в крови брат был, на шее следы медведя. Следы на полу от ботинок Мишки, точно. Проверили уже. Он вломился в кемпер, всё разломал внутри, бумаги порвал и убежал.

Мария молчала. Ей казалось, что она слышит правду, но не верила ей.

– Хорошо, поймали его, – продолжил Владимир, будто читая мысли. – Алиби у него нет. Где ночью был – не говорит. Местные его покрывают. В общем, пока я занят. Занимайся тут, документы начинай смотреть. Через пять дней мне нужна идея – как местные легенды помогут нам привлечь людей в отель. Подумай, посоображай, маркетинг, атмосфера, – закончил он, и в этом предложении тоже скрывалась игра. – Мы завтра начинаем изучение местности, инженеры прибудут. В общем, работай, Маша, работай.

Он ушёл, оставив её одну среди машин, бумаг и соснового воздуха.

* * *

Три дня Мария провела в кемпере, как будто он был её новым домом. Внутри всё было аккуратно – бумаги, карты, старые фото и документы, которые, казалось, хранили дыхание времени. Она сидела за столом, иногда поднимая глаза на небо или слушая шум леса за окном, но больше всего её внимание было поглощено словами – теми, что оставил отец Владимира.

Он писал о Карелии не просто как археолог, а как человек, который чувствовал землю под ногами. Он описывал обряды, ритуалы, забытые символы на камнях, следы, которые не были просто следами. И вот среди этих страниц она нашла тетрадь, старую, потрёпанную, с коричневыми пятнами, словно её когда-то облили водой или чем-то ещё. Листы были склеены, некоторые почти не читались, но Мария всё равно начала разбирать текст.

Сначала это были записи о медведях – не просто о животных, а о тех, кто приходил из глубин леса и исчезал так же внезапно, как появлялся. Потом – о гранях между мирами, о том, что деревня Кондикюля находилась именно на такой границе, где время двигалось не по правилам людей, а по своим, где духи и звери могли быть одним целым.

И потом – оборотни. Название, которое она искала. Оно всплывало в разных местах: как легенда, как предупреждение, как часть древнего языка, который не хотели переводить.

В конце, на последней странице, была подчёркнутая фраза, выделенная жирным, будто написанная с тревогой: «Не буди древние силы».

Мария задумалась. Её сердце забилось быстрее. Это было не просто предостережение. Это было знание, переданное через века. Или, может быть, предупреждение самому себе – человеку, который слишком много искал.

Она положила тетрадь обратно на стол, закрыла её рукой. В этот момент ей стало ясно: то, что происходило в деревне, было не случайностью. Сергей, Михаил, медведи, Раймо Иванович – всё это было связано. И если кто-то действительно пробудил древние силы, то это уже не просто история для диссертации, а реальность. И она её часть.

Ночь была безмятежной, Мария вышла из кемпера, внутри неё всё клокотало.

* * *

Мария вошла в дом Раймо Ивановича, держа тетрадь так осторожно, как будто это не просто бумага, а что-то живое – древнее и опасное. Воздух был тёплым, с едва уловимым запахом шалфея и мяты. Староста сидел за столом в полумраке с чашкой чая в руках. Его лицо было спокойным, но в глазах – глубокая тревога.

– Проходи, чаёк налью тебе, – сказал он, не поднимая головы. Его голос звучал мягко, почти ласково.

Она кивнула, прошла внутрь, села напротив него, деревянный стул скрипнул под ней.

– Я нашла вот это, – сказала она, положив перед ним тетрадь. – Заметки отца Владимира и Сергея. Об оборотнях. Там написано: «Не буди древние силы». Я… я знаю про Михаила. Он меня из болота спас, в образе медведя. А потом вернул очки. Ночью, когда напали на Сергея, вы с ним ходили в лес. Зачем?

Раймо молчал. Он посмотрел на тетрадь, потом на Марию. В его глазах промелькнуло что-то – благодарность, страх или, может быть, облегчение. Она видела, как он старается сохранить контроль, как будто каждый его шаг был частью большого плана.

– Ты права, – наконец произнёс он. – Он защищался. Как всегда.

– Я могу сказать в полиции, что видела вас в лесу. Что он не нападал ни на кого. Пусть выпустят его.

– Не всё так просто, Мария, – ответил староста, глядя прямо в её глаза. – Михаил не обычный человек. Он не просто охраняет деревню. Он часть другого мира, часть того, что мы все помним, но не говорим. Мы не хотим, чтобы этот мир конфликтовал с вашим. Но ты знаешь, что происходит. И теперь ты не можешь просто закрыть глаза.

