Читать книгу Башня левой руки - Максим Молчанов - Страница 4

Князь Владимир Сергеевич Г. рассказал эту историю достаточно интересно, захватывающи и сжато, но с упущением некоторых деталей, которые важны для повествования. И все-таки цели он своей добился, несмотря на упущение деталей мистической притчи. Елена Петровна и не догадывалась, что если человек более или менее в здравом уме, то он не сможет слушать эту притчу; он начнет плеваться и затыкать уши, чтобы просто не сойти с ума. Поэтому повествуя ее, я всего лишь очередной раз искажаю ее, тем самым теряется сила впечатления. Любая притча, которая несет откровение, дается Богом. Дьявольская притча искажает божественное откровение и опирается на чудеса, как самый главный критерий ее истинности. Ум человеческий тоже может создать неплохую притчу, но по своей сути она пуста и тлена. Дьявольская – очень близкая к идеальной, и может одурманить человека, и навсегда повредить его душу, божественная – непостижимым образом может спасти человека, когда даже сам человек уже не верит в это.

Наш Владимир Сергеевич знал силу этой притчи, и с помощью нее мог влиять на души людей, если ему нужен был конкретный человек, и он хотел видеть его в своих рядах. Главное, чтобы слушатель был один и слушал только его голос, тогда результат превзойдет все ожидания.

В Елене Петровне он почувствовал что-то такое, что позволит ей изменить этот мир. На ней была, словно печать, и видящий ее, не мог не заметить и не воспользоваться подарком судьбы. И после дух подтвердил ему, что он должен был овладеть ею, и что она уже готова к этому, стремясь к величию. Пусть будет великой.

И вот наш масон с согласия масонского ложа, решил прочитать ей магическую притчу о бунтарском духе, о гордом духе, который родился, когда выросла над землей вавилонская башня. У здорового духовного человека ничего кроме отвращения, угнетения и тревоги не вызывала бы, а у человека озлобленного и страстного, притягивала к себе, возвышала дух, давала неимоверную легкость и свежесть, и уродовало его окончательно.

У этой притчи короткий и острый, как кинжал, смысл. Но как любая притча начинается с прозаичного повествования, но по мере пересказа уводит нас в дебри такого сокровенного мира, открывающигося только тогда, когда слушатели, не видят света снаружи, а видит только внутреннее свечение. Это бывает тогда, когда кувшинка распускается над гладью пруда, золотым полумесяцем, и открывается только тем глазам, которые этого заслуживают. Человек при таких ситуациях теряет что-то ценное, свое, и приобретает что-то новое, совершенное, его сознание расширяется, выходит за свои границы. Именно тогда приходит переоценка понимания смыслов, такого универсального и понятного, что навсегда меняет вектор жизни. Под этим натиском рождаются мифы, чудесное и немыслимое, человек начинает вертеться в тонких сферах. Но это продолжается недолго, когда ты приходишь в себя, то, кажется, что пик еще не пришел, но уже ушел. И если ты не поймал за хвост это ценное, то можно уже и не искать, ты уже вышел из таинственного леса, и обратного пути уже нет и не будет, как уже не вернуться в сакральное детство – оно навсегда осталось в золотом веке.

Вот так начинаются до боли знакомые банальности.

Великий царь, а он был действительно велик, так велик, что имя некому произнести, ибо человеческая память не поняла и не удосужилась его запечатлеть в истории. Правда, официальное имя у него есть – Нимрод, но в эзотерических кругах говорят, что оно не настоящее.

Бездарности игнорируют гениев. Есть те, с кого все началось, их или быстро забывают или превозносят до небес, а их продолжатели всегда превращают передовые идеи в бесцветную бездарность. Бездарность – это рамка, которая сдерживает вдохновение художника, пытаясь придать ему некую форму, которую можно будет использовать. Ну, а если ни одна рамка не может уместить гения, то он вылетает из группового сознания в бессознательное, и бывает так, что даже в мифе данная личность перестаёт сушествовать.

