Читать книгу Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих - Страница 8

На следующее утро группа пустилась в путь. Из-за двух вьючных лошадей всему отряду приходилось двигаться довольно медленно. Индейцы опоясали своих мустангов одеялами и сами надели тужурки из кожи лося. Харка вел лошадей с поклажей. Он не показывал виду, что эта обязанность его тяготила. Куда охотнее он отъезжал бы на своем Чалом туда и сюда на разведку, потому что их путь пролегал по незнакомой местности.

Переход действительно продлился пять дней, и лишь тогда на горизонте замаячила фактория. Маттотаупе и Харке уже был знаком характер таких торговых площадок. Опыт, вынесенный отсюда, вовсе не был положительным, и они хотели быть крайне осторожными. Томасу и Тео была хорошо знакома именно эта фактория, к которой они подъезжали. Несколько лет они брали там взаймы капканы, которыми работали и которые теперь хотели окончательно сдать. Поэтому близнецы ускакали вперед и забрали у Харки надоевших ему вьючных лошадей, чтобы иметь их при себе сразу при въезде в факторию.

Маттотаупа, Мудрый Змей и Харка отстали. Они выбрали себе подходящий наблюдательный пункт, спешились там и сели, чтобы сперва издали присмотреться к движению и жизни в фактории.

Она состояла из трех простых бревенчатых блокгаузов, обнесенных просторным кольцом частокола из заостренных бревен. Рядом было небольшое озеро, которое, должно быть, питалось родниками. Вода вытекала из него мелким луговым ручьем в сторону юга. Ворота частокола выходили к озеру. Сейчас они стояли открытыми, и индейцы наблюдали за входящими и выходящими. Это были главным образом белые мужчины, звероловы, охотники, которые по весне сдавали сюда зимний мех убитых пушных зверей и закупали боеприпасы и другие нужные охотнику вещи. У озера расположились лагерем несколько индейцев. К какому племени они принадлежали, было непонятно. Но их намерения были очевидно мирными. Маттотаупа, Мудрый Змей и Харка со своего отдаления провожали взглядом Томаса и Тео на пути к частоколу. Те как раз доехали до ворот и беспрепятственно вошли внутрь. Но и внутри частокола они были видны троим индейцам: бородатые близнецы привязали своих коней к коновязи и потом вошли в ближний к воротам блокгауз. Там они оставались долгое время.

За прибытием обоих звероловов и их входом в строение внимательно следили не только трое индейцев. Один молодой охотник, находившийся внутри блокгауза, наблюдал за ними своим зорким шпионским глазом сперва через бойницу в частоколе, потом через амбразуру в бревенчатой стене блокгауза. Еще до того, как Томас и Тео вошли внутрь, охотник удалился во вторую, заднюю часть дома, где начальник фактории, седой приграничный житель и бывший зверолов, как раз проводил инвентаризацию своих запасов пестрых хлопчатобумажных рубашек и тканых одеял. Поскольку амбразуры впускали в блокгауз мало света, он поставил на стол керосиновую лампу.

– Чего тебе? – спросил старик вошедшего молодого мужчину не очень-то дружелюбно. Он сбился со счета и начал пересчитывать всю стопку рубашек сначала, на сей раз вслух: – Одна, две, три, четыре…

Охотник вообще не ответил на этот неприветливый вопрос. Он набил свою короткую трубку и раскурил ее, при этом прислушиваясь к звукам за стеной. Понять что-либо было трудно, поскольку стена и толстая дубовая дверь между помещениями приглушали звук. Но у молодого человека был хороший слух, и он понял достаточно для того, чтобы составить себе картину. В первом помещении, служившем лавкой, происходило громкое, радостное приветствие:

– Томас!.. Тео!.. Адам!.. Адамсон!.. Как ты здесь очутился!.. Я вас уже давно жду!.. Надо же, вот это да!.. А я как чувствовал!

Молодой человек, ловя эти приветственные восклицания из соседней половины блокгауза, отошел от лампы к двери, чтобы лучше слышать. Начальник фактории между тем пересчитал уже три стопки рубашек, посмотрел на охотника у двери и спросил:

– Ты их знаешь?

– Вполне возможно.

Старик принялся тихо пересчитывать пестротканые одеяла. Молодой человек продолжал прислушиваться.

– Все, можно сказать, превосходно! – произнес низкий и звучный крестьянский голос за стеной. – Я уже начал хозяйствовать. Встречаюсь сейчас с двумя вождями, которые принесут подписанный договор купли-продажи. Заплачу им честно и думаю, что они меня тоже не обманут.

– Здорово, Адамсон, здорово! А мы-то идем к тебе! Достаточно ли у тебя скота для Томаса и Тео?

– Скотины хватит, и на полях полно работы для двоих мужчин. Так что приходите.

Старик в складской половине перестал считать.

– Проклятье, – сказал он, – да никак это Томас и Тео! Ты подумай, они же ходят с нашими капканами. Что этим дуракам вдруг взбрело в голову стать ковбоями? Пойду-ка посмотрю, что там у них…

Он направился к двери, но охотник встал так, что старик не мог так просто ее открыть. Молодой человек в свои двадцать три или двадцать четыре года был рослый, широкоплечий и сильный. Волосы его и борода были черны, как вороново крыло; зеленоватые глаза заметно выделялись на таком фоне.

– Томас и Тео! – сказал он старику, не отпуская дверь. – Ты смотри-ка… «Т&Т». Ошиваются здесь в этом чертовом захолустье! И не боятся в одно прекрасное утро проснуться со стрелой меж ребер в райских охотничьих угодьях?

– Что за чепуху ты болтаешь! – раздраженно ответил старик и попытался отодвинуть охотника от двери, но это ему не удалось. – Мы тут с индейцами не враждуем, все свои. Дела идут спокойно и налаженно. Томас и Тео уже лет пять, а то и все семь у черноногих, ладят с ними и ловят бобров. Что с ними случится? И выпусти же меня.

– Да иди! – Чернобородый наконец отступил от двери. – Но только…

Старик, уже держась за ручку двери, обернулся:

– Что «только»?

