Читать книгу Световид – хранитель света. Боги и духи славян - Любовь Сушко - Страница 3

Так во тьме все и зарождалось на земле, в муках невероятных пробивалось. То ту, то там стали появляться неведомые звери и птицы. Они подавали голоса, пролетали где-то близко, стараясь за ветрами буйными угнаться. И только разглядеть их пока невозможно было, и некому разглядывать. И каждый день был похож на глухую ночь в ту пору. На земле или под землей находилось все живое, – этот никто знать не мог. И вдруг появились невесть откуда двое.

И первым был ни кто иной, как Мефистофель, стащивший с Олимпа огонь – несколько угольков и несший их осторожно в лукошке. Рядом с ним шагал огромный черный Демон, которого он случайно встретил в горах, когда сюда добирался. Мефи на него просто наткнулся в кромешной тьме и решил взять с собой. Только уже успел о решении своем пожалеть, потому что кроме нытья, проклятий от спутника своего неутомимый бес ничего не слышал. Он понял, отчего тот нигде: ни на небесах, ни на земле долго задержаться не мог – кто же такое занудство от такого могучего детины терпеть станет

Так и шли они вдвоем. И думал бес только о том, в каком месте лучше угольки ему оставить, чтобы как можно больше света от них на землю падать могло. Пусть пока немного его будет, но если не погаснет, а разрастется он со временем, то и перемены наступят большие, и отступит тьма навсегда. Решение пришлось принимать самому, Демон не был ему в том помощником. Ничего он не понимал, и решать ничего не хотел.

– И согласился же я с тобой в эту темень отправиться, – ворчал между тем Великан, – и какой черт занес меня сюда. Сидел бы на горах своих снежных и в ус не дул, а тут, надо же было так опростоволоситься, так поддаться твоим обещаниям несбыточным.

Бес не помнил, чтобы он его уговаривал и что- то обещал. Наоборот, он сам, не раздумывая, бросился за ним, как только узнал о том, куда тот направляется, и обрадовался первой живой душе, пусть и душе бесовской, но что об этом было теперь говорить?

Бес молчал. Он хотел посмотреть, насколько у того запала хватит, и сколько он один проговорить сможет. По всему было видно, что говорить он может очень долго. Но он отключился и размышлял в это время о своем. Демон не видел его и не мог знать, что тот его не слушает особо и слушать не собирается.

– Зачем тебе это нужно, – донеслось до беса со стороны Демона, – пусть тьма тьмой и остается, тебе – то какая разница?

Но, видя, что бес не отвечает, и разговора давно не поддерживает, он начал злиться по-настоящему

– Какой интерес оставаться здесь, когда мир во тьме и ничего разглядеть нельзя, – подал он голос.

Наблюдать, подслушивать, – всегда было его самым любимым занятием, и он не собирался себя лишать такого удовольствия.

– Не было печали, не видишь, и делать ничего не надо, а так невольно придется за что-то браться, а оно тебе надо? – стоял на своем Демон.

– Мне надо что-то делать. Может быть, это хлопот мне и прибавит. И насобираю неприятностей на голову свою, только у нас с тобой впереди бессмертие. И не мешало бы хоть как-то развлечься. А среди людей и время незаметно течь будет. И самому можно каким-то делом заняться, – предположил он, уверенный в своей правоте.

Демон знал, что бес прав, впрочем, как и всегда, но что- то подсказывало ему, что неизвестно, как там все еще сложится. А к тьме они привыкли и ни о чем особенно не волновались больше.

И в тот самый миг, словно отвечая его помыслам, огонек в корзине, от порыва ветра стал быстро гаснуть, бес закрыл его собой, понимая, что возвращаться назад и снова столкнуться с суровыми богами, в его планы не входило. Кто знает, пройдет ли все на этот раз так гладко, как тогда. И он не подарит свет этому миру. А тьма должна отступить, и сотворит это он.

Мефи резко остановился, чтобы не позволить ветру совершить свое черное дело, и послал Демона набрать веток с деревьев, чтобы можно было поскорее разжечь огонь, и новых головешек наделать. Он упрекал себя за страшную беспечность, – давно надо было обо всем позаботиться, тогда не пришлось бы так суетиться.

Тот побрел прочь, на что-то натыкаясь и ворчал при этом без умолку. А бес оставался в полном одиночестве. Это его не особо расстраивало – можно и передохнуть немного и побыть в тишине.

Он ощутил себя творцом и почти Богом, хотя, что они своими руками сделали – эти всемогущие боги. Если бы не было рядом таких, как он, совсем туго бы им пришлось, тогда бы еще посмотреть надо было, кто творец и кому следует почести приносить и жертвы творить.

№№№№

Бес очнулся в тот миг, когда мимо пронеслась какая-то огромная черная тень. И Демон где- то во тьме отпрянул от нее.

– Дьявол, – завопил он, – кто это тут шастает?

Бес понял, что в тишине ему удалось побыть недолго. Но он научился не обращать внимания на него. Он стоял на том же месте, радуясь тому, что все ему удалось, и он заслонил огонь от ветра.

Они пошли дальше, когда отполыхал огонь, и число угольков в лукошке прибавилось. Но во второй раз налетел ветер, откуда не возьмись, и снова пришлось защищать завоеванное. И снова взвыл Демон:

– Зачем ты его бережешь, пусть погаснет и дело с концом.

– Я не хочу оставаться в бесконечности и в бессмертии без богов и

людей, а ты можешь делать все, что хочешь, только меня в это не впутывай.

Он поражался его занудности и тупизне, словно ребенок неразумный был в тот миг перед ним, а не здоровый детина. И все же он почувствовал, что терпение спутника его на исходе, и как-то поспешно замолчал. Ни у кого, а у беса точно, терпение не было бесконечным, а он привык к его обществу, и оставаться одному совсем не хотелось.

– Потом, когда ты с копыт собьешься, и голова твоя треснет от забот, – злорадно пообещал ему Демон, – не говори, что я тебя не предупреждал о том, что от дел твоих героических случиться может.

Кажется, в первый раз за все время он был собой доволен, и молчал почти победно. Бес усмехнулся. Но Демон не мог видеть эту усмешку, и считал, что тот начал к нему серьезно относиться.

Демон мечтал снова оказаться в горах и блуждать там беззаботно. Но он лгал себе, потому что знал, что снова вернется рано или поздно к бесу. А все оттого, что тот успел заразить его строительством нового мира, и покой его был нарушен надолго, может быть, навсегда. Он много раз мог смотаться, исчезнуть без следа, он все-таки оставался рядом, и с любопытством смотрел на то, что могло получиться у него. И сам он что-то сотворить может, чтобы хоть какой-то след, какая – то память о нем оставалась. И хотя он знал, что редко у него что-то путное получалось, но с тупым упорством каждый раз брался за дело.