Читать книгу Сиреневый туман - Людмила Андреевна Евсюкова - Страница 10

У Лизы ранней весной подошел очередной день рождения. Они с мамой Женей так привыкли друг к другу, что уже не представляли себя по отдельности. И с друзьями у девочки не было проблем. Только управятся дети в подворьях, проводят родителей на работу, и бегут на улицу. Чаще всего к реке. Там располагалась любимая поляна, где происходили все игры.

Дети играли в садовника под сиреневым кустом, сидя на поваленном бревне. Каждый назывался любимым цветком. Садовник вышагивал индюком возле них, проводя своими сложенными ладонями меж такими же ихними, вкладывал кому-нибудь листик, говоря при этом:

«Я садовником родился, не на шутку рассердился.

Все цветы мне надоели, кроме…»

И называл не надоевшее ему название. Друг, взявший в самом начале игры это название, вставал с места и становился садовником. Вроде, незамысловатая игра. Но, играя в нее, дети узнавали, кому нравятся, кому нет.

Подул вдруг сильный ветер. Он с каждой минутой усиливался, и пронизывал детей до костей. Те уже дрожали и заикались, но домой не спешили. Вдруг загонят?! Когда стало совсем невмоготу, как по команде сорвались с мест и побежали за теплой одеждой. Петька, старший из них, закричал вдогонку:

– Встречаемся тут же. Смотрите, не задерживайтесь.

Лиза заскочила в хату. И с входа позвала:

– Мама! Мамочка! На улице так похолодало, просто мочи нет терпеть..

Стоящая спиной к ней мама Женя вздрогнула, но не ответила. И даже не повернулась в ее сторону. Плечи и голова были опущены.

Тут девочка увидела на стуле в красном углу свою биологическую мать, возле ног ее стоял испуганный Лизин брат. Ничто не екнуло в груди девочки. Только появился страх: не дай Бог заберет назад. Наверное, и мама Женя опасалась этого же.

Переборов его, мама Женя повернулась к Лизе:

– Ну, что же стоишь, доченька? Или чужую тетку увидела и испугалась?!

Лиза потупилась:

– Не слепая, вижу: это не тетка, а бывшая мамка.

Она помнила это лицо в минуты радости и издевательств над ними с братом. Такое не забудется никогда.

– Почему бывшая! Мать бывает одна, и это я, – возмутилась незваная гостья.

– Есть еще одна. Вот эта. – Лиза обхватила Женю своими тонкими ручками и дрожала всем телом.– Мамочка, прошу тебя, не отдавай меня этой мамке. Она злая и ненавидит меня.

– Не плачь, доченька, ты Хмелева Лизавета Алексеевна. И никто не сможет теперь тебя отнять.

Шурка криво ухмыльнулась:

– Даже я?

– Я же сказала: никто. Мы не дадим дочку в обиду, пока живы.

– Кто это, мы? Я вижу перед собой только тебя? А где же мой полюбовник? Что-то не вижу его горемычного.

Мама Женя вздрогнула, как от пощечины:

– Это кого имеешь ты ввиду? Мужа моего что ли? Так он Родину защищает в то время, как некоторые одним местом торгуют! И нечего тут хаять его при дочери.

– Да, ладно, ладно! Как с цепи сорвалась! И не нужна мне совсем ваша Лизка, этого оглоеда хватает по самое горло, – толкнула Шурка в бок тощего и слабого сына.

Тот от толчка потерял равновесие и чуть не упал. Мама Женя успела подхватить его за руку и увидела в его глазах благодарность пса.

– Грубая ты, Шурка! Детей нарожала, а родительского инстинкта не было и нет. Не проснулся он. Или за гульками ты его не заметила. Вот чего толкаешь голодного ребенка? Он ведь и ушибиться может?!

– Не велика беда. Самой жрать нечего, а тут еще один рот просит еды…

– Ладно, Шура, деликатесов не водится, а вот что перекусить найдется, и чаем вас с дочкой напоим. Правда, Лиза?

– Угу, – кивнула головой девочка. И поплелась в кладовку за чайником с водой.

Женя рукой смела крошки с идеально белой скатерти. Просто имела привычку содержать дом в чистоте и порядке.

– Ну-ка, дочка, неси теперь из погреба хлеб, картошку и заварку. И огурцы соленые прихвати.

– Ну, вы и куркули! Сколько всякого разного к столу имеете, – потирая руки, одобрительно покачала головой гостья.

– Так мы же не одним днем живем, Шура. – ответила Лизина мама.– Еще в начале войны собрали с дочкой урожай, закрыли в банки. И вот уже третий год тянем понемногу. Много нельзя. Кто знает, сколько будет длиться это побоище?!

Хлебушек по карточкам тоже не сразу съедаем. Прячу его под замок. Выдаю себе и дочке по кусочку, лишь бы ноги не протянуть. Иногда вижу, как Лиза умоляюще смотрит то на шкаф с хлебом, то на часы. Очень есть хочется. А нельзя. Что же потом будет держать нас на этом свете?

– Откуда у вас горячий чай летом? Не печку же топите? – запивая сытный обед сладковатым чаем, спросила Шура.

– Как раз-таки ее родимую. Сама на улице за хатой сложила. Пусть неказистая, но угли долго в топке хранятся. Когда надо что-то сварить, чуть поленьев подброшу, и можно готовить пищу. А еще угли из нее в самовар положу, и вода готова в несколько минут.