– Разве ты не видел, что эти двое явились с парой индейцев, но эти индейцы не доскакали до нас, а притаились в отдалении?

– Что за глупости, Фред! Сюда любой входит и выходит, когда хочет.

– Тогда спроси эту парочку, с кем они прибыли. А я пока здесь подожду.

– Странный ты парень, Фред. Но так и быть, окажу тебе эту любезность.

– Да уж окажи. Я тут подожду.

– Да ради бога.

Старый торговец вышел в переднюю половину блокгауза.

Молодой человек, которого назвали Фредом, отступил от двери так, чтобы его не было видно людям с другой стороны. Он не думал, что его разговор с хозяином мог быть услышан, ведь они переговаривались тихо, тогда как те, за дверью, продолжали громко гомонить.

– Абрахам! – воскликнули там все трое, когда старик вышел к ним, и один из голосов продолжил:

– Абрахам, старый вождь этого славного форта! Где ты скрывался? Опять деньги пересчитывал, чтобы их стало больше?

– А вы чего тут бренчите своими капканами?

– Сдать их хотим.

– Сдать? Вам что, медведь мозги выел? Чем вы собираетесь расплачиваться?

– А стопка бобровых шкур, старый ты крохобор, целая гора пушнины! Мы квиты!

– Это мы еще посмотрим. По стаканчику бренди?

– Если только задаром?

– Задаром у нас только смерть да бренди для вас! Выпьем!

– Давай, Тео! Чего ты мнешься. Воняет сивуха недурно!

– Но-но, «воняет»! Благоухает!

Наступила пауза. Кажется, там пили. Чернобородый молодой человек приник к двери, чтобы лучше слышать. Теперь ему было слышно даже, как стукнули о деревянный прилавок отставленные опорожненные стаканы.

– А где вы оставили своих индейцев? – Это был голос старины Абрахама.

– Наших индейцев? Да там, в прерии. Ваша закоптелая будка их не привлекает. Что у вас тут купишь, кроме жалких ситцевых рубах да одеял, пригодных разве что на ветошь.

– Но-но! Позорить мой товар! За пару шелудивых шкур, что могут принести эти краснокожие, мои фланелевые рубашки еще о-го-го!

– Для того, кто их носит, они, может, и сойдут. А «нашим индейцам» твои рубашки ни к чему. То ли дело их куртки из кожи лося. А не найдется ли у тебя чего поинтереснее?

– Поинтереснее? Ишь ты. А чем твои краснокожие голодающие собираются платить?

– А ты спроси у них. И налей-ка своему старому другу-зверолову еще чуток!

– У меня тут каждый второй – старый друг. И даже каждый первый. На, пей. Но это последний стаканчик, который достался тебе даром. И хватит уже секретничать и разговаривать намеками. Выкладывай как на духу, зачем притащил в мою факторию своих краснорожих!

– Эй, потише. Если мои краснокожие друзья услышат твои наглые оскорбления, холодный нож без промедления застрянет у тебя меж разогретых ребер.

– Томас, я знаю индейцев получше, чем ты. И ругался с ними, и торговал, и как-то управлялся. Итак, выкладывай, кого привел, чего им надо и чем будут расплачиваться.

– Не засыпай меня вопросами, старина Абрахам, а то я в них запутаюсь, как жеребенок в собственных ногах. Во-первых, кто они такие. Воины черноногих, а зовут их Мудрый Змей, Топотаупа и Харри.

– Ничего себе подбор имен! И чем они платят?

– Спросишь у них самих. Сперва скажи, не найдется ли у тебя подходящего ствола на продажу.

– Ствола? Да чтоб мне перевернуться на месте! Мои винтовки и ружья не по карману ни одному индейцу. Даже ты не насчитал бы у себя столько монет, хитрюга-зверолов.

– Об этом мы еще поговорим. Сейчас нет времени. Мы можем у тебя переночевать?

– Дом большой, а вы мои друзья! Сдавайте свои ловушки и меха, а завтра поговорим про ваши глупости. А пока отдыхайте, мне некогда с вами, у меня инвентаризация.

Когда Абрахам попрощался с гостями, подслушивающий тихонько отошел от двери, и, когда старик вернулся, охотник как ни в чем не бывало стоял у керосиновой лампы.

Абрахам закрыл за собой дверь.

– Ну что, Фред, ты все слышал? – тихо сказал он и направился к полкам, на которых штабелями лежал товар.

– Да, верно, я все слышал. Это круто!

– Можно сказать и так. Простодушные дурни. Придется прибрать их к рукам. Надо же такое – вернуть мне сейчас капканы! Просто сумасшедший дом какой-то.

– Уже вечер. Может, мне с ними выпить?

– А мне-то что. Если ты за них заплатишь. Ты ведь при деньгах, кажись.

– Посмотрим.

Фред снова направился к двери, прислушался, потом открыл и вышел в приемку.

Близнецы и тот, третий, кого они называли Адамсоном, уже направлялись к выходу из блокгауза. Наверное, хотели проведать своих лошадей перед тем, как пойти искать ночлег во втором блокгаузе. Фред пробормотал «мгм», что должно было означать некое приветствие, и вышел с ними вместе во двор, обнесенный частоколом. При этом он тайком присмотрелся ко всем деталям и понял, что с Томасом завести знакомство легче всего, глаза у него оживленно блестели, и даже кончик его крючковатого носа, казалось, был подвижным.

– Добрый вечер, – сказал Фред после того, как его вводное «мгм» было принято доброжелательно. – Позвольте спросить?

– Следопытам, лесным охотникам, звероловам, добытчикам пушнины и всем остальным честным бедным людям – всегда рады!

– Вопрос, может, будет длинноватым. Может, выпьем вместе?

– Бренди здесь дороговат. Старина Абрахам, конечно, душа-человек, но сущий кровопийца!

– Я только что кое-чем тут разжился. На четыре стаканчика хватит.

– Иди один, Томас, – предложил Адамсон. – Тогда каждому из вас достанется по два стаканчика. А мы с Тео побудем с лошадьми.