Нет более гениального человека в истории, чем тот царь, создавший вавилонскую башню, тем самым он кардинально изменил мир. Никто не заметил этих фундаментальных изменений, и люди продолжали сидеть в пещере глубокого неведенья. Наш царь был именно таким, настоящим великим человеком, изменивший вектор истории. Историю запомнили, а его, как проклятого забыли.

Мы будем называть его просто царем, если для всех он так безлик; и в этой главе не будем пользоваться лживым именем, которое низвергает его до уровня тривиального исторического персонажа.

Этот царь был с детства необыкновенным, и на нем была печать невиданных чудес. Он пророчествовал, исцелял, открывал тайны природы, был дерзко умен, и имел непревзойденное обаяние. Единый народ поклонялся ему и воспевал в честь него песни. В действительности он был необычайно хорош, и любой народ желал бы получить такого правителя. Его благодеяния, как и благонравие, шли рука об руку, все любили его и боготворили. Для простого люда он олицетворял совершенного правителя, потому что он практически построил рай на земле, который со времён Адама был потерян для людей. Никто не мог противиться его умозрениям, людская душа была для него открытая книга, и читал он ее с легкостью, и так же незаметно словом мог исправить недостатки человеческой души.

Иногда было, что люди не выдерживали его слов и противились ему, но его духовная сила была настолько велика, что любое психическое сопротивление, выжигало все в душе человека. Из-за этого немало было в едином царстве людей юродивых и блаженных, но они все без исключения были счастливы и слепы больше, чем раньше.

Сам того не ведая, он достиг своего предела и дальше была пустота. Все дела были переделаны, люди были определенным образом построены – и один раз колесо жизни было настроено и пущено так, что оно больше не останавливалось, была создана идеальная система вечного движения. Все что надо прибавлялось, плодилось, увеличивалось, и создавалось, а то, что не надо нивелировалось, загонялось и если надо уничтожалось. Тогда еще особо инакомыслящих не было, все говорили на одном языке, и главное понимали друг друга – и ни к чему было мыслить по другому.

Когда пришел мудрый царь, он окончательно соединил люд в единый вектор, который назывался земнопрение. Да, и к чему бунты, когда сыт, здоров, рождаются здоровые дети, хозяйство растет как на дрожжах, народ богатеет, придумываются разные хитрости для увеселения, для занятости, и везде была полезная суета, даже остановиться было некогда, подумать, вся жизнь проходила в приятных хлопотах. Духовность тоже была в почете, жертвы приносились регулярно, молитвы читались ежедневно, благодарности всевышнему постоянны.

Повторюсь, это был рай на земле. Это был тупик из тупиков, когда нечего желать, когда каждый год оживали мифы, они проигрывались, праздновались, и снова начиналось все сначала. Все шло по кругу – сзади догоняла смерть, а впереди встречала мучительная пустота. Великий Царь лично для себя хотел решить эту проблему, он не мог допустить, что за этим ничего нет, что на этом заканчивается жизнь, именно на этом заканчивается рай земной. Не мог он смириться перед кончиной человеческой мысли, конечности существования, конечности природы, конечности понимания мира. Его чувства и разум твердили об одном, что нет конечности, одна лишь бесконечная вечность, но человек не может уместить ее в себе. Не мог, потому что он есть граница всего, даже его необыкновенный дар не давал возможности выйти за пределы, все равно он бился в ту непонятную стену. Его высокий ум искал ответы в земле, в огне, в воде, в воздухе, в металлах, во флоре и фауне, все, что было вокруг, и пытался найти ту искру, которая разгонит пустоту. Он много сделал открытий для себя, так что это еще больше обострило его способности, и он уже разбирался в полной мере тонкостях и законах этого мира, но за пределы выйти ему не удалось. Его сдерживали, и он прямо чувствовал всеми фибрами своей души; дух стремился выйти, как никогда за эти пределы своего существования.

Он часто начал воскурять ладан и другие вещества, которые могли навести на глубокое раздумье, где не было границ.

