Читать книгу Моленсоух. История одной индивидуации - Макс Аврелий - Страница 26

Наши с Радиком первые музыкальные впечатления в новом доме были ожидаемы и прекрассны по форме и содержанию. Ведь это был сам Поль Мориа. Лаконично названный «Оркестр Поля Мориа», это был второй диск маэстро, выпущенный к тому времени фирмой «Мелодия» по классическим законам «пиратства», это когда ты выпускаешь диск любого понравившегося исполнителя, на котором сможешь заработать, только никому не говоришь о том, что у автора ты разрешения не спросил. Просто выпускаешь и всё, потому что ты просто никого и ничего не боишься, либо потому, что, как в нашем случае, дело происходит в СССР, ну и в любом случае в РОССИИ, и тебе просто по барабану.

Будоражащие воображение мелодии с легендарного диска доносились из маминой комнаты, когда мы занимались своими делами в детской. Вообще приятная, но несколько замедленная и умиротворяющая музыка не очень трогала нас с Радиком, но случай Поль Мориа был исключительным явлением. Был и ещё один немаловажный момент, сыгравший не последнюю роль в нашей любви к лирической музыке, исполняемой эстрадным оркестром под руководством гениального Поля. Дело в том, что это было время, когда мама всё ещё не подпускала нас к проигрывателю, считая нашу парочку чем-то вроде домашних вредителей, и мы не имели возможности слушать то, что хотим и когда хотим, проще говоря, выбирать.

ЕМ: 32. Paul Mouriat «Classical Gus».

Поэтому, когда мама заводила диск Поля Мориа над бурными водами наших игр, мы бросали игры и бежали в её комнату. Так постепенно мы прониклись этой вовсе не детской музыкой. Со временем мелодии с диска стали так сильно трогать нас, что под некоторые из них мы вскакивали и начинали сходить с ума совсем как в раннем детстве под каких-нибудь «Бременских музыкантов», пока мама все-таки не выдворяла нас из комнаты. К композициям такого рода относилась в частности «Классическая разгадка», волнующая мелодия, которой нет ни на одном оригинальном диске Поля Мориа. Зато на советский диск благодаря энтузиазму расторопных парней с «Мелодии» она благополучно попала с «Gone is Love» – диcка, записанного французским оркестром специально для США. Автор великого инструментального хита «Classical Gas» Мэйсон Уильямc (Mason Williams) подаривший в 1964 г. миру эту мелодию был американцем. Этому обстоятельству мы обязаны радости от этой потрясающей музыки. Что бы ни было выше сказано о мамином отношении к нашему меломанству, именно благодаря ей в новом доме продолжали появляться новые пластинки. Так что хотела мама того или нет, но она расширила список возбуждающих средств, из-за которых все вечера напролёт мы с Радиком, а затем и девочки проводили у проигрывателя, чтобы, внезапно вскочив, все разом исполнять свои невиданные танцевальные па. К таким композициям наряду с «Классической разгадкой» можно отнести: «БАМ» и «Раненный в 73-ем» Дина Рида (Din Reed), «Бананы» ABC[19], «Глупая красавица» Шарля Азнавура (Charles Aznuvuhre), «Я весь в огне» Алекса Сельвани (Alex Silvanni), «Сердце» Оркестра Саши Субботы (Sasa Subota) и т. д. При чём большинство настоящих наименований этих композиций, я узнал совсем недавно, когда стал искать и находить пластинки своего детства.

Итак, лет до семи, мы довольствовались тем, что в дом приносили родители и тем, что удавалось выхватить в какой-нибудь телевизионной передаче. Репертуар домашней музыки дошкольного периода мной был уже более-менее описан, что же касается музыки начально-школьного периода, то в начале 80-х продвинутые ученики начальных классов в моем городе слушали дефицитные пластинки фирмы «Мелодия» ABBA, Boney.M, сборники итальянской эстрады (хотя, я подозреваю, что были и такие, кто слушал фирменные диски). А, например, продвинутые ученики, скажем где-нибудь в Англии слушали NWOBHM[20]. Зато в далеком казахстанском Есиле в это время остальные непродвинутые ученики начальных классов слушали то, что слушали их родители.

ЕМ: 33. ВИА п/у Саши Субботы «Сердце».

К этим остальным можно отнести и меня и Радика и Киру. Вообще, слова «Продвинутый» тогда не было, вместо него использовалось схожее по значению слово «Современный». И это было правильно. Так как если у тебя есть современные диски, значит, ты слушаешь современную музыку, значит ты современный чувак. Это же касалось одежды и всего остального.