Томас тут же согласился:

– Адамсон, ты правильно рассуждаешь. Присмотри за лошадьми и за Тео, как я буду присматривать потом за твоими коровами и телятами! А я пойду выпью с этим чернобородым. Кажется, он новичок, я должен объяснить ему, чем прерия отличается от Нью-Йорка, бизон от бобра, а индеец от мошенника.

– Только не напивайся, – предостерег Тео.

– Уж два стакана как-нибудь перенесу, зеленый ты росток весенний!

Томас примкнул к Фреду, и оба неторопливо побрели по вечерне-сумеречному двору фактории к третьему блокгаузу, в котором располагался трактир.

Еще снаружи было понятно, что внутри сидят спокойные, солидные мужчины: никакого шума оттуда не доносилось. Войдя, они очутились в простом и чистом помещении, затянутом трубочным дымом не больше, чем полагалось в этот вечерний час. Свободных мест хватало, и Фред направился с Томасом к столику в углу. К ним подбежал проворный парень взять заказ. Старина Абрахам не считал возможным прислуживать собственноручно.

Когда по первой было выпито и трубки раскурены, Томас начал:

– Ну, молодой человек, какие у тебя заботы, говори. Тебе повезло, что ты имеешь дело с таким опытным и честным звероловом, как я, который знает много, но не обманет никогда.

Фред опустил взгляд, рассматривая столешницу и свой пустой стаканчик; усмешку он спрятал в густой бороде:

– Да я понимаю, что мне повезло. А вопрос…

– Давай выкладывай!

– Вначале еще по одной. Эй!

Подбежал кельнер, подлил и сделал на столе четыре черточки: отметил кредит.

Томас давно не пил спиртного. Ему стало так хорошо, как будто он лежал в колыбели, которую тихо покачивали. Он приветливо моргал, глядя на своего собеседника.

– Итак, мой вопрос, – снова начал охотник. – Топотаупа, или Маттотаупа, с которым ты сюда прискакал, хочет купить ствол?

– Тебе Абрахам рассказал?

– Да.

– И у тебя найдется лишний ствол?

– Очень может быть.

– Как знать, может, мы и столкуемся. Мне кажется, ты парень надежный. С Топотаупой… или как ты его назвал?

– Маттотаупа.

– Да, Харри, мальчишка, именно так всегда и говорил. Но у меня язык ломается на их именах. Давай говорить просто Топ. Итак, с Топом ты спокойно можешь иметь дело. Это настоящий джентльмен. Гранд-сеньор.

– Кто?

– Гранд-сеньор. Не беспокойся! Тебя как звать?

– Фред.

– Короче, не беспокойся, Фред. Это словечко у меня из Канады, и я разбираюсь в таких вещах. Но тебе его никогда не запомнить, так же как и моему брату Тео. Тем не менее можешь спокойно продать ему ружье для его мальчишки. Та штука, которая у тебя при себе, выглядит совсем неплохо.

– Я тоже так думаю. А зачем Топ притащил сюда своего мальчишку? Я думал, он хочет вырастить его у черноногих?

– Э, да ты их знаешь обоих? Вот и прекрасно. Да, они теперь живут у черноногих. Мальчишку он взял с собой, чтобы купить ему винтовку. Деньги-то у него водятся, у Топа, он их то ли зимой заработал, то ли какой-то сумасшедший художник их ему подарил. Как только разживемся винтовкой, Харри поскачет с Мудрым Змеем обратно.

– А Топ нет?

Когда чернобородый задавал этот вопрос, ему стоило таких усилий сохранять спокойствие, что у него даже голос осип. И он закашлялся так, будто простыл.

Но Томас ничего этого не заметил:

– Нет, Топ не поскачет назад к черноногим, он поскачет дальше. Собирается тряхнуть за шиворот Таченку.

– Таченку? Ты имеешь в виду Тачунку-Витко?

– Имею, имею в виду, точно!

– Ну, это Топ много на себя берет.

– Да я то же самое говорю, я ему так и сказал. Но Топ упертый. Твердит свое: мол, Таченка его оскорбил, он должен ему отомстить.

– Хм! Жаль.

– А чего жаль-то?

– Да я должен сегодня в ночь уехать, а когда вернусь, Топа здесь уже не будет.

– Почему же не будет? Мудрый Змей и Харри поскачут назад к черноногим, как только получат винтовку или будут знать, что винтовки здесь нет. Но Топ собирается здесь прибарахлиться, чтобы его не так легко было узнать, а потом отправится с нами на ферму к Адамсону. Но Адамсону, разумеется, не надо знать, какого опасного клиента он протащит с собой контрабандой в земли дакота. А мы с Тео хотим оказать Топу такую любезность, ведь он принимал нас, бедолаг, у себя просто по-царски.

Фред даже всхохотнул:

– Протащит в землю дакота контрабандой ряженого! Ловко придумано! А ты мне нравишься, крючконосый. Я поговорю со стариной Абрахамом. Завтра у вас будет винтовка! Но что, если у него найдется только простенькая?

– Да пусть простенькая. По мне, так пусть даже плохонькая. Топ же заберет у Таченки то двуствольное ружье, которое тот украл у Харри…

Фред ударил кулаком по столу так, что он загремел.

– Что ж он, обормот, этот Харри, не мог уследить за своими вещами! Допустил кражу краденого!

– Как так краденого?

– Старая история, расскажу тебе как-нибудь потом.

– Так вы знакомы давно? Но это же хорошо. Топ и Харри обрадуются. Такая случайная встреча!

– Что значит случайная! Я-то знал, что оба подались к черноногим. От них досюда недалеко. Но мне не удастся повидать Харри, я сейчас уезжаю. А с Топом повстречаюсь, когда вернусь. Я скоро вернусь.

– Да я их сейчас же позову сюда!

– С этим погоди, тут в виде исключения придется держать язык за зубами. Ты меня понял?

– Нет, я тебя совсем не понимаю. Что ты задумал? И чего вдруг так разволновался?

Фред вытер рот и огладил свою бороду. И потом рассмеялся:

– Да просто хочу устроить сюрприз для Топа. Чтобы он выпучил глаза, когда меня увидит. Смотри не испорти мне сцену, Томас!