Мария задумалась. Ей хотелось бы просто вернуться в город, забыть про болота, медведей. Но внутри неё всё ещё жило понимание: она переступила границу, если она не защитит Михаила, то никогда этого себе не простит.

– Я сделаю всё, что в моих силах, – сказала она твёрдо. – Только расскажите мне правду. Всю.

Мужчина улыбнулся, но в его улыбке не было радости. Было что-то другое – решимость. Или, возможно, признание того, что время действительно пришло.

– В нашем роду всегда были оборотни, – начал Раймо Иванович, его голос звучал глухо, как будто он говорил не просто с Марий, а с самим собой. – Мика – так мы его зовём – он мой племянник. Оборотнем был мой отец, потом – брат мой, теперь вот сын его медведем стал.

Он замолчал, словно давая Марии время осознать, что это не просто история. Это было настоящее. Живое и опасное.

– Пока живёт линия оборотней, наша деревня будет жить, – продолжил староста. – Они охранники нашего мира. А жить могут только здесь, на родной земле. Переедем мы – умрут оборотни, погибнет деревня, да и лес погибнет. Останется пустырь, где вот такие, как те, будут строить отели и предприятия.

Мария посмотрела на него. В его глазах читалась боль – не просто за деревню, но за весь этот мир, который исчезает. И она поняла: он не просто охраняет деревню, он охраняет границу между мирами.

– Наш мир и так уже исчезает, – сказал Раймо, глядя в окно, где начинало темнеть. – Я бы не хотел стать свидетелем гибели последнего оборотня в этом мире. – Он сделал паузу, подумал немного, а затем добавил: – Ночью мы в лес ходили. Ритуал проводили на силу. Он знает, как рыбу призвать, грибы, но так, чтобы всем хватало, а лишнего не брать. Деревья лечит, растит, зверям помогает. Нельзя его потерять. А в райцентре ему долго нельзя находиться – зачахнет он без родной земли и погибнет.

Мария сидела, держа чашку чая, но уже не чувствуя вкуса.

– Я не знаю, что делать, – признался Раймо, и впервые его голос дрогнул. – Отца их я помню: приезжал, изучал, силу искал. Как природные ископаемые найти. Верил он, что золото тут есть. Да нет здесь ничего, и не было никогда, потому что не нужно нам этого. Нам природа нужна. Просил он тогда сделать его оборотнем, требовал, да мой отец отправил его восвояси.

Мария задала вопрос, который уже давно сжигал её изнутри:

– Как нам Михаила спасти?

Только в этот момент дверь в дом Раймо Ивановича распахнулась. В комнату вошёл Владимир. С пистолетом в руке. Его лицо было бледным, но решительным. Улыбка исчезла. Теперь он выглядел не как бизнесмен, а как человек, готовый на всё ради своей цели.

– Ты знаешь слишком много, Мария, – сказал он, шагнув вперёд. – И ты тоже, дед.

Оружие блеснуло в полумраке комнаты. Мария почувствовала, как холод пробирает каждую клеточку тела – не от страха, а оттого, что она поняла: всё это время Владимир играл свою игру. Он был не просто бизнесменом с идеей. Он был хищником, жаждущим силы, и эта сила – оборотничество – казалась ему драгоценной, как золото.

– Если ты не сделаешь меня оборотнем, я её пристрелю, – произнёс он, наставляя пистолет прямо на Марию. Его голос был спокойным, почти нежным, будто он говорил о чём-то обыденном. – А потом скажу, что ты убил девку. Ты знаешь, полиция поверит мне.

Раймо Иванович не шевелился. Он сидел за столом, с чашкой чая в руках, будто бы не слышал угроз. Но Мария видела, как дрожат его руки.

– Я не остановлюсь ни перед чем, – продолжил Владимир, шагая вперёд. – Мой отец, как и я, был уверен, что тут в земле полно золота. Его только призвать надо.

– Нет золота здесь, – ответил Раймо, наконец подняв глаза. – Ни в земле, ни в лесу. Ни в воде, ни в камнях. Здесь нет ничего, кроме жизни. И древних сил, которые не просят ничего взамен.

– Проведёшь ритуал, сделаешь меня оборотнем, – продолжил Владимир, теперь уже почти шепча, – за это я оставлю вас жить. Мне терять нечего. Брат мой уже в больнице. Знаешь, кто его туда отправил? Я.

