Читать книгу Зеленая лампа (сборник) - Лидия Либединская - Страница 7

Борис Пастернак. Это имя уже в те годы произносилось в нашем доме не иначе как с восторгом. На материнском столике рядом с однотомником Блока и белыми сборниками Ахматовой лежала книга в коричневом переплете, и на ней в белой рамке заглавие: «Две книги». Я не могла понять, как это в одной книге – две, но про себя ее так и называла: «Книга, которая две». Я даже пыталась читать ее, но запомнила лишь некоторые строчки:

Это было похоже на Бунина, которого декламировал отец, но чем-то понятнее, может быть, потому, что там упоминалось какао, которым меня поили каждое утро. И еще:

Мне казалось, что от этих строк пахнет снеготаялкой.

И вот мы идем к Борису Пастернаку – мама, Алексей Крученых и я. Ранняя весна, солнце жидко поблескивает в тяжелых куполах храма Христа Спасителя, грязные льдины плывут по Москве-реке. Мы с бабушкой не раз приходили в храм, где в нижней его части на стенах были золотом выбиты имена погибших и раненых на Бородинском поле, и бабушка с гордостью показывала мне имя маминого прадеда со стороны отца – Тихона Ефимова, калужского крестьянина, которому за храбрость, проявленную в боях с французами, было даровано потомственное дворянство. Мы ставили свечку за упокой его души. Для меня это был один из первых наглядных уроков русской истории.

Но сейчас мы проходим мимо храма Христа Спасителя на Волхонку.

Комната, в которую нас провели, была огромная, с высоченными потолками. В окно по-весеннему озорно светило солнце, и пестрые солнечные зайчики были словно разбросаны по всей комнате, усугубляя хаос, который царил в ней. На всех стульях что-то лежало: книги, бумаги, кисти и даже палитра – жена Пастернака Евгения Владимировна была художница. На полу – игрушки, детские галоши, опять книги, опять бумаги. На обеденном столе горками стояла посуда.

Оглядев письменный стол, я перевела взгляд на стену и прямо перед собой увидела необыкновенного человека: с портрета на меня смотрел юноша, еще почти мальчик, в легкой изящной одежде.

В это время до меня донесся низкий гудящий голос, я обернулась и увидела, что тот же человек, что глядел на меня с портрета огромными мудрыми глазами, наклонился к маминой руке. Только этот был постарше, немного шире в плечах, и одежда на нем была не столь изящна, нечто вроде толстовки…

А за обеденным столом на высоком стуле сидел еще один такой же человек, только совсем маленький. Лицо его казалось смуглым от веснушек, и глаза были любопытные и лукавые. Это был трехлетний сын Бориса Леонидовича – Женя. Перед ним стояла тарелка с супом, он хлопал ложкой по столу и раздельно-четко выговаривал:

– Суп и котлеты – это обед!

С этим нельзя было не согласиться.