Читать книгу Дьявольские шутки - Лизз Демаро - Страница 7

Только причалив у берегов Сент-Люси, Эйлерт понял, как сильно скучал по этому затхлому и грязному городу, в котором родился. Многие, но не все из его команды, тоже родились здесь. Некоторые были рады кратковременному возвращению на родину, другие – не очень, но это было лучше, чем день за днём на протяжении месяца вглядываться в горизонт и вздрагивать при виде каждого корабля, с парусами он или без.

Оставаться в Сент-Люси надолго они не планировали, в первую очередь потому что это было опасно, учитывая, что за их головы полагалась кругленькая сумма денег. И пусть народ здесь вряд ли стал бы сдавать их, ведь тогда их самих скрутили бы, Лерт прекрасно осознавал, что стоило поторопиться.

Договорившись с командой встретиться в назначенное время на борту «Пандоры», он направился к единственному месту во всем мире, где чувствовал себя в полнейшей безопасности – к своему дому. Эйлерт при каждом возвращении в город непременно виделся с матерью. Только один Бог знал, как ей тяжело после потери супруга отпускать своего сына в пучины океана и ждать без возможности получить даже весточку. Новости к ней приходили лишь в виде слухов или парочки слов, когда кто-либо из знакомых встречал молодого капитана в порту или в море и передавал ей.

Нала, безусловно, была самым дорогим сокровищем в жизни Эйлерта, но даже ради неё он не променял бы вольную пиратскую жизнь на долю обычного торговца, или земледельца, или даже вора.

По дороге к их дому располагался небольшой рынок: не более чем хаотичное скопище разноцветных палаток, где торговали различным барахлом, тканями, едой и иногда оружием, если нужному человеку сказать нужные слова. Толпа, как всегда, заполонила и без того узкие проходы между прилавками, да ещё и местные артисты на радость ребятне и прочим зевакам устроили представление прямо на сооружённых за минуту помостах. Лерту ничего не оставалось, кроме как пробираться сквозь народ и не забывать следить за кошельком.

Он засмотрелся на товары из Китая и Индии – не то чтобы редкость в его городке, – и вдруг осознал, что несмотря на разгар вечера, ему стало зябко. Привычный холодок пробежался по позвоночнику, вновь заставляя кожу покрываться мурашками, а волосы на затылке приподниматься от предчувствия чего-то чертовски ненормального. Он судорожно обернулся и шарахнулся в сторону, почувствовал, что задевал людей, но не видел ничего – весь рынок окутал туман.

Эйлерт обо что-то споткнулся, упал прямо в щупальца тумана, попытался встать, но эта мистическая, дьявольская магия будто бы удерживалаего на месте. Он смог только отползти, пока не упёрся спиной в стену. Кажется, стену, потому что, куда бы он ни кинул взгляд, везде была серая плотная беззвучная завеса. И из этой дымки вышла тень.

Силуэт казался знакомым. Силуэт капитана таинственного корабля без парусов.

Прямо перед собой Эйлерт увидел его. Он стоял, выделяясь на фоне толпы людей, и смотрел Лерту прямо в глаза. Не сразу, но Эйлерт вновь заметил, что глаза у этого человека были разных цветов. Синий и красный. Пугающе мистическим был его взгляд, и он вновь, как и в первый раз, и во все предыдущие разы притягивал, завораживал, гипнотизировал.

Разум Эйлерта начинала медленно заволакивать белёсая завеса тумана. Он практически перестал думать, молча любуясь этими страшно прекрасными глазами.

Человек не подходил ближе, и, что странно, сердце Лерта, поначалу трепетавшее как птица в клетке, стало успокаиваться, медленно отбивая свой ритм, словно совершенно позабыв об опасности или не признавая в незнакомце врага. Эйлерт, ощущая себя безвольной куклой, даже не заметил внезапно поднявшуюся руку человека. Практически не ощутил мягкого прикосновения чужих пальцев к своему плечу, но прикасался к нему кто-то, кто не был капитаном корабля без парусов. Глаза были всё ближе и ближе, но человек не двигался, и Эйлерту казалось, что он срывался в бездну, летел всё ниже и ниже.