Так вот всё современное и это самое остальное в нашем городе было у партийных функционеров, государственных служащих на руководящих постах и торгашей, все же кто вышеперечисленными деятелями не являлись и не были их детьми, довольствовались тем, что они могли купить в советских магазинах. Это они носили, ели, читали и слушали. А слушали они, то есть мы то, что всегда можно было найти на прилавках фирменных магазинов «Мелодия». Поэтому, хотя мы, дети Кровнины, и не могли пока что наслаждаться музыкой дефицитных мелодиевских: Silver Convention, Stars On 45, Eruption, Ottavan, Space, Baccara, The New Seekers, Santa Esmeralda, Uriah Heep, Dourly Family, Manfred Mann's Earth Band, Arabesque, Mungo Jerry, Bee Gees, Diana Ross, Adriano Chelentano, Amanda Lear, Gloria Gaynor, Elton John, John Lennon, Paul McCartney, а также упомянутых ABBA, Boney.M[21](это те, о ком я знаю), зато мы заслушивались доступными каждому, но не всем интересным мелодиевскими же «Тич-Ином»(Теасh In), «Серединой Дороги»(Middle Of Road), Луи Армстронгом (Luis Armstrong), Лайзой Минелли (Lisa Minnelli), Анри Серока (Henry Seroka), Томом Джонсом (Tom Johns) и теми, кто был назван выше среди наших любимчиков.

У всех этих товарищей, некоторые из которых были не очень-то известны тогда и совершенно забыты теперь, была своя фишка. Все они любили взять пару горячих, или теплых западноевропейских хитов, переколпачить их по-колпаковски (приемлемо для «социалистической» цензуры) и впендюрить в свой диск, затем любезно выпускавшийся на «Мелодии». Эти фишки развивали в нас способность творчески, с юмором и фантазией воспринимать действительность. По этому самым интересным из некоторых я все-же уделю немного внимания. Например, ВИА п/у Саши Субботы (далее «ОСС») это югославский поющий оркестр, но поющий чуть ли не на пяти языках. И если английские или французские слова мы как-то различали благодаря многочисленным сборникам фирмы «Мелодия» называемым просто «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», то словенский или сербско-хорватский мы никак не могли различить. Подпевая словам наших любимых песен мы пели так, как слышали. Поэтому у нас были хиты которые между собой мы называли, например, «У блоха нет хвоста» («Ты не знаешь дом, в котором он живет»), «Оразон, менки расон» («Сердце») и т. д. Но мы тогда еще не знали, что подобная практика «антитранскрипций» или «абсурдопереводов» имеет место и в среде взрослых меломанов, причём к песням на английском языке (позднее мы ещё упомянем о некоторых таких шедеврах вольного перевода). Эта музыка, говоря тем языком, была несовременной, зато когда мы чуть позже стали слушать современную музыку, у нас была фора перед нашими ровесниками и теми, кто старше.

Итак, никакой другой музыки, кроме пластиночной, мы, несовременные ученики начальных классов услышать не могли еще и потому, что все другие классы, начиная с четвертого, учились в другом корпусе и в другом квартале и по понятным причинам пока их музыка была нам неизвестна.

Однако, за полгода до того, как мы вступили на вожделенную территорию корпусов старших классов, в нашей детской меломанской эволюции уже произошли значительные сдвиги. Мамина подруга Оксана Филиппенко, на аппетитную попку которой мы с Радиком вроде как даже имели виды, притащила в наш дом магнитофон-бобинник «Электроника №…».

ЕМ: 34. Zodiac «Пасифик».