– Ах вон оно что, теперь понимаю. Старые друзья! Так ты еще успеешь переговорить с Абрахамом насчет винтовки?

– Будет сделано.

– А я молчу, как мавзолей.

– Как кто?..

– Ну, как могила! Это если говорить по-простому, раз ты не понимаешь сложного. А уж сюрприз двум старым друзьям я не испорчу, будь спокоен.

– А тебе, видать, нравятся эти двое, Топ и Харри, а, крючконосый?

– Ребята что надо! Что надо.

– Ну, если ты им действительно друг…

– Конечно друг, еще какой! Тебе-то чего надо? Выкладывай, парень.

– А молчать умеешь? Как лед и снег?

– Как Северный полюс!

– И Адамсону тоже ничего не скажешь?

– Ничего, ни слова.

– Это такая дурацкая история.

– Да уж представляю. Топ и Харри – они ведь дакота и при этом заклятые враги дакота. Что-то ведь за этим стоит!

– Как бы не самое худшее.

– С Таченкой? Я думаю, все достаточно плохо.

– Да, но…

– Да говори же, наконец! Может, еще закажем бренди?

– Давай.

Стаканчики быстро наполнились снова, и кельнер поставил еще две кредитные черточки. И Фред, и Томас осушили стаканчики залпом.

– Ну?

Томаса разбирало участливое любопытство.

– Маттотаупа убил одного человека, и за ним охотятся. Но держи язык за зубами, я тебя предупредил.

– Ух ты… Ничего себе! Убил? И кого же? Такой джентльмен, как Топ! Должно быть, для этого были причины?

– Он убил белого. Почтенного человека. В Миннеаполисе. Больше я ничего не скажу. На след Топа уже вышли.

– Больше ты ничего не скажешь… Да… Ничего себе. Бедняга! Такой гранд-сеньор и джентльмен. Топ ведь не какой-нибудь подлый убийца.

– А кто ж говорит? Но полиция…

– Известные дураки. Ах ты, силы небесные. Вот и славно, что мы возьмем с собой Топа переодетым.

– Еще бы. Но держи язык за зубами, говорю же тебе, иначе ты мне больше не друг!

– Молчу, я молчу! Кто же захочет навлечь беду на таких людей, как Топ и Харри! – Томас стукнул своим пустым стаканчиком по столу. – Нет, нет, разве такое возможно! И бедный мальчишка! Неужто они оставят его без отца! Мир никуда не годится, скажу я тебе!

– Я тоже так считаю. Сплошное дерьмо.

– Да, парень, это так, это так.

– Но не впадай в уныние, крючконосый, иди-ка лучше спать, пока ноги еще несут тебя. А мне пора уезжать… Абрахаму я скажу насчет винтовки завтра.

Фред поднялся, заплатил подбежавшему кельнеру за шесть стаканчиков и вышел из трактира. Кельнер стер меловые черточки.

Томас горестно смотрел вслед молодому охотнику.

– Вот бедолаги! – пробормотал он еще раз.

Потом и он вышел и устремился сквозь ночную прохладу к своему коню, привязанному у второго блокгауза. Тео сидел при животных.

– Тео?

– Да.

– Мир плох.

– А ты пьян.

– Я так и хотел напиться. Идем спать?

– Да, пора. Адамсон уже храпит.

Бородатые близнецы направились во второй блокгауз, неразгороженная внутренность которого служила общей спальней. Каждый завернулся в свое одеяло, и, хотя Томас был отягощен участливыми мыслями, он быстро заснул.

Трое индейцев в прерии оставались и ночью со своими конями. Они заметили, как одинокий всадник покинул факторию на ночь глядя и ускакал на восток. Но им незачем было о нем беспокоиться.

Когда забрезжило утро. Маттотаупа, Харка и Мудрый Змей быстро встали. Они позавтракали своим провиантом. Мустанги начали пастись. Индейцы снова наблюдали в рассветных лучах пробуждение фактории и тех индейцев, что разбили свой лагерь у озера. К этому времени они уже знали, что те в большинстве своем из племени ассинибойнов, враждебных к сиксикам, но не очень-то дружелюбных и к своим родственникам дакота и все же пока что живущих со всеми в мире. Четверо дакота, в том числе два вождя, разместились поодаль, у истока ручья.

Прошло немного времени, и из ворот частокола вышел Томас и помахал им рукой. Индейцы поняли, что должны отправиться в факторию. Они пустили коней в галоп через луг и вскоре были у ворот.

– Доброе утро! – крикнул Томас им навстречу. – Вот и вы! Винтовка тоже есть, но старенькая. Наверное, наш прародитель Адам сбивал ею яблоки в райском саду – или то была Ева… Проклятье, всегда путаюсь в Священной истории. Правда, это железо еще стреляет, и это тоже чего-нибудь да стоит! Идемте глянем.

Индейцы поздоровались с Тео и со сдержанной вежливостью познакомились с Адамсоном. Потом все вместе двинулись к первому блокгаузу и вошли в лавку. Только Тео остался снаружи при конях индейцев.

Старина Абрахам был уже при деле.

– Вот вам винтовка! – воскликнул он навстречу вошедшим и приложил приклад к плечу. – Чем не винтовка? И сто́ит своих денег. Кому она предназначена, мальчику?

Харка разглядывал оружие, не подходя близко.

– Что скажешь, парень? – спросил Томас.

– У нее дульное заряжание. – Харка презрительно скривил губы.

– Зато дешево!

– Слишком дешево!

– Э, парень, да ты с претензиями. Но эта штука стреляет!

– Мой лук стреляет лучше.

Мудрый Змей подошел ближе и попросил старину Абрахама и Томаса объяснить ему, как действует это оружие. В конце концов сиксик потребовал сделать пробный выстрел. Абрахам вышел со своим покупателем во двор и прицелился в дыру от сучка в бревне частокола.

Грянул выстрел, заряд попал в цель.