На чай мы с Лизушкой траву вокруг хутора собираем. Корицу там, душицу, чабрец. Еще листья смородины, малины используем, веточки вишни. Цикорий заваришь, так вкус кофе получается. А от корня солодки сладковатым чай становится.

– А я, можно сказать, безрукая. Ничего делать не умею. Подскажешь, какие травы и где искать? А-то с такой кормежкой мы с сыном ноги скоро протянем.

– Чего не подсказать? Не чужие ведь. У всех сейчас одна беда.

А что касается умений, так ить каждому свое. Ты всю жизнь нравилась мужикам. Где пошутишь, где споешь, а где и лестным словом привадишь. А я далека от этого всегда была. Все смотрела, как сначала отец что-то мастерил, мама стряпала, потом Леша ремонтировал или строил. Кое-что в голове и осталось. Да и мамка моя работящая да умелая была. Многому научила.

Маленький братишка напихал в рот столько еды, что было трудно жевать. Лиза смотрела на него и жалела: это как надо изголодаться, чтобы бояться, что другие съедят всю пищу и он останется голодным. Если еще мамка лупит его, как когда -то ее, бедному брату не позавидуешь.

Мама Женя тоже смотрела на ребенка с болью:

– Ты, Шур, знаешь, че? Приводи малыша чаще. У нас есть кой-какие припасы. Чай, не обедняем, если с вами поделимся?!

И еще: смотрю не больно чистый сынок-то твой. Это может привести к гибели.

– Дык вода теперь на вес золота!

– А ты поступай, как мы в хуторе. Воду берем летом из речки, греем и моемся. А коль стирку затеваем, добавляем в нагретую воду вместо щелока золу из печки. Неужто никто не знает этого в вашем селе?

– Да кому мы нужны? У нас каждый за себя.

– А зимой пользуемся снегом. Набираем в ведра. Греем на печке, сливаем в таз и готово. Лиза купаться обожает. Косы у нее, видишь, какие!? Чуть не уследишь, насекомые заведутся.

– Да, волосы у нашей дочки отменные: блестящие, живые, словно и войны нет, – вздохнула Шурка.– Мать из тебя действительно вышла хорошая. Признаю, твоя взяла. Я ведь, что думала перед войной?! Неопытные, детей не имели. Через год- два назад приведете девчонку. А я еще покуражусь: взяли, так воспитывайте.

– Ну, нет. Зря так думала. Мы ведь перед тем, как смотреть дочку, все обдумали, взвесили за и против. И только потом отправились смотреть. А увидели, не смогли уйти без малышки. Сердце не обманешь. Оно говорило: ваша дочка, берите на воспитание.

Лиза не могла дождаться ухода мамки Шурки. Боялась, что та вдруг передумает и заберет с собой. Снова начнутся крики, обзывания и мордобой. Хорошее настроение или плохое, у той во всем виноваты дети. Всегда и везде жаловалась окружающим: вот если бы их не было, жилось бы легче.

Наконец, Шурка поднялась из-за стола:

– Ладно, как бы не было у вас хорошо, пора и честь знать. Я ведь че пришла? Убедиться, что все хорошо. Какая никакая, а все-таки мать. Иногда душа ноет. Хоть нечасто, но случается.

– Не переживай, подруга. Все у девочки есть. Сыта, одета, обута. И ухожена. И любим, как родную. Без нее уже и жизни не представляем.

– Что ты все мыкаешь. Одна ведь лямку тянешь. А Лешки-то нет, почитай, больше двух лет.

– Так его нет, а в наших душах с нами. Правда, дочка?

Лиза кивнула головой и уткнулась носом маме Жене в живот.

– Он когда уходил на фронт, сказал:”– Я обязательно останусь живым ради тебя, любимая, и нашей дочери. Раз взяли заботу о Лизочке, должны во что бы то ни стало поставить на ноги. Только ждите меня».

Вот и ждем, как договорились.

– Малахольная ты, Женька. Ни одного письма ведь не было с тех пор. Так аль нет? А пуля-дура не спрашивает, кто обещал вернуться, а кто нет. Все хотят этого. Но только и слышишь бабский рев от похоронок.

– А мы с Лизой все равно ждать будем. Хоть три, хоть пять лет. Так хотим, и так будет.

Шурка пожала плечами:

– Ваше право. Молодость только угробишь, блаженная.

И ушла, таща за собой сына, как трактор борону. Тот с благодарностью и мольбой оглядывался на сестру и добрую тетю, стоящих в обнимку у калитки. А мамке Шурке даже невдомек было с нежностью посмотреть на сына.

Шурка с сыном теперь часто приходили к Хмелевым. Лиза перестала бояться, что та отнимет ее у добрых родителей. Кишка тонка, сама от голода страдает. Зачем еще один рот? Просто здоровалась и убегала на улицу. Эта женщина перестала будоражить сознание воспоминаниями. Нашлось немало более достойных внимания дел и развлечений.

У Хмелевых окотилась кошка. Лизин брат вертелся возле маленьких котят, протягивая им руки, которые те кусали, били задними ногами, но как-то не больно, играючи. Он хохотал:

– Тетя Женя, смотрите, котятки не кусают, а нежно прижимают зубами. Они мягкие и совсем не колючие.

Лизина приемная мать нежно гладила ребенка по голове. Дети ведь не виноваты, если у них не совсем порядочные родители.