– Лерт…

Его голос был низкий и тихий, едва превышающий шёпот. Эйлерт не почувствовал испуг, когда услышал своё имя. В его устах оно почему-то звучало органично, словно так и должно быть, словно так было всегда. Но потом чья-то рука, всего лишь мягко придерживающая его плечо, вдруг с силой сжалась, а окрик стал громче, резче, былая нежность улетучилась.

– Лерт!

И Эйлерт вздрогнул, дёрнулся, пытаясь избавиться от болезненной крепкой хватки, мотнул головой и вдруг увидел перед собой взволнованное лицо Грэма. Спиной он чувствовал те самые помосты, служившие сценой. Его окружил, казалось, весь народ, даже торговцы вышли из-за своих прилавков, а матери прижимали к себе напуганных детей. Эйлерт буквально кожей ощущал полные подозрения и опасения взгляды.

– Всё… Всё нормально, – Лерт попытался улыбнуться, хоть как-то посмотреть на Грэма, но не смог даже поднять на него взгляд.

Внутри него горела буря, зародился страх и подозрение, что вся его команда в опасности только из-за него. Он был уверен, что любой из его команды, кто видел такие же иллюзии, точно пришёл бы к нему. Но сам Лерт молчал, отчасти поступая нечестно со своим экипажем. Этот чёртов туман словно въедался с каждым разом всё глубже в его голову, совершенно заглушая все инстинкты самосохранения, и никто не мог с этим ничего поделать.

Он хотел сказать что-то ещё, что могло бы переменить ситуацию и избавить его от этих жутких взглядов толпы, но не нашёл в себе сил. Сжав кулаки, Эйлерт молча ушёл, опустив голову и раздумывая над тем, как избавиться от этого проклятья. Грэм проводил его взглядом, но останавливать не стал: Эйлерт мог сам разобраться со своими проблемами, и, если помощь Грэма ему будет необходима, он скажет.

Нала почувствовала его приход ещё до того, как он увидел родное крыльцо, – возможно, материнский инстинкт или любовь делает из человека практически провидца или волшебника. Она заключила его в крепкие объятия, и напряжение после инцидента постепенно исчезло, однако неприятная горечь прочно закрепилась в его душе. Со всей проницательностью, присущей самым близким людям, Нала устроила допрос в тот же момент, как Эйлерт доел её фирменный пирог.

– Случилось что-то серьёзное, – это не было вопросом, только утверждением и никак иначе. – Рассказывай, не мучь меня догадками понапрасну! Лучше узнать от тебя, чем от чужого прохожего, дорогой.

И Лерт рассказал. Не всё, многое утаив, оставив в своём рассказе лишь видения человека с разноцветными глазами, исключив всю чёрную магию. Так незнакомец стал всего лишь человеком, привидевшимся ему в таверне на Тортуге и сегодня на рынке, от которого он помнил только глаза и то, что его звали по имени.

– Разноцветные глаза? – после недолгого молчания воскликнула Нала, по-прежнему довольно воинственно уперев руки в бока. – Но, подожди… мне, конечно, может показаться, столько лет прошло, но…

– Что? – голос Лерта был полон усталости и бессилия, и мать не могла не заметить, как он осунулся от терзавших его душу мучений.

– Разве у Рагиро не были глаза разного цвета?

Лерт буквально почувствовал, как встают на место шестерёнки в его голове, он уставился невидящим взглядом в стену, а после уронил голову на руки, сцепленные в замок. Он помнил, правда помнил о том, что у Рагиро были разноцветные глаза, но… он мёртв. Люди просто так не воскресают. Люди просто так не появляются в его жизни, принося с собой тонны чертовщины и давно позабытые воспоминания, словно вытаскивая их из самых укромных уголков памяти.