Маттотаупа заметил, что сиксику хотелось бы иметь это оружие. Он открыл кошель, отсчитал требуемую небольшую сумму в монетах, кивнул Абрахаму и вернулся с ним в лавку. Там он забрал винтовку, а к ней боеприпасы, вручил Абрахаму деньги и, выйдя наружу, передал оружие Мудрому Змею:

– Она твоя. Ты был первым, кто нам встретился и позвал нас в стойбище сиксиков.

Мудрый Змей принял подарок. По глазам было видно, как он рад ему. Он попросил еще раз показать ему, как обходиться с оружием, и решился на первый выстрел. Отдача в плечо его немного испугала, и цель он поразил не точно. Тем не менее он управился с этим Священным Железом. Все остальное было делом привычки.

– Эх, мальчик, мальчик, – повернулся Томас к Харке, – вот зря ты отказался от ружья. Но с другой стороны, тоже хорошо! Мудрый Змей всегда принимал нас с Тео у себя в вигваме как в раю, и он заслуживает огнестрельного оружия. Маттотаупа, ты джентльмен, я всегда это говорил и всегда буду говорить, покуда жив! Я сказал! И что будем делать теперь?

Абрахам вставил свое слово:

– Покупать фланелевые рубашки. Покупать красивые одеяла! Идемте, покажу.

Он первым зашел в блокгауз, остальные нехотя последовали за ним. Войдя в лавку, старина Абрахам удалился в соседнее складское помещение за товаром, который хотел показать покупателям. А те, оставшись одни, перекинулись словечком.

– Не покупайте эту дрянь, – внушительно посоветовал Адамсон. – На что в лесу и в прерии эти фланелевые рубашки и хлопковые одеяла! Под дождем промокают, зимой не греют и рвутся при первой возможности. Это не для нашего брата, тем более не для индейца. Эту новомодную дрянь придумали только для того, чтобы дать торговцам заработать, а индейцев надуть.

Мудрый Змей поддакнул ему.

Но Томас, зная о том, что Маттотаупа хотел переодеться, возразил:

– Кожаные вещи никуда не денутся, выбрасывать их не надо. Но зеленая рубашка…

Абрахам как раз вернулся с выбранным товаром.

– …вот эта зеленая рубашка, черные штаны и пестрая накидка? Как оно, Топ?

Но Маттотаупе не понравилось.

– Вон та рубашка, – сказал он, – годится. Коричневое, зеленое и белое, в таком наряде человек похож на пегую лошадь; издали и не отличишь. Штаны должны быть коричневые, а одеяло – вот это, черно-бело-зеленое.

– Намучаешься с этим барахлом! – буркнул Адамсон.

Но Маттотаупа его не слушал. Он сделал вид, что увлекся обновками и что эти тряпичные вещи считает подходящими и в прерии. После долгих препирательств между Томасом и Абрахамом Маттотаупа получил то, что хотел, за приемлемую цену.

Когда торговля была закончена, Мудрый Змей посмотрел на Маттотаупу и твердо сказал:

– А теперь я возвращаюсь в стойбище.

Харка тоже поднял голову и посмотрел на отца. Он знал, что должен разлучиться с Маттотаупой, но расставание давалось ему тяжело при всем понимании. Они с отцом так приросли друг к другу за время изгнания, что рана при разрыве была неизбежной. Но Харка уже научился переносить боль, не дрогнув. Серьезный, но без малейшего знака беспокойства, он стоял рядом с мужчинами и ждал последнего и окончательного решения отца.

– Мой сын Харка поскачет с тобой назад в стойбище, – ответил Маттотаупа Мудрому Змею.

Этим было сказано все, что надо было сказать. Маттотаупа и Харка попрощались друг с другом глазами.

Потом мальчик пошел забрать у Тео мустангов – своего и Мудрого Змея. Поскольку ворота частокола стояли открытыми, оба тут же сели верхом и тронулись в путь. Выехав за ворота, они пустили коней в галоп. Оставшиеся смотрели им вслед, но всадники больше не оглядывались.

Топот копыт стих, и всадники скрылись в холмистой степи.

Оставшиеся обернулись друг к другу, чтобы обговорить дальнейшее. Маттотаупа встал в круг последним; он дольше всех провожал взглядом уехавших и, несмотря на присутствие других людей, чувствовал вокруг себя щемящую пустоту. В это мгновение он ощутил, что Харка был единственным и последним человеком, неразрывно связанным с ним. Маттотаупа хотел подавить в себе это чувство резким рывком, но это удалось ему только внешне. Он лишь теперь вникал в то, о чем шла речь.

– …то есть надо уладить дело с капканами и пушниной, Томас! – настойчиво требовал обычно бессловесный Тео. – Абрахам чинит нам препятствия.

– Да он душа-человек, но с тех пор, как завладел факторией, стал на старости лет настоящим разбойником. Но я ему все растолкую! Идем, сделаем это прямо сейчас. Куда ты выгрузил все барахло?

– Все еще там, в лавке, в углу.

– Пошли!

Томас и Тео отправились в первый блокгауз, а Маттотаупа с Адамсоном остались снаружи. Индеец пытался разобраться во впечатлении, произведенном на него этим фермером. Человек ему нравился. Он был еще не старый, но уже изработанный и много повидавший. Мускулистые худые руки, всепогодная коричневая шляпа. Видно, что у него с детства не было случая накопить жирок. Борода и волосы пронизаны сединой, хотя Маттотаупа – по осанке, по взгляду и по голосу – не дал бы ему больше тридцати пяти лет. То есть мужчины были примерно одного возраста, но и Адамсон со своей стороны отметил, что черная косичка Маттотаупы черная лишь наполовину.

Индеец возвышался на целую голову над вполне рослым бледнолицым.

Оба молчали, стоя рядом и прислушиваясь к спору, разгоревшемуся в лавке и набирающему силу. Старина Абрахам объявил плохой пушнину, привезенную Томасом и Тео; близнецы же на все лады костерили бесстыжий грабеж, какой Абрахам проводил по поручению меховой компании.