Первое, что мы там услышали, была до боли знакомая, очень чёткая и ритмичная музыка, звуки которой навевали воспоминания о детстве, космосе, вертолётах, вращающейся трубе и т. д. «Спортлото!» Воскликнули мы. «Нет, – сказала мама – это группа Зодиак». Это была первая в моей жизни музыкальная идентификация, когда, наконец, с милой душе мелодией устанавливалась какая то связь. В дальнейшем прочная нить, рано или поздно приводившая неминуемо к мелодиям которых я искал. Теперь я знал первое имя – «Зодиак». Понятно, что магнитофон ненадолго, но я как-то интуитивно догадывался, что музыка сначала помещается на диск, а затем попадает в магнитофон. Это вселяло в меня надежду, что диск будет найден. Однако в случае с «Зодиак», как и ещё с некоторыми композициями, явно просматривался перст судьбы. Но так было в одном случае из десяти, а во всех других случаях я ходил по друзьям знакомым меломанам, магазинам грампластинок, студиям звукозаписи и напевал продавцам увековеченные в моей памяти фрагменты когда-то услышанных мелодий. Таким образом я нашёл многое и об этом тоже расскажу, что удастся вспомнить, но ещё множество мелодий, слышанных мной в те годы и во все последующие, так и остаются за семью печатями. Ведь это была зима 1983-го и в музыкальном мире уже произошел, электронно-технический переворот. В конце семидесятых Kraftwerk вовсю работала с компьютерами, пока за «Pentium № 1» не пересели все электронщики. В 1983 году в мире появился первый семплер, и его приобрел не кто-нибудь, а Ральф Хюттер – второй Главный Робот Планеты. Разумеется, этот семплер сразу очутился в студии Kling-Klang. Так началась работа над первым в мире и в электронной музыке в частности, альбомом («Electric Cafe»), на котором звучат слова «Techno-pop», он же стал и первым «techno-pop» альбомом в истории музыки. Сначала диск так и хотели назвать «Techno-pop», потому что в Kling-Klang это слово заменило все остальные определения того, что Kraftwerk называли своим стилем. Однако чуть позже критики назовут стиль этого альбома электро, причём «Electric Cafe» навсегда останется эталоном стиля. Что же касается стиля техно-поп, то всё чаще этим словосочетанием определялась в прессе музыка так называемых «Нео» или «техно-романтиков», тех же Depeche Mode. Совсем скоро термин «Техно», станет названием стиля музыки нового поколения. Еще за два года до выхода «Electric Cafe» в 1986 году (выход «Electric Cafe» был задержан на два года, он был записан в 1984-ом) один большой поклонник Kraftwerk в Детройте Хоакин Аткинс (Juan Atkins), участник группы Cybotron (у этих ребят вышел прославивший их сингл «Clear», по аналогии с «Electric Cafe» его стиль можно было бы определить как techno-pop, здесь Аткинс использовал семплы Kraftwerk), в 1984 году выпустил синглы «No UFO's» и «Night Drive». Синглы имели успех, и критики назвали все это великолепие «детройтским техно». Затем, такая музыка стала появляться всюду, и географическое определение за ненадобностью отпало. А так, как подобную музыку можно было делать дома, вооружившись компьютером и синтезатором, мир получил новый культурологический феномен под названием Хаус («House», с англ. – дом). То есть музыка, сделанная дома. Хаус же создавался специально для рейвов. Так во второй половине восьмидесятых уже зародилась рейв-культура. Танцы всю ночь, наркотики и техно на уровне громкости двигателей реактивного самолета.

Но это «у них». В те времена четко разделялось «они» и «мы», «ихнее»-«нашенское». Так вот творение Zodiac «Disco Alliance» было, как это ни парадоксально, ихним нашенским. Попробую объяснить, но начну с собственно музыки.