Наверное, это просто проклятье, подцепленное на одном из островов. Они могли потревожить чью-нибудь святыню, такое тоже бывает. Возможно, Эйлерт просто видел то, что хотел видеть. То, что выцарапали у него из сердца тёмные силы, единственную надежду, спрятанную глубоко-глубоко: о том, что Рагиро жив, о том, что даже отец жив. Это был сущий бред, но верить… верить всегда приятней, чем каждую ночь себе твердить, что они мертвы. Сердце на мгновение остановилось, а потом вновь отдало один гулкий удар. Вопрос Налы прозвучал так обычно, но так необычно отозвался в его душе. Прошло целых тринадцать лет с того момента, как был убит и Рагиро, и Нельс. И если Рагиро был жив, то… Эйлерт потерял целых тринадцать лет.

– Ты думаешь… – осторожно начал Лерт, всё ещё не осознавая до конца то, что только что произошло. То, что сказала его мать; то, о чем он подумал сам. – …что он мог выжить?.. – кто бы знал, каких усилий ему стоило произнести это вслух. Эйлерт и про себя с трудом мог это сказать. Давно позабытое прошлое, которое он хранил глубоко в душе и не желал вспоминать, стремительными волнами накрывало его с головой, не давая ни единой возможности укрыться.

Нала, выглядевшая крайне задумчивой, неопределённо повела плечами, а потом всё-таки присела рядом с Эйлертом, взяв того за руку. Она и подумать не могла, что её совершенно безобидное, как она сама думала, предположение могло вызвать столько эмоций у её сына.

– Я не знаю, правда. Думаю, тебе лучше спросить об этом его дядю, Райнера. Возможно, он мог бы что-то знать.

Едва Нала произнесла это, как Лерт сорвался с места и пулей вылетел из дома, уже не обращая внимания на удивлённо-возмущённые крики матери, которая явно не ожидала, что сын уйдёт – вернее сбежит, – едва переступив порог дома. Нала подумала, что он слишком сильно похож на Нельса, и от этого было только больнее. Лишь бы его не постигла та же участь, что и её мужа.

Тринадцать лет Эйлерт не приходил к этому дому, тринадцать лет не вспоминал дорогу в этот дом и тринадцать лет не забывал того, кто жил в нём. И сейчас он бежал к этому самому дому по этим самым дорогам, не имея ни малейшего понятия, чего же он ждал и кого хотел там увидеть. Ведь если его друг детства жив, если жив человек, с которым он не один год был не разлей вода, то что делать дальше? Где его искать и искать ли? Нужна ли вообще ему эта правда? Может быть, стоило всё оставить на своих местах и ни во что не вмешиваться.

Может быть, стоило всё забыть.

Поворот направо в узкий переулок, потом налево, немного прямо и снова налево – заброшенный дом стоял прямо перед ним в нескольких метрах, оставалось только подойти и…

…и перед глазами быстро замелькали какие-то картины из их детства: когда Лерт только-только увидел Рагиро, когда первый раз пришёл к его дому, когда первый раз позвал гулять, первый раз рассказал о своём отце и о том, что тот – капитан великого пиратского судна, первый раз пообещал взять с собой в морское плавание. Когда отдал в тайне от родителей кольцо, которое передавалось в их семье от отца к сыну, в знак абсолютного доверия. Воспоминания сменяли друг друга, и Эйлерт отстранённо подумал, что он боялся приближаться к дому. Он не хотел и дальше будить в себе неприятное чувство, напоминающее о том, что далеко не всё в этой жизни можно вернуть.

Дом Савьеров был заброшен, и Эйлерт даже почувствовал облегчение – он не вынес, если бы за эти годы ничего не изменилось. И даже непрошеные цветы, выросшие посреди высокой травы у забора, дарили немного облегчения. А так… так эти потемневшие от дождя стены, покосившееся крыльцо со сгнившими деревяшками и зияющие окна лишний раз напоминали о том, что повернуть время вспять попросту невозможно.

