Читать книгу Стратегия Левиафана - Максим Кантор - Страница 12

Беда общества, посчитавшего общественную мораль тоталитарной доктриной, выразилась в том, что богатство народа передали в частные руки. Приобретение приравняли к нравственному поступку, далее все рушилось по сценарию Древнего Рима. То, что происходит с цивилизацией, заботящейся не о нравственном долге, а об имуществе, описано и Гиббоном, и Моммзеном. Само государство приватизируется (это произошло сегодня в России), и осуществляется приватизация государства ровно на тех же основаниях, на каких до того приватизировались уголь и нефть.

Протест против приватизированного государства, исходящий от «креативного класса», от тех, кто приватизировал недра земли и от их слуг, – нелеп.

Было бы интересно представить себе, как повели бы себя античные герои – Брут, Катон, Перикл – перед лицом такой беды. Они были людьми действия и решения, не трусливого и не медленного.

Вернуть приватизированную собственность обратно в общественную – трудно. Налоговая мера бессильна: налоги попадают в бюджет, где их распределяет государство, которое само приватизировано.

Вопросы, стоящие перед страной, звучат просто:

Каким образом сделать частное предпринимательство общественно значимым?

Как частное сознание собственника превратить в сознание свободного гражданина? Как сделать труд всеобщим?

Как сделать промежуточный продукт труда менее важным, нежели цель трудового процесса?

Мне представляется, что Брут и Катон предложили бы приватизацию приватизаторов.

Это не означает революцию и изъятие собственности – это означает привлечение собственников к общему трудовому процессу.

Всякий капитал, возникший благодаря приватизированной народной собственности, должен быть приватизирован как бы «поверх» сегодняшней принадлежности – причем приватизирован не одним человеком, но обществом как единицей права.

Эта вторая приватизация не отменяет первую, она накладывается сверху, для того чтобы капитал работал не на одного собственника, но непосредственно на общину.

Причем работал не опосредованно через налоги – а прямо, так же точно, как он кормит первого собственника.

Капитал должен нести ответственность за конкретные судьбы, за пенсии, образование, жилье. Следует сделать смердов собственниками собственника, хозяевами хозяев – появятся сотни тысяч людей, которые регулярно получают дивиденды от производства. Они будут владеть акциями акций, получая их по праву свободнорожденных.

Этот общественный принцип, наложенный поверх принципа частного, даст возможность людям чувствовать себя единым народом.

Акции второй приватизации будут принадлежать бабушкам и таксистам, студентам и домохозяйкам – они будут знать, что символический труд работает и на них.

Таким образом труд снова станет всеобщим достоянием и вернет себе субстанцию культуры. Надо полагать, что со временем это ликвидирует символический характер труда и позволит вычеркнуть лишние нули – но не ценой войны. И труд, и высокий досуг – все общее. Народ един, человек состоит из многих людей.

Разумеется, экономист рассмеется: Бруту и Катону объяснят с цифрами в руках, что эффективность производства от такого распределения стократно снизится. Очевидно, что собственник не будет заинтересован в таком доходе, не будет стимула отдавать распоряжения по телефону и есть бифштексы на важных встречах. Прогресс отодвинется в невообразимо далекие времена и общество будет жить, буксуя.

Пожалуй, на Катона такой аргумент не подействует.

Он скажет: но общество и так живет не ради прогресса, а ради промежуточного продукта труда, ради сегодняшнего неравенства.

Он скажет: заботьтесь о справедливости – остальное приложится.

А если вы не считаете это главным, работник госбезопасности будет «трудиться на износ», пестуя промежуточный продукт труда – насилие и власть, а вовсе не право и свободу. И сочный кащей будет копить деньги, уверенный в том, что его частные накопления – суть гарантия общей свободы. И авангардист второго помета будет развлекать богатых клиентов, считая, что представляет свободное искусство. И мещане будут сравнивать свой персональный успех с нуждами народа и говорить, что народ не дорос до понимания подлинной свободы, которая в менеджменте и лакействе.

И это нравственное уродство будет выдаваться за цветущую цивилизацию – как то уже было в гниющей Римской империи.