– Грех и позор на твою седую голову! – срамил его Томас. – И не стыдно тебе пить нашу кровь, как ростовщик какой-нибудь? Эх, Абрахам, Абрахам! В аду гореть будешь, а молитвы твои ветер развеет! А еще хочет называться христианином, сам уже одной ногой в могиле, а все норовит свернуть шею своим лучшим друзьям! Абрахам, я так и знал, что с тобой это случится, как только ты взял на себя факторию! Но то, что испытанный, честный зверолов, каким ты когда-то был, настолько погрязнет в болоте подлости и лжи, нет, такого я от тебя…

– Ой, не смешите меня! – ревел в ответ Абрахам. – «Испытанный, честный зверолов»! Знаю я все ваши трюки! Оттягивались там, в прерии, ленились – как бизоны на солнышке, жрали филе да между делом прикончили пару бобрят! Вот и вся ваша жизнь! И сдаете назад капканы, которые только что взяли напрокат! Да это безумие, в сумасшедший дом вас самих надо сдать. Ада на вас жалко, на таких работничков! Только чертям работы прибавите! Им и без вас там хватает в наше время! Куда только катится мир!

– Да кто этот мир делает хуже, ты, закоренелый ростовщик, или мы? Мы-то живем невинно, как ангелы, и индейцы, которые не облагают нас данью и не затягивают у нас на шее удавку податей, по-царски угощают нас бизоньим филе. Да лучше бы мы не брали у тебя эти капканы и не приносили тебе пушнину! Лучше было б нам держаться от тебя подальше.

Адамсон, слышавший все это вместе с Маттотаупой, пренебрежительно махнул рукой.

– Эта перебранка продлится еще часа два, не меньше, – сказал он, – потом они помирятся. Я не хочу терять время. Крестьянин не может обходиться со временем так, как торговец или охотник. У меня всё на счету. И у меня к тебе просьба, вождь.

– Пусть мой белый брат говорит.

– Я здесь для того, чтобы заключить договор купли-продажи на ту землю, которую я уже обрабатываю. Обо всем уже договорились. Они оба здесь, расположились вон там, на нижнем конце озера. И я должен получить от них тотем, или как это называется. Мне бы хотелось, чтобы ты взглянул на этот документ. Ты лучше меня разбираешься в делах индейцев.

– Я посмотрю на этот тотем. Как называются люди, с которыми мой брат здесь должен встретиться, и к какому костру совета дакота они принадлежат?

– Это тетон-дакота, а их точное название я опять забыл. Но они мне обещали принести тотем верховного вождя. За это я им обещал, что буду за них, если на их земле покажутся непрошеные гости.

– Хорошо. Но у тебя на руках еще нет тотема?

– Нет, я должен получить его сегодня утром. Сейчас я как раз и иду к ним. Пойдешь со мной?

– Нет. Я останусь с нашими лошадьми. А ты принесешь мне тотем, чтобы я на него посмотрел?

– Да, можно и так. Тогда жди меня здесь, я скоро вернусь.

Адамсон вышел за ворота и направился вдоль озера к его южному концу, где из него вытекал ручей. Маттотаупа проследил его путь. Кажется, Адамсон быстро получил желаемое, потому что уже через несколько минут шел назад к фактории.

Дойдя до Маттотаупы, он развернул принесенную кожу, свернутую рулоном, и протянул индейцу.

Маттотаупа изучал рисованные знаки. Кожа у него на лбу вздрагивала, будто он хотел ее наморщить. Наконец он сказал:

– Хорошо.

– То есть ты считаешь, что документ годный?

– Хау. В глазах дакота это верная охранная грамота для тебя, твоей жены, детей, земли и скота, с которого вы живете. Ты считаешься дакота, и они берут тебя под свою защиту.

– Правильно. Но они сказали мне на озере, что письмо подкреплено тотемом одного из уважаемых вождей. Его имя я не совсем понял, но мне бы надо его запомнить. Та… Та… А можно узнать имя из тотема?

– Хау. Тачунка-Витко.

– Да-да, так они и сказали. Он правда влиятельный?

– Хау.

– Значит, все в полном порядке. На слово индейцев пока что можно положиться, на мое тоже! – Адамсон был глубоко удовлетворен. – Наконец-то снова земля под ногами, по-настоящему моя земля! На ней не обидно и вдвое, и втрое работать. У меня тоже есть сын, как у тебя, вождь, на пару лет младше Харри, но он уже может помогать отцу. И если теперь все заверено, он может с бабушкой к нам приехать. Зовут его так же, как меня, Адам Адамсон. Так звали и моего отца, и деда, и прадеда, и, может быть, мы так зовемся с тех пор, как старого Адама изгнали из рая, чтобы он начал пахать землю. Работа всегда тяжела, но сыновья Адама – Адамсоны – всегда были работящими. И жена у меня хорошая, работает не хуже любого мужика. – Адамсон глубоко вздохнул. – Да, снова собственная земля!

– А прежнюю землю ты потерял?

– Из-за ростовщика треклятого, на родине. Но здесь совсем другая земля! Девственная, нетронутая! Здесь труды окупятся, и мы снова окажемся на зеленой ветке. А что ты, кстати, скажешь про Томаса и Тео?

– Честные.

– Да, открытые. Но Томас слишком много говорит, надо бы его отучить. Вечером за стаканом пива я тоже не прочь поболтать, но работать надо молча.

Оба мужчины невольно начали прислушиваться к тому, что происходило в блокгаузе, а ссора там все продолжалась.

– Идем, – позвал Адамсон Маттотаупу. – Посидим при лошадях и позавтракаем. Мне так и так придется ждать, когда они закончат эту торговлю мехом. Только тогда мы пустимся в путь. Торговля – это пустая трата времени и обман, для моих крестьян это не годится.

Индеец присел с Адамсоном во дворе фактории. Фермер развернул ветчину, отрезал себе большой ломоть и принялся за еду. Он предложил и Маттотаупе, но тот не любил ни свинину, ни копчености, поблагодарил и отказался.

– Ты поедешь с нами на нашу ферму? – спросил Адамсон, дожевывая последний кусок. – Томас мне сказал.

– Я не поеду с вами.

– Нет? Я думал, тебе тоже надо на ту сторону Миссури.