Значит, дяди Рагиро, Райнера Финна, здесь не было. Наверное, после смерти племянника он тоже предпочитал видеть родной дом как можно реже. У него не было надобности заходить туда. Стоило спросить в кабаке или же вернуться к Нале, узнать о том, чем сейчас живёт этот прохвост. Лерт не хотел заходить за калитку, но ноги его не слушались, как будто опять нечто неестественное, не его праздное любопытство, а неведомая сила потянула за шкирку прямо к дому, и он, не сопротивляясь, послушно шёл у неё на поводу.

Он медленно окинул взглядом двор, заросший и неопрятный, прикоснулся к двери. Та с протяжным скрипом поддалась и открылась. Внутри было темно и пыльно, пахло сыростью и чем-то ещё, напоминающим о заброшенности этого места. Желание хоть на мгновение вернуться в счастливое прошлое звало его пройти дальше, подняться наверх, на чердак, где они часто играли, когда были совсем маленькими, в тесную комнатку, когда-то служившую складом для всякого барахла, а затем ставшую пристанищем для Рагиро – другого места у Райнера не нашлось, а может, он и не старался это место искать. Эйлерт замер в бессильном бунте, оттягивал момент и не шёл.

Он крутил головой, восстанавливая стёршиеся из памяти детали. Тёмная комната перед ним отталкивала холодностью. Тускло блестели бутылки и какие-то дешёвые украшения на стенах, только окно, кажется, единственное оставшееся, светилось прямо напротив него. Эйлерту показалось, что между ставень мелькнуло какое-то движение, и в этот раз знакомый озноб почти его не коснулся, разве что мягким, даже уютным объятием тумана.

В окне показалось маленькое знакомое лицо с поразительно спокойным выражением, которое не свойственно детям. Мигнули два разноцветных глаза, миниатюрные ладошки протёрли пыль, помахали ему, и Лерт отчего-то помахал в ответ, почти не управляя своим телом. А затем ребёнок оглянулся, будто бы боясь, что его застукают, и позвал его к себе, ничего не говоря, но активно жестикулируя.

Эйлерт сделал шаг, и вдруг комната вокруг него стремительно сузилась до размеров каменной тюремной каморки, блеск старых побрякушек показался ему блеском оков и ножей, а маленький, намного младше, чем когда они встретились, Рагиро в испуге попытался закричать, но не мог. Взрослый, грузный мужчина в черном плаще и, кажется, без лица заломил руки ему за спину, а потом одной рукой заткнул рот, с силой таща его куда-то в сторону.

Лерт не успел дёрнуться, среагировать хоть как-то, вскинуть на изготовку револьвер. Он не понимал, что происходило, и, к своему стыду, растерялся, чего с ним, с капитаном корабля, не бывало. Рагиро редко рассказывал о том, что было с ним до их встречи, да и сам Эйлерт никогда не настаивал, чтобы выведать все подробности. Он просто замечал, какую нескончаемую боль приносили другу воспоминания и какой страх тот испытывал от ненужных вопросов.

То, что он видел словно во сне – но точно в реальности – подтверждало догадки. В голове вертелась мысль, что это вновь то ли проделки Дьявола, то ли продолжение проклятия. Но другая часть его разума твердила, что то, что он увидел, – самая настоящая правда. И это пугало больше всего остального. Больше той чертовщины, которая творилась с «Пандорой» в морях.

А потом Эйлерт вновь вспомнил, что Рагиро мёртв.

И его рука, уже лежащая на рукояти пистолета, разжалась и плетью повисла вдоль тела. Рагиро исчез в темноте, комната вновь стала комнатой, а окно – пыльной завесой, отделяющей его от нормального мира. Лерт опустил взгляд, недоуменно нахмурился, – тень за его спиной изменилась, – и обернулся…

В дверном проёме стоял Рагиро Савьер, взрослый, с забранными в низкий хвост темными волосами, в черном сюртуке, внушающий страх. Только глаза угрожающе светились синевой. Оба.

