Читать книгу Моленсоух. История одной индивидуации - Макс Аврелий - Страница 17

В те счастливые времена, когда родители приезжали к Бабушке, чтобы побыть с нами, начинались настоящие праздники музыки. Музыку крутили с утра до вечера, а когда родителям все это надоедало и они уходили гулять, мы с бабушкой пели ее любимые песни про растерзанную обстоятельствами любовь. Нашим детским хитом в исполнении Бабушки были «Ой цветёт калина» и еще какая то песенка, в которой были такие строки:

Девушку-колхозницу, главную героиню песни, её «желанный», судя по всему, городской малый, к финалу песни, бросает, здраво рассудив, что лучше ему поступить по совету своей деревенской возлюбленной. Поэтому песня завершается такими строчками:

Эти строчки Бабушка пела с какой-то особенной интонацией, долженствующей отразить, видимо, страдания главной героини таким образом, чтобы слушателю было понятно, что и исполнительница не понаслышке знает, что значит труп брошенной девушки в конце народной песни про любовь. Мы с братом и сестренки, принимавшие участие в исполнении песен, всегда ждали этого момента с замиранием сердца, глубоко понимая отношение бабушки к ним и их содержанию. Но особое удовольствие нам доставляло не синхронное повторение вместе с Бабушкой последних роковых слов, а возможность некоторой вариации. Поэтому, стараясь копировать Бабушку в интонации, с такими же, как у нее, полными трагизма минами мы исполняли облюбованные нами варианты развязки. Например, я пел «А на этой, на березе, трубочка висит…», а Радик пел «… тумбочка висит…». Были и еще варианты, но это уже не важно. Самым интересным была для нас реакция Бабушки: надо сказать, что у этого куплета был повтор, и если в первый раз Бабушка готова была списать наши «тумбочки» и «трубочки» за оговорку, то когда она слышала их второй раз, она легонько отталкивала нас руками, обиженно повторяя: «Идите, идите вы от меня!». Мы тут же на все голоса начинали каяться: «Бабушка, не обижайся, не обижайся, ба!», и Бабушка, конечно, прощала нас, но всякий новый раз, мы проделывали с ней тоже самое. Иногда, она отпрашивалась у нас куда-то на 15 минут и возвращалась через час повеселевшая и какая-то совсем другая. Вот тогда Бабушка брала реванш за наше святотатственное отношение к её священной песне. Видя, что наша няня навеселе, мы тотчас обступали ее и уговаривали что-нибудь спеть с нами; она не отказывалась, ложилась на кровать, по-мужски положив обе руки под голову:

– Ну, чего вам спеть?

– Бабушка, давай про берёзу! – говорили мы.

– Какую берёзу? – спрашивала Бабушка, задирая вверх подбородок. – Никакой берёзы.

– Тогда про собачку, ба – канючили мы.

– Про какую ещё собачку? – бабушка махала рукой. – Собачка-говнячка!

Эти ее рифмы приводили нас в неописуемый восторг. Отсмеявшись, мы снова начинали приставать.

– Бабушка, а про Чебурашку?

– Какую ещё Чебурашку? – снова махала рукой Бабушка.

– Чебурашку, Чебурашку… – не отставали мы, ожидая какой-нибудь очередной неожиданной рифмы. И словно отвечая на наши пожелания, Бабушка говорила, отмахиваясь от нас, как от мух, двумя руками:

– А-а, ну вас… Чебурашка-хуяшка.

Это слово из трёх букв, мы уже неоднократно слышали на улице. Помню однажды за его повторение при родителях я получил от мамы по губам, поэтому когда его да ещё в таком неожиданном прочтении произносила наша Бабушка, рифмуя с именем нашего любимого мультгероя, мы начинали просто визжать от восторга, и Бабушка получала новые призовые баллы в нашем отношении к ней, как к своей… Помню, однажды, когда мы уже жили отдельно от Бабушки, я поймал себя на мысли, что мне не хватает ее общества на столько сильно, что если бы мама отпустила меня жить к ней, то я собрался бы в ту же секунду. Но уйти жить к Бабушке, отпрашивался не я один. Нашу тоску по ней Бабушка как будто чувствовала и тогда вдруг появлялась на пороге нашего дома. Мы, как прежде, усаживали ее на диван, устраиваясь поудобнее рядышком с ней. Погладив нас по головам, переведя несколько раз с шумом дыхание, Бабушка вдруг тихонько чуть ли не шепотом запевала свою «Березу». Она знала, что мы ждали этого, она знала все о нас всех и о каждом в отдельности. А эта песенка была ее ненавязчивым напоминанием, о том времени, когда нам казалось, что нашим главным взрослым, нашим папой и мамой была она, наша «Баушка».