– Хау. Но я поскачу один.

– Ну как знаешь. Но мужчина один в этой глуши – это нехорошо. Поехали с нами! Я буду рад.

– Я не хотел бы обидеть моего бледнолицего брата, но я не могу поехать с ним на его ферму. Я объясню. У меня с Тачункой-Витко личная вражда. Тачунка-Витко взял тебя под защиту, Адам Адамсон, тебя и твою жену, твоих детей и твою землю. Тебе не подобает принимать тотем Тачунки-Витко и вместе с тем приглашать к себе в гости его заклятого врага.

– Ах ты, незадача, и впрямь неудобно. А что, вражда такая сильная?

– Хау.

– Жаль. Тогда ты прав. Спасибо, что честно мне все сказал. Тем более жаль, что не поскачешь с нами.

Адамсон позавтракал, а из лавки вышли Томас и Тео. Мины у них были довольные, а старина Абрахам ругался им вслед:

– Вот негодники! Вернуть мне капканы! И тюк вшивых шкурок, и я сиди теперь со всем этим. Никогда с вами больше не буду иметь дела, никогда! До свидания!

– До свидания, старый родоначальник! До свидания!

Они подошли к Маттотаупе и Адамсону:

– Ну, что вы скажете? Не проговорили и часа, а дело уже сделано. Но пушнина, которую мы привезли, первоклассная.

– Тогда можем выезжать? – буркнул Адамсон.

– Как скажешь! Но Топ не переоделся.

– Он с нами не поедет.

– Почему это?

Маттотаупа заговорил сам.

– Наши пути расходятся, но мы остаемся друзьями, – сказал он с такой определенностью, что следующий вопрос застрял у Томаса в глотке. – Прощайте!

Адамсон и близнецы встали. Томас сокрушенно качал головой. Фермер еще раз кивнул индейцу с признательным, благодарным взглядом.

Маттотаупа остался рядом со своим Пегим и смотрел вслед троим через открытые ворота, пока они не объехали озеро и не скрылись в утренней дымке прерии.

Теперь он был совсем один.

Поначалу он ничего не планировал, а просто поскакал к тому холму, где провел ночь с Мудрым Змеем и Харкой. Там он стреножил Пегого и лег в траву на склоне, чтобы спокойно наблюдать за факторией и индейцами на озере. Он хотел прежде всего дождаться, когда уедут четверо дакота, с которыми имел дело Адамсон. Пока он лежал под солнцем на холме, уже густо покрытом весенней травой, и поглядывал во все стороны, мысли работали помимо его воли, а то и против воли, как основной поток, который сопротивляется волнам, гонимым встречным ветром. Он не хотел подвергать сомнению собственные решения, но ситуации и слова, приведшие к этим решениям, снова ожили в его памяти. Изначально у него было намерение взять Харку с собой, когда отправится, чтобы отомстить Тачунке и забрать Уинону из вигвама на Конском ручье. Ему казалось естественным, что он поскачет с Харкой, делившим с ним все превратности жизни в изгнании и превозмогшим их. Но потом под вопросительным взглядом вождя сиксиков Горящей Воды он вдруг почувствовал сомнение, правильно ли он поступает, беря с собой мальчика на опасное дело по собственному желанию, когда обстоятельства его к этому не вынуждают. Харка и сам хотел поехать, Маттотаупа знал это. Но Тачунка-Витко наверняка не оставил своего намерения выкрасть мальчика и воспитать его при высших вождях и шаманах дакота, а пребывание опального Маттотаупы в землях дакота могло в любой момент стоить ему жизни. Нет, Горящая Вода был прав, то, что задумал Маттотаупа, было вовсе не детским делом. В вигваме сиксиков Харка был в надежном месте и мог вырасти в большого воина и вождя, не отрекшись от своего отца, даже если отец падет от руки врага. Это знание дало Маттотаупе внутренний покой, и из образов его фантазии исчезло прощание, которое далось одинаково тяжело и отцу, и сыну; Маттотаупа думал теперь о грядущей осени и о встрече с Харкой – в тот день, когда Маттотаупа сможет принести в вигвам скальп Тачунки-Витко, двуствольное ружье и привести свою дочь Уинону, а его сын Харка, Убивший Волка, встретит их ликованием.

Солнце уже стояло высоко в небе, когда с востока показался одинокий всадник, скачущий к фактории. Маттотаупа заметил его еще тогда, когда он виделся глазу не больше ягодного зернышка; но вот подъезжающий становился все яснее и отчетливее, и у Маттотаупы проснулся интерес. В этих местах редко бывает, чтобы мужчина пускался в путь в одиночку. Индеец, не имея неотложных дел, присмотрелся к всаднику внимательнее. Это был бледнолицый, он скакал в седле. Мягкая шляпа с опущенными полями скрывала его лицо, была видна лишь черная борода. Крупный, рослый парень был отлично вооружен. Маттотаупа провожал его глазами, когда тот достиг фактории. Чернобородый остановил своего пятнистого коня перед воротами и огляделся. Казалось, он раздумывает, въезжать ли ему внутрь частокола.

Вид этого всадника все больше приковывал к себе внимание Маттотаупы. Ему чудилось, что он его откуда-то знает, хотя где и когда мог видеть такого чернобородого ковбоя или охотника, он не припоминал. Если бы он услышал голос этого мужчины, то сразу вспомнил бы, в этом он был убежден. Поэтому он распутал своего мустанга, вскочил на него и шагом направился к открытым воротам.

Бородатый всадник в мягкой шляпе тут же обернулся к подъезжающему Маттотаупе и, казалось, на мгновение застыл от неожиданности, но затем пришпорил своего коня и в галоп пустил его навстречу индейцу. Он поднял коня на дыбы перед Маттотаупой, сорвал шляпу и крикнул в полный голос, который индеец тотчас узнал:

– Мой краснокожий брат!

Маттотаупа был рад, что тот не выкрикнул его имя, так что индейцы у озера не узнали, кто он. Сам он тоже не хотел произносить имя всадника, не выяснив прежде, почему тот вдруг стал носить бороду, выкрашенную в черный цвет. Он ответил лишь:

– Мой бледнолицый брат!