– Что ты здесь забыл, Эйлерт Лир? – произнёс этот человек чересчур резко, колко, холодно. Так, как не сказал бы старый друг через тринадцать лет разлуки.

Райнер Финн каким-то мистическим чутьём прознал, кто пришёл в его дом. Эйлерт Лир заметил висящее на цепочке кольцо у него на шее.

Эйлерт шёл за Райнером молча, след в след. Сам Райнер в свою очередь не отличался разговорчивостью: все его слова ограничились одной фразой: «Есть тихое место без лишних ушей». Но Лерту, раз почуявшему надежду на то, что Рагиро мог быть жив, единожды узнавшему хоть каплю правды, было всё равно, где вести беседу, хоть в самом Аду, лишь бы это прояснило сложившуюся ситуацию.

Капитан «Пандоры» думал, что его поведут на вершину одной из местных гор, но узкая скалистая тропинка, до этого момента проходившая недалеко от горной реки, вдруг постепенно стала опускаться к морскому побережью. Мелкий гравий скользил под ботинками. Из растительности был только мох и редкие кустики, и в случае падения надежды спастись почти не было: внизу лежали только острые камни да виднелась белая пена. Место, забытое Богом. Вот уж где могло бы свершиться правосудие, и никто не стал бы искать труп.

Эйлерт хотел доверять Райнеру. Он был родной кровью и плотью его друга, он относился к нему вполне терпимо в детстве, даже поощряя их дружбу, однако вся дьявольщина, творящаяся с ним, начинала путать мысли и порождать недоверие. В этот же миг земля под его ногами могла превратиться в щупальца тумана, разноцветные глаза могли приказать ему прыгать, и он прыгнет, даже не противясь.

Ему было страшно. Один раз плавание, в котором он участвовал с командой, завершилось не очень удачно – пленом у испанских солдат. Он провёл в плену не одну ночь, закованный в цепи в трюме, – и даже тогда у него было больше свободы, чем сейчас. Эйлерт был слаб, – и не мог ничего с этим поделать.

Вскоре они приблизились к реке, постепенно превратившейся из громыхающей горной в спокойную, все ещё узкую, равнинную. Перешли её вброд, протиснувшись между двумя огромными скалами, и вышли на открытое пространство широкого каменистого берега, замкнутого в крохотной бухте. На берегу моря виднелась церковь, почти не тронутая временем. Серые стены сливались с окружающим пейзажем. Тускло сиял крест на её верхушке, от ограды осталось лишь пара обломков, но сама церковь стояла крепко. С одной стороны её основание подмывала всё та же горная река. Они зашли внутрь.

Это был крохотный монастырь, заброшенный столетие назад, рассчитанный лишь на несколько монахов, но строившийся добротно. Эйлерт слабо представлял, как здесь можно жить, поэтому не удивился, что столь суровое место было заброшено. Никаких витых узоров, здесь не было ничего, кроме поразительной тишины, не нарушаемой даже слабым трепетом волн.

– Райнер, – с толикой осторожности и неуверенности начал Эйлерт. – Ты ведь знаешь, что я пришёл не просто так?

– Правда? Я-то думал, ты пришёл ко мне за душевной беседой, – язвительно ответил ему Райнер. Они ещё немного помолчали, глядя в узкое окошко на волны моря. – Говори прямо, без всяких лишних слов. Это касается Рагиро, верно?

Лерт удивлённо вскинул брови, подался вперёд, мигом напрягаясь, но всё ещё не знал, что именно спросить. Приходил ли и к нему Рагиро вместе с туманом? А если нет, то Райнер сочтёт его за умалишённого, свихнувшегося на его племяннике безумца. Спросить про корабль без парусов? Эйлерт интуитивно знал, что между Рагиро и этим кораблём есть связь, но опрометчиво быстро её озвучивать не хотел.