Однажды после долгой умственной работы, он усталый вышел на свежий воздух и увидел, как тучи заволокли светлое небо своей грозовой и черной пенистостью. Раздался сильный оглушительный гул, так что даже его привело в трепет, поперек неба мелькнула ужасная по своей силе молния. Это природное явление привело его душу в смятение и страх, сила неба поразила его, и здесь вектор души резко поменялся. В нем что-то нарастало и крепло, это было неясное внутреннее напряжение, которое еще не обрело форму, но уже имело силу.

Это небо покорило его, превратив его в раба. Тогда он понял, что хочет дотянуться до трона бога и увидеть, что там по ту сторону реальности. Ему вдруг захотелось соединить небо и землю в одну точку, и ничего не придумал, как возвести башню, делая дорогу к небу легкой и простой, где высокие сферы изменят тебя и мир навсегда.

В одном порыве поднял он народ и зарядил своей идеей, и только юродивый, не смотря на великий авторитет правителя, спросил:

– Небо – это же вотчина бога и людям нечистым не положено подниматься к нему. А мы все нечисты, и не нам быть в раю. Не должны мы стремиться к небу, пока ноги тянут нас к земле…

– Замолчи, несчастный! – перебил его царь. – Ты ничего не знаешь… Как тебя зовут?

Юродивый ничего не ответил, он вообще потерял интерес, как только его перебили. Царь не ждал ответа, он ему и не был особо нужен, поэтому он продолжал:

– У тебя нет имени, и у меня нет имени. То имя, которое вы знали, умрет вместе со мной в пустоте. Как вы не можете понять, что пустота поглотит нас всех, и мы опять вернемся в землю. А я не хочу идти в землю, в эту тьму, не хочу лежать в неживой твердыне, где нет воли и чувств, где нет ни любви, ни обожания. Я хочу идти к небу, я хочу, чтобы мы все жили вечно и не послужили пустоте всего лишь пищей. Мы нечисты, я не могу с этим не согласиться. Человек был выгнан из прекрасного Эдема за свои грехи, мы дорого поплатились за это, хватит страдать, хватит мучиться и терзаться, мы сами куем свое счастье. Бог не слышит нас, а может, и слышит, но чего-то ждет. Нам некогда ждать, наш век уходит, пора браться за себя, и идти в духовный мир, приобретать величие и славу. Достаточно мы страдали без него, он не идет к нам, придется нам идти к нему, и мы дойдем до него, не зря столько времени я вас воспитываю. Вы есть самостоятельная воля, и своим великим поступком докажем наше стремление к нему, что мы достойны. У нас есть желания и воля, и мы друг за друга горой, мы идем туда, куда нас не пускают. Помните всегда о той мысли, что мы смертны, рано или поздно мы все равно умрем… Нам нужно добраться до небес, ибо там есть ответы на все вопросы…

И как часто в таких случаях бывает, когда делаешь выбор, веретено судьбы запускается уже безвозвратно, во всяком случае, это было в древние времена, и остановить уже ничего нельзя. Царь понял свое безумие, но уже разбудил самолюбие и чувство всесилия в людях, их внутреннее желание познать, и выйти за рамки случайных событий, а случайны они только потому, что нет возможности объяснить их причинность. Он понимал, что никакая башня, построенная здесь, не даст дорогу в духовный мир, он запустит свои руки и омоет их там, но никогда не проникнет в своем теперешнем грубом облачении своего тела; оно не создано, чтобы там находиться, и его дар, близко подобравшись к дару Адама, не поможет ему. Тяжелые вериги на нем.

Его понимание ввело его в уныние, но механизм был запущен. Народ, как единый организм, как могучее тело, сплотилось в едином порыве, чтобы свершить грандиозное дело, которое увековечится в веках. Да, ему не хотелось уже ничего останавливать, на него напал зловредный дух. И он решил так, если я не могу приблизиться к небу, тогда я небо приближу сюда. «Если я не могу войти в тот мир, пусть тот мир войдет сюда, и служит мне, и другим людям, во имя благополучие человека. А что же бог?… А что бог, он нам не помеха, без него ничего не бывает и не рождается, но дал же он свободу человеку, сделал его не хуже себя самого, так значит, человек и его личность должны заменить бога… Богу все равно, а человеку духовный мир нужен и пусть он опустится на землю… Пусть мысль будет тверже камня, а слово сильнее морской стихии… Все для нас и нам решать»…

Как-то сразу пришло облегчение и легкость духа, которая давала трезвость и цепкость уму.