Кроме незабываемых, космических тем, магнетически действовал качественно отличавшийся непривычно насыщенный обертонами звук из динамиков магнитофона. Хотя дело было не только в магнитофоне, а в том, что сам материал пластинки был феноменален с многих точек зрения и уникален сам по себе благодаря некоторым факторам, о которых я позволю себе бегло обмолвиться. Во-первых, диск был записан в Прибалтике, в Латвии. Все эти Прибалтики, и бывшие как раз странами Варшавского Договора были тем самым «Советским Западом», в таком качестве известные очень немногим. Благодаря географической близости к Европе у Яниса Лусенса (Janis Lusens) сотоварищи был доступ к новейшей для тех времён звукозаписывающей аппаратуре. Справедливости ради надо сказать, что Ленинградское отделение фирмы «Мелодия» выпустила диск на территории СССР лишь в 1980 году, тогда как материал был записан и вышел в Латвии еще в 1978 году. Кроме того, что весь диск записан с привлечением лишь одного синтезатора, а именно «ARP Omni», а звучал диск как стопроцентная первосортная электроника (в те-то годы!). К вящей славе Zodiac надо сказать, что кроме их альбома, в 1978 в подобном стиле было записано всего с десяток пластинок. Интересно, что все достойные внимания в смысле навороченных аранжировок и незабываемо симпатичных космических тем мелодии были сделаны во Франции. Это Rockets «On The Road Again» (1978) и три диска у молодого да раннего «Экама» Дидье Маруани (Didier Maruany), создателя и композитора Space: «Magic Fly»1977, «Deliverance» 1977, «Just Blue» 1978. Однако стилистика альбома Rockets «On The Road Again» всё-таки ближе к краут-року, чем к электро-поп или диско. Space – это единственный проект, игравший так называемое «спейс-диско» и собственно ставший в некотором смысле прототипом Zodiac. И все же лишь «в некотором смысле», так как Space это именно классические лекала «спейс-диско», а музыка Zodiac нечто большее, нечто стоящее как раз на границе спейс-диско и краут-рока. ЕМ: 35. Zodiac «Зодиак». Поэтому «Disco Alliance» звучит загадочнее и богаче и содержит куда больше свежих идей, чем альбомы французских коллег по цеху. Чего стоит только открывающая диск магнетическая пьеса названная просто «Зодиак», до которой, по мелодизму и техничности аранжировки не дотягивает ни одна композиция французских проектов, тем более французы бледнеют, когда звучат зодиаковские электронный рок-н-ролл «Рок на льду» и незабываемая баллада вселенского умиротворения «Альянс». Кроме того, не стоит забывать какая студия и какие синтезаторы были у Маруани (например, один из первых в мире многоголосый «Roland» с функцией квантизации). В любом случае пластинка Zodiac «Disco Alliance» стоит особняком от всех вышеперечисленных и неперечисленных работ. Так как это, прежде всего, великолепная, неожиданная для того времени музыка, сделанная с максимально возможным использованием имеющихся более скромных чем у зарубежных собратьев технических средств. Я до сих пор с замиранием сердца слушаю «Disco Alliance», а в особенности ту самую открывающую диск тему. А недавно (это вторая половина первого десятилетия нового века) «Зодиак» со мной слушали несколько совсем молодых людей.

Так вот, мало того, что во время музыки никто не издал ни звука, так еще в конце, там, где начинает выходить на передний план главная тема утопленных в туманности Андромеды синтючных скрипок, все вдруг как по команде стали подпевать, пока наш хор не превратился в настоящее космическое крещендо. Лучшая проверка качества музыки – время. Теперь представьте, что происходило тогда с двумя десятилетними мальчишками, влюбленными в музыку, выросшими на фильмах вроде «Большого космического путешествия», «Через тернии к звездам», «Москва-Кассиопея» верящих, что Гагарин жив, да и вообще, (и в этом мы были не особенно оригинальны) мечтающих однажды одеть серебряный скафандр, сесть в ракету и полететь в космос к другим мирам. Тем более что я, в отличии от своего брата свято верил, что на землю меня доставил экипаж одного из космических аппаратов пришельцев, в раннем детстве напоминавший мне вертолет. Это была моя музыка во всех смыслах этого слова. Это был поток космической гармонии, сотканный из тех самых атомов из которых был соткан я сам, это был пульс моего сердца и это была моя тайна. Уже тогда мне было хорошо известно, что пытаться объяснить Радику, Кире, Эле, родителям и вообще кому угодно, чем для меня является эта музыка, бесполезно. Бесполезно постольку поскольку и вообще лишено практического смысла. Но главное, бесполезно потому, что объяснить суть подобной сокровенной сердечной тайны природа, которой начинается в физике, но является метафизической по определению, невозможно среди домашних своих. И даже обладай я уже тогда арсеналом слов, которым орудую сейчас, у меня ничего бы не вышло, ибо, во-первых, каждый уверен в своей исключительности и следственно в уникальности своего восприятия вещей, а во-вторых, уверен, что ближний, живущий с ним в одном доме жизнью одной семьи, не может быть более богат духовно, чем и вся семья, иначе почему же в известном месте все вдруг начинают одинаково неприятно пахнуть. Это так, и пусть так. Но я видел, что ни Радик ни кто либо из домочадцев не впадает в транс от этой музыки подобный моему, ни у кого не загораются каким-нибудь особенным блеском глаза, ни у кого не учащается дыхание, никто не закусывает губу от проникшей в душу и овладевшей ею печали, а ведь именно этим свойством наполнена эта музыка, пред нею склоняет голову праздная и лукавая человеческая природа, чтобы медленно но верно воспрявшая с духом душа взяла верх над природой естества и заставила эту природу плакать вместе с ней. Плакать не по какой-либо причине. А потому, что это всё, что остается душе в человеческом мире, – плакать от разлуки со своей подлинной родиной… Это стук, но на него не отворят вам. У каждого своя дверь и свой замок, подаренный неземной природой земной природе, замок тела, сквозь щели которого можно смотреть на свет, но этот свет никогда не согреет тебя, покуда дверь заперта. Покуда то, что кажется явью, есть сон, и проживать своё сновидение каждый должен снова и снова, каждый новый день своей жизни, время от времени припадая к замочной скважине, чтобы пытаться уловить лучи неведомого сияния, и услышать этот тревожный, приковывающий внимание стук.

