Читать книгу Зеленая лампа (сборник) - Лидия Либединская - Страница 9

Он вошел, не снимая шубы и шапки, схватил меня на руки и высоко поднял над головой. Таким образом я получила возможность при первом же знакомстве взглянуть на этого огромного человека сверху вниз. Всё у него было крупное, тяжелое: щеки, подбородок, лоб, нос. Только глаза маленькие, медвежьи, глубоко посаженные, хитроватые и очень внимательные. Руки большие и мягкие – они крепко держали меня, и было в них что-то надежное, что позволяло без страха разглядывать его со столь необычной позиции.

Мое спокойствие, видимо, нравилось ему. Он с неуклюжей бережностью опустил меня на пол (теперь-то уж волей-неволей приходилось смотреть на него снизу вверх, я едва доставала ему до бедра) и, протянув багровую руку, мрачно сказал:

– Будем дружить, детеныш! Веселый.

Веселого в нем было мало. Он раздевался. Медленно размотал кашне, снял шапку, шубу и бережно повесил всё на вешалку. Калоши тщательно задвинул в угол. Всё было проделано с истовой крестьянской аккуратностью, с уважением к вещам.

Артем Иванович поставил на стол принесенную с собой бутылку водки, сел на предложенный стул, разрезал холодную котлету и с такой же истовостью, с какой только что раздевался, стал открывать бутылку. Большим пальцем очистил горлышко от сургуча и разлил водку в две стеклянные стопки. Отец пить отказался – он не пил крепких напитков. Артем Иванович не настаивал, залпом выпил свою рюмку и с хрустом раскусил желто-розовое с красным бочком длинное крымское яблоко.

Потом он притянул меня к себе и посадил на колено.

– А у тебя-то щека, что это яблоко, красная и упругая. Раскусишь – захрустит.

Он обнажил зубы и наклонился, делая вид, что хочет укусить меня за щеку. Но мне не было страшно. Я смотрела на него с любопытством – таких я еще не видела.

– Не боишься? – с удовлетворением спросил он.

Я отрицательно покачала головой:

– Нет…

– Ничего не боишься?

– Боюсь.

– Чего же?

– Боюсь жить одна.

– А тебе это часто приходится? – серьезно спросил он.

Родители смотрели на меня с недоумением, однако слушали молча, не перебивая. Бабушка никогда не оставляла меня одну, а если ей приходилось уйти, отводила меня к соседям.

– Нет, – ответила я серьезно. – Я еще никогда не жила одна. Но я боюсь одна…

Артем Иванович вдруг засмеялся, неожиданно весело и добродушно притиснул меня к себе своей большой рукой и сказал:

– Такая мягкая да пухлая, одна долго не заживешься…

Смысл его слов, конечно, до меня не дошел, но веселый тон, каким они были сказаны, произвел успокоительное действие.

А дело заключалось в том, что за несколько дней до этого я услышала, как кто-то из взрослых сказал, что средний срок человеческой жизни от шестидесяти до семидесяти лет. Я произвела простой арифметический расчет, и получалось, что при самом оптимистическом варианте бабушке осталось жить 15 лет, маме – 35, папе – 41, а мне – 65…

Значит, по мере отбытия моих родственников в лучший мир мне придется коротать жизнь совсем одной. Целых двадцать четыре года я должна буду прожить одна-одинешенька! (О появлении собственной семьи я как-то не подумала.) Эта мысль приводила меня в отчаяние. Но искать утешения у мамы, папы или бабушки я не могла, так как считала невежливым говорить с ними об их, хотя и столь отдаленной, кончине.

Артем Иванович отстранил меня и пожал мне руку:

– Будем дружить! – и, обратясь к родителям, добавил: – Забавный детеныш возрос в вашей графской коммуналке!