– Да, это я! Я Фред, ты понимаешь? Фред.

– Мой брат Фред.

– Мой брат Топ! Идем, немного посидим в этой фактории.

Оба въехали во двор, направились ко второму блокгаузу и там привязали коней. Фред сразу вошел в дом, служивший помещением для ночлега, и теперь утром там было пусто. Маттотаупа последовал за ним. Внутри блокгауза было сумрачно. Пахло табаком и потом. Скарб гостей и покупателей фактории лежал на местах их ночлега. Фред сел в свободной середине помещения; лицом к двери.

– Топ, Топ! – тихо сказал он. – Как хорошо, что я тебя встретил. Куда ты путь держишь?

– Я убью Тачунку-Витко, он оскорбил меня и похитил ружье Харки. Потом заберу мою дочь Уинону и привезу ее в стойбище сиксиков, где теперь сам живу с Харкой.

– А я-то думал, что вы нашли себе приют здесь. Ведь в Миннеаполисе вы не могли открыто говорить о том, что поскачете к черноногим.

– Об этом знал только ты, мой бледнолицый брат.

– К сожалению, не только я. Черт его знает, когда и при ком ты или Харри проболтался или намекнул на это. Может, мальчик при Старом Бобе, с которым он работал. Так или иначе, но на тебя идет охота, и я хотел тебя предупредить!

– И кто же вышел на мой след и почему?

– Да подумай сам, Топ! Наше последнее гала-представление в виде ковбоев и индейцев в цирке Миннеаполиса не прошло незамеченным. Господин с белыми волосами в седьмой ложе – припоминаешь?

– Хау. Во втором антракте он говорил со старейшинами племени дакота и с Харкой.

– Да, тот самый. Он заявил в полицию, что это дакота во время восстания в Миннесоте два года назад застрелили его мать и сожгли его ферму. К счастью, все дакота уже сбежали, когда дело дошло до полиции и началась вся эта свистопляска. Это ты отлично организовал тогда.

– Хау.

– Так я и думал. Они, должно быть, все давно за границей в канадских лесах. Хорошо. Меня оклеветали! Эта продувная бестия, блондинка-кассирша, что была у нас в цирке в Омахе и вела всю кассу, так вот, эта подлюка, шакалюга паршивая обвинила меня, что я украл деньги! И эта тупая полиция гонялась за мной, чтобы взять и прикончить. Но я ускользнул. Не за каждым воришкой они могут угнаться. Ведь каждый день происходит что-нибудь новенькое. Мне только это лето надо скоротать, а потом старые дела забудутся. Но на тебе, мой краснокожий брат, висит очень даже серьезное дело, к сожалению. Белых людей они тебе не простят! Ты убил Эллиса, этого негодяя инспектора манежа!

– Я его застрелил.

– То-то и оно. Ты пристрелил его на выезде с манежа в конце представления и после этого сразу ускакал с Харри в бездорожную глушь.

– Хау.

– Эллис был подлая тварь. Рональда, укротителя, он чуть не довел до самоубийства, хотя тот кое-что умел. Он собирался отравить тигров, чтобы вогнать Рональда в полное отчаяние, а нашего Харри он хотел побить после представления, потому что мальчик был за Рональда. Да, вот такой подлец. Заслуживает не одной пули. И все было бы хорошо, если бы вы не раструбили, что собираетесь к черноногим. Тут они и вышли на твой след, а ведь эти идиоты в полиции не разбираются, подлец или не подлец. Для них человек считается человеком, а убийство считается убийством. Им же никогда не понять, что ты не убивал, а совершал возмездие.

– Хау.

Маттотаупа повесил голову и смотрел в пол этого сумрачного помещения, поначалу не говоря ни слова.

– Против Харри у них, конечно, ничего нет. Он ребенок. Все думают, что стрелял не он, а ты. Двое цирковых могут подтвердить это под присягой. Все дело оборачивается против тебя.

Маттотаупа молчал.

Фред выжидал.

– И что собираются предпринять белые мужчины? – спросил наконец индеец пересохшим голосом.

– Пошлют послание вождям сиксиков, чтобы они тебя выдали. В противном случае кровная месть белых будет направлена на сиксиков.

Маттотаупа подавил стон. Его легкие судорожно ловили воздух, потому что сердце едва не остановилось.

– Но меня там нет, у сиксиков. Вожди могут сказать, что я не у них.

– Могут. Но если ты к ним вернешься? Что тогда?

Маттотаупа поднялся, очень медленно. Он стоял в сумраке душного помещения, выпрямившись, неподвижно, гордо. Взгляд его скользнул к белому, сидящему на полу и выжидательно смотрящему снизу вверх.

– Я никогда не вернусь, – сказал Маттотаупа, выделяя каждое слово, но не повышая голоса. – Никогда. Сиксики, которые приняли меня и моего сына, не пострадают из-за меня. Я сказал, хау.

Белый пожал плечами и надолго замолк, поигрывая своей трубкой.

Маттотаупа по-прежнему стоял как каменный.

– Топ, ты человек чести, – наконец тихо сказал охотник, – провалиться мне на этом месте! Я-то думал, что мне давно уже нет дела до этого. Но сейчас это снова коснулось моего сердца. Это счастье, что хотя бы мальчик нашел приют у черноногих. Но у тебя, Топ, дела теперь пойдут так же, как у меня. Отвергнутый, презираемый, гонимый, один против всех! Это нелегкая жизнь. Но вынести ее можно, потому что нужно. Куда денешься. Помирать нам обоим пока неохота. Кое-что еще надо сделать на этом свете!

Индеец молчал несколько минут и стоял не шевелясь.

– Да, – сказал он затем. – Кое-что еще надо сделать до того, как я найду свою смерть. Отомстить! Пусть Харка никогда не услышит, что его отец не сумел отомстить за оскорбление.

– Это так! Ты снова стал прежним, Маттотаупа, и ты не одинок. Мы теперь вместе на веки вечные.

– Мой бледнолицый брат.

– Мой краснокожий брат Топ!