Он захохотал. Это был хриплый, безумный смех. Мария посмотрела на него, и в этот момент ей показалось, что он действительно сошёл с ума или, может быть, он всегда был таким.

– Полоснуть по шее медвежьими когтями и подсунуть ботинки этому Мишке было проще простого, – сказал он, словно гордясь собой. – Потом я сдал его полиции, чтобы не болтался под ногами. А Серёга тупой. Он считает, что тут надо строить отель. Он тут никому не нужен! Золото! Много золота! Всё, что мне надо. А ты хорошо поработала, – усмехнулся Владимир, подходя к столу. – Нашла эту тетрадку… как я сам не догадался порыться в бумагах отца?

Он протянул руку, будто бы просто хотел взять листок. Но Мария знала: он хочет больше. Он хочет знаний, силы, власти.

– Дай её мне, – повторил он, и в его голосе уже не было прежней мягкости. Только жаждущая пустота.

– Надо что-то делать, – прошептала Мария, почти шепча губами, чтобы Владимир не услышал.

Она смотрела на Раймо Ивановича, он молчал, но глаза его были полны решимости. Староста кивнул – и в тот же момент выплеснул чашку чая в сторону Владимира.

Мария бросилась к печке. Еле дымившиеся угли остыли, но она не колебалась. Схватив тетрадь, она кинула её в огонь.

– Идиотка! – закричал Владимир, вспыхнув яростью.

Он шагнул к ней, но Мария была быстрее.

И в этот момент с запахами мокрой шкуры, хвойного холода и земли в дом ворвался медведь. Не просто зверь – он был слишком большой, слишком живой, слишком человеческий. Он влетел внутрь с размаху, словно стена воздуха расколола комнату пополам.

Медведь стал человеком, Михаилом. Его волосы были взъерошены, лицо покрыто каплями пота, глаза сверкали, как два светящихся камня. Он схватил Владимира за горло и буквально оттащил от Марии.

– Ты чудовище, – прошипел Михаил, глядя на него. – Я чувствовал. Ты хочешь силу, ради неё готов всех уничтожить.

Одной рукой он попытался выхватил у Владимира пистолет. Но всё произошло слишком быстро – пистолет выстрелил. Раймо Иванович осел на пол, истекая кровью. Мария замерла. Слёзы едва ли не хлынули из глаз.

– Раймо! – закричала она, но голос не слушался.

Владимир оттолкнул Михаила, пытаясь вырваться. Но Мария, сжав кочергу, ударила его по голове. Он дёрнулся, замер, потом упал.

* * *

Полиция приехала быстро. Свет мигалок разорвал ночь. Владимир был связан, его брат, как стало известно, очнулся в больнице и сразу же рассказал всё как было: кто напал, зачем, что планировал.

С Михаила сняли все обвинения, а Раймо Ивановича отвезли в райцентр – он был жив, но слаб. Врачи говорили, что у него есть шанс.

Лагерь строителей за час собрался и исчез, как будто его никогда и не было: ни кемперов, ни людей, ни планов. Только пыль на дороге и следы колёс, словно кто-то просто стёр его из памяти.

В доме остались только Михаил, Мария и несколько женщин, пришедших помочь с уборкой. Они молча работали, вытирали кровь с печки, собирали остатки чая, мыли полы, но внутри каждого было понимание: что-то важное произошло.

Михаил переминался с ноги на ногу, не решаясь заговорить первым. Он смотрел на Марию, как будто видел её впервые. Но девушка решила взять инициативу в свои руки.

Она подошла к нему, глядя прямо в глаза:

– Никто не узнает про вашу тайну. Сказок и легенд я в другом месте найду, не переживай. Я завтра уеду.

Он смущённо посмотрел на неё. В его лице снова проскользнуло то выражение, которое она уже знала, – как будто он сам не верит в то, что говорит.

– Хочешь, оставайся тут жить, – сказал он наконец. – Я могу предложить тебе мой мир… леса, ветра, озёра, приключения. Наш сын будет оборотнем, а дочери станут беречь его тайну.

Мария посмотрела на него. Не как на медведя, не как на человека, а как на того, кто стал частью её истории. Она улыбнулась – мягко, чуть трогательно, будто между ними протягивалась невидимая нить.

– Ты знаешь, – сказала она, – я всегда хотела не только исследовать легенды. Иногда нужно жить ими.

И в этот момент они оба поняли: это начало чего-то нового.