На этом мы закончим историю знакомства с Zodiac на данном отрезке времени. А что касается бобины, то на другой стороне нас ждало нечто положившее начало историям несколько иного рода, и это было не менее впечатляющее музыкальное новшество. Музыка, правда, была другого плана. Она брала за самое что ни есть живое поэтому цепляла сразу. И прежде всего, дело было в опьяняющем искристом и раскованном девичьем голосе. Мы никогда не слышали, чтобы девушки так пели, да и вообще кто-нибудь. Верхом раскованности в музыке, слышанной нами доселе, можно назвать вокальную манеру солистки Teach In Гетти Касперс (Getty Kaspers), но это и рядом нельзя было поставить с тем, что мы услышали тогда. Голос был чистый звонкий он просто обжигал наши сердца, но кроме мастерского исполнения здесь была и дерзость и что-то ещё, чему мы с Радиком в те времена не могли дать никакой характеристики. Я знаю только одно наверняка, что если бы в те времена нам показали эту женщину, которая так поет, то мы готовы были бы, не задумываясь, отдать за неё жизнь. Хотя мы и не понимали в чём дело, проще говоря, «почему так прёт». Но Голос говорил с нами на языке плоти, а она, эта уже давно нецеломудренная плоть, все понимала… Это были Arabesque, a голос принадлежал молодой и безумно сексуальной Сандре (Sandra). Была там ещё пара вокалов. Однако дело всё же не только в голосе. Это была первая в нашей жизни импортная музыка, услышанная своевременно, точнее почти своевременно. То есть не через два или три года после выхода, а спустя каких-то полгода. Это была весна 1983, а диск вышел зимой в начале года. Если припомнить все что мы слышали до этого времени, то поставить рядом с Arabesque по качеству самого музыкального материала, свежести этой музыки, аранжировкам, драйву и звучанию просто нечего. Мы слушали Arabesque с утра до вечера, мы бежали из школы на перегонки чтобы усесться перед магнитофоном. Когда приходила Кира, она вместе с нами наносила урон мебели под «Ин-Фор-Пени» («In For A Penny, Out For A Pound») и песню, которую мы называли «Гугытай» (Good it Time); вещь же называлась «Billy's barbecue» но это выяснилось намного позднее. А тогда надо же нам было их как-то называть, а в этой последней песне дядька скороговоркой что-то такое похожее басом быстро так отчеканивает. Но больше всего сводила нас с ума песня, которую мы называли «Роменсен». Там пелось что-то и слышалось нам как «Хайбикроменсен» (на самом деле «Hi Midnight Dancer»). Те, кто знают о чём речь, вспоминают что делала эта композиция с молодыми строителями коммунизма в 1983, но об этом как и о самой группе в нашем городе никто и ничего не знал. К примеру, в нашем третьем «В» все думали, что мы с братом все выдумываем и никаких таких «Арабесок» и «Зодиаков» не существует. Тупое недоверие, производное от неверия, что в свою очередь всегда лишь результат элементарного невежества, хоть и раздражало нас, но, с другой стороны, мы понимали, что удостоились чего-то особенного, чего наши ровесники еще и не нюхали. Мы-то знали, что, придя домой, сначала мы погрузимся в космос Zodiac, a затем в грезы о будущей взрослой жизни, где у нас обязательно будут девушки с такими голосами. Позднее, я узнал, что стиль Arabesque называется Euro-Dance, что заставило меня, кроме всего, проникнуться к девушкам уважением.

Почему два таких стилистически разных, записанные опять же с разницей в пять лет и в таких разных странах диска оказались на одной бобине? Конечно не спроста… Это был не только Disco-Alliance, или точнее Euro-Disco-Alliance. А если еще точнее – просто наш детский Alliance с музыкой.