– Он жив? – внезапно севшим голосом спросил Эйлерт, сжимая гниющую деревянную скамейку побелевшими пальцами.

Райнер ничего не ответил, даже не пожал плечами, никаким движением не выдал хоть какую-то эмоцию. Он только смотрел выжидающе на Лерта, подталкивая его на продолжение разговора. Тот нехотя продолжил, с ощутимым трудом подбирая слова.

– Мне казалось, что я его видел. Я не уверен, было ли это его лицо, но… Это безумие.

Райнер был явно не настолько терпелив, как Риган. Он дал Эйлерту ровно пять секунд, чтобы собраться с мыслями, и тот провёл их неподвижно, только вцепившись руками в скамейку. А после Лерт глубоко вздохнул и, скрепя сердце, рассказал. Эту историю не слышал ещё никто целиком, даже Риган, даже Нала. Только урывками, они знали всё в общих чертах.

Чужой для Эйлерта человек первым узнал всё то, что камнем тянуло на дно.

– Разноцветные глаза. Корабль, который летит в клубах тумана и ходит без парусов…

Райнер настолько долго молчал, что Лерт уже думал о том, что тот сейчас громко рассмеётся и выгонит его прочь с позором.

– Ты кое-что от меня утаил, разве нет? Что ты увидел в доме? В нашем с Рагиро?

Лерт не вздрогнул: теперь была его очередь делать невозмутимое лицо. Та буря, что всколыхнулась в его душе, по мере рассказа затихала, и сейчас он чувствовал себя приятно опустошённым, без единой мысли в голове, без чувств на сердце. Происшествие, что случилось с ним в заброшенном доме, он считал чем-то сугубо личным, сокровенным настолько, что решился бы рассказать о нем лишь одному человеку. Условно-мёртвому.

– Ничего особенного. Только видение нашего с ним детства.

И Эйлерт не врал. Разве что видел он одного Рагиро на много лет младше и со странным безликим мужчиной.

Райнер совсем неудивился, ничего не сказал, по-прежнему ожидая, что Эйлерт расскажет что-то ещё, но тот молчал. Всё, что мог, он уже рассказал, и даже то, чего не стоило. Райнер понял это спустя несколько долгих мгновений.

– Ну и что же ты хочешь от меня услышать, Эйлерт? – его вопрос прозвучал намного холоднее и резче, чем Лерт ожидал. – Что Рагиро жив? Что после того кораблекрушения он неведомым образом приплыл обратно домой и тринадцать лет скрывался от тебя? Напрасно ты тешишь себя ложными надеждами.

Эйлерт немного помолчал: он ведь и правда понадеялся, что его друг детства жив. Но дело было совсем не в этом: смотря на Райнера, Лерт понимал, что тот что-то скрывал. Что-то очень важное.

– Ты что-то знаешь, – предостерегающе произнёс Эйлерт, нахмурившись. Райнер в ответ лишь надменно усмехнулся, словно дразнил Лерта, мол, конечно, он что-то знал, но говорить ничего не собирался. – Райнер. Скажи мне. – Эйлерт вовсе не был уверен в том, что его голос звучал достаточно настойчиво, но отступать оказалось поздно: он слишком сильно хотел узнать всё, что знал сам Райнер.

– Допустим, мне действительно кое-что известно, – примирительно ответил Райнер, едва ли сдерживая довольный смех. Так обычно смеялись те, кто владел ситуацией. – Я уже говорил, всё зависит оттого, что именно ты хочешь услышать.

– Правду.

– Правду… – задумчиво повторил мужчина, видимо, мысленно решая, стоит ли рассказывать то, что он знал. – Что ж, будет тебе твоя правда. Если ты её не боишься.