Строилась башня по спирали, ступенчато и каждая ступень обличалась в свою необыкновенную архитектурную и живописную структуру, где каждый символ хранил тайну, где каждый изгиб давал знать о смысле, где каждая форма и линия придавали отображение мифа и реальности, где материя проникала в дух. И каждая последующая ступень была выстроена в более богатую и изысканную форму, так что первая ступень имело глиняное основание, а уже на седьмом уровне преобладало золото. Строительство шло быстро, но это в принципе не имело никакого значения, когда речь идет о духе…

Дело было не во времени и не в строительстве, а у царя, как и у простого люда, внутри росла змея, ползущая по позвоночнику и твердевшая, как выжженная глина, не давая согнуться от гордыни и вызывая страшные отростки страстей, когда человек уже не владеет своей волей, а все движения производит этот змей пустивший корни и ветви, и управляющий всеми человеческими движениями.

Глаз туманился от черной дымки и тупой ненависти и злобы, пока он не осознавал трагедии, потому что неожиданно отупел и потерял свою прозорливость, ум и сердце, но не осознавал этого. Он становился с каждым днем мрачнее, а под губой появилась глубокая морщина ожесточенности.

«Вот она строится духовная иерархия на земле, – восторженно думал он. – Это первый шаг к победе человека над своей природой».

После долгого созерцания этой башни ему пришла еще более безумная мысль, что надо призвать духов к этой башни, заручиться их поддержкой, когда духовные сущности поселятся здесь на земле, дверь будет открыта на небеса, и сотрется та несправедливая граница.

Его глаз проник по ту сторона мира и нашел их, они были повсюду, и его мысль и слово прорвались туда, и они услышали его и пошли за этим голосом. Но им трудно было найти его, и тогда Великий Царь забрался на недостроенную башню и звал еще более усиленно. Неожиданно небо покрылось тучами, и снова прогремел гром, пробежала молния, как тогда, когда он решил возвести башню. И появилась, завертелась воронка в небе, открылась дверь, и духи медленно поползли к нему.

«Наконец-то», – шелестели их мертвые голоса.

Он был заворожен ими. Видел их усыпляющий танец, предвещающий все блага и желания, к которым так стремился и о которых так мечтал. Раздался оглушительный гром, и он был так близко от него, что волосы его встали дыбом. Он отскочил в сторону, земля затряслась, потеряв равновесие, сорвался и полетел вниз.

Это было самое долгое падение и судьбоносное. Духи закружились вокруг него и смеялись над ним, для них он был смешон, и почему-то это удивляло его.

– Бедный, бедный царь, правил всем единым миром, а теперь умрешь от своего высокомерия, потому что захотел взглянуть туда, куда запрещено заглядывать. А ты всего лишь был несосредоточенным и недальновидным, как ты мог… Человек стал слаб и немощен, это нам на руку, чтобы бороться с ним… Он всегда был слаб, это бог его оберегал.… А теперь у человека есть выбор быть свободным человеком самому по себе и быть свободным с богом… Интересно, что он выберет… Своя шкура ближе к телу, хоть в ней и жарко… Хи-хи… Что выбираешь – смерть, а потом еще одну смерть, но уже вечную или… Или ходи среди нас неприкаянным демоном, свободным и страждущим, убийцей и хитрецом, которого нет на свете… Мы будем тебе благодарны, только благодарность наша будет в гибели… Мы обманщики и убийцы, и нам бессмысленно врать тебе, когда ты перед смертью… Ты не сможешь избавиться от нас… Соглашайся, мы дадим тебе много чего, к чему ты всегда стремился… Ты не будешь ни в раю и ни в аду, но будешь мучиться всегда… Будешь бесом бунта… Если уж создал башню, так