И было в этом что-то пугающе-зловещее, неясно-отталкивающее, но Эйлерт лишь уверенно кивнул, смотря Райнеру в глаза: нет, он не боялся и в то же время был в ужасе от одной мысли, что мог услышать. Он прошептал совсем тихое «Говори», и тогда Райнер начал:

– Наверняка до тебя доходили слухи о том, что семья Савьер проклята, верно? – Райнер многозначительно посмотрел на Лерта, но его ответа так и не дождался. – Главная суть в том, что это не слухи. Это произошло около пятисот лет назад, когда люди ещё верили в то, что богов можно призвать и что им нужно приносить жертвы. В те времена люди зачастую прибегали к таким глупостям – приношение жертв. Или к ритуалам. Вот только не надо выдумывать за миг всякой чепухи, – раздражённо вдруг прервался Райнер, и Эйлерт даже не понял, чем заслужил такую сильную эмоцию. – Я не был жертвой. И уж точно не богом. Всё, что я тебе сейчас расскажу, было только моим решением. Осознанным. Я хотел этого. А пожалел лишь сотни лет спустя.

Лерт хотел перебить Райнера, спросить, что именно он имел в виду, говоря, что хотел «этого», но тот жестом руки приказал ему молчать.

– Тогда вся наша семья носила фамилию Финн. Мне было двадцать два года, и я был ужасно алчен. Наш род постоянно враждовал с одной семьёй в борьбе за власть. Вообще-то, если говорить совсем откровенно, то они имели полное право на трон, а мы – я, если быть точнее – влезли со своими притязаниями очень некстати. Но в двадцать два года это прощается, верно? К тому же некому было меня останавливать. Но Эверетт Уоллис был в разы сильнее меня. Он – первый в мире человек, прошедший Шесть Путей. Его семья – основоположники тех чудовищных испытаний.

– Что?! – резко оборвал его Эйлерт. Райнер непонимающе посмотрел на него. – Хочешь сказать, что Эверетт Уоллис был причастен к созданию Шести Путей?!

– Не то чтобы, – Райнер неоднозначно покачал головой. – Скорее, его родители. Это они ставили над сыном эксперименты, пытали его и в итоге наделили этой чудовищной силой.

Эйлерт в ужасе смотрел на Райнера, не в силах поверить услышанному. Страшные сказки, рассказанные ему в детстве, больше не казались такими страшными, как правда, которую он так стремился узнать.

Нельс рассказывал как-то об их предках: некогда знаменитой и могущественной семье Уоллис. Не вдаваясь в подробности, которых Нельс сам не знал, он травил сыну байки, приправленные вымыслом, и Лерт никогда не воспринимал их всерьёз, зная только имя одного из своих предков – Эверетт.

– Как бы я ни пытался, что бы я ни делал, он всегда побеждал. Мой единственный враг, – продолжил Райнер, почти сразу на секунду замолчал, словно что-то вспоминая. – Вскоре это переросло в нешуточную войну. Люди гибли не в простых стычках, они гибли за то, что принадлежали нашему клану, а их люди – за то, что нам не нравились. Мы отравляли воду в их деревнях, они насылали на нас паразитов. Мы сжигали их дома, они перехватывали торговцев, чтобы те не доехали до нас. Каждый из нас ждал, кто же не выдержит первым или умрёт. Но умирать никто не собирался.

Эйлерт слушал, не перебивая, внимая каждому слову, но всё ещё не до конца понимая смысл. Райнер будто бы рассказывал о своей жизни, но при этом упомянул, что всё происходило пятьсот лет назад.

– Я ненавидел его за силу и за доброту. Ненавидел лютой ненавистью, порой доходящей до безумия. Но среди всей этой борьбы, которая со временем переросла в самую настоящую войну, были те моменты, когда мы забывали о том, что мы враги до гроба, и просто разговаривали, словно старые друзья. В такие дни мне казалось, что мы сможем прийти к какому-то перемирию или полному, абсолютному миру. Но это всегда заканчивалось, а война продолжалась. Война, в которой мой клан победить не мог. И тогда я решился сделать то, над чем раньше смеялся. Я провёл тёмный ритуал. Ты наверняка читал о таких в книгах или слышал чьи-то байки в кабаках. Есть ритуалы, с помощью которых можно получить магию. Обычно с ней рождаются, но такие люди как я – жадные до всего на свете и рождённые без силы – нашли способ исправить это досадное недоразумение и при этом не проходить испытания Шести Миров, – Райнер вновь замолчал и в этот раз не спешил продолжать свой до ужаса странный рассказ: Эйлерт всё ещё плохо его понимал.

– И… что было дальше? – осторожно спросил Лерт.

– Дальше?.. Дальше я победил Эверетта. Я не просто победил его, – и было что-то в его голосе, напоминающее тоску и отдалённую печаль. Особенно в те секунды, когда Райнер называл Эверетта по имени. Наверное, поэтому он произнёс его всего лишь два раза. – Я убил его.

Лерту показалось, что Райнер хотел что-то добавить, но не стал, видимо, посчитав это лишними сантиментами.

– Я убил Эверетта, получил не только всю тёмную магию, но и эту чёртову вечную жизнь. Конечно, тогда я был нескончаемо рад. У меня появилось всё, что я хотел: власть, сила, вечная жизнь и прекрасная жена Алиша Савьер. Наша семья взяла её фамилию спустя сто восемьдесят три года, когда на семью Финн объявили охоту. Каждый всенепременно хотел получить нашу силу. Мою силу. Впоследствии, люди научились делать то, что сделал я. Они проводили кровавые ритуалы, приносили жертвы, получали магию, зачастую бессмертие и силу, которая стала передаваться из поколения в поколение.

– То есть у Рагиро… – нахмурившись, заговорил Эйлерт, не спуская с Райнера глаз. – У Рагиро тоже есть эта сила, верно?

В это было сложно поверить. Всё сказанное звучало странно, пусть и не совсем невозможно. Но Райнер не был похож на человека, который мог бы шутить на подобные темы в подобной ситуации.

– Конечно, была. Его родители – прямые потомки мои и Алишы, – его голос прозвучал более расслабленно, но он сам до сих пор выглядел напряженным и раздражённым. – Я не знаю, мог ли он тогда выжить, Эйлерт, так что ответить на твой вопрос тоже не могу. Шансы выбраться оттуда у него точно были, а как оно случилось на самом деле, я не имею ни малейшего понятия.

Они замолчали. И в этом молчании переплелось отчаяние вперемешку с надеждой, тоска по прошлому, граничащая с сожалением, осознание собственных ошибок и невозможность их исправить. Они оба почти физически ощущали, каким тяжёлым стал неосязаемый воздух.

– Райнер, – шёпотом позвал Эйлерт. Райнер бросил на него слишком резкий, ожесточённый взгляд. – Кем он был для тебя?

Он – конечно же, Эверетт. Уточнять не нужно. И Райнер, и Эйлерт понимали это, как и понимали ответ на вопрос. На секунду Лерту показалось, будто бы Райнер захотел убить его.

– Не лезь не в своё дело, мальчишка!

Эйлерт в ответ лишь опустил глаза. Разговор был окончен. Не только потому, что Райнер рассказал всё, что должен был рассказать, а ещё и потому, что ни один из них не был в состоянии его продолжать. Они вышли из мрачного холодного помещения. Лерт в знак благодарности слабо улыбнулся уголками губ, кивнул и медленно направился в обратную сторону, оставляя Райнера наедине сего безумными мыслями.

– Эйлерт! Если он действительно жив, найди его и спаси, – напоследок бросил Райнер ему в спину.

Когда Эйлерт вернулся в порт, в кармане плаща он обнаружил кольцо на цепочке и сложенный клочок бумаги. Развернув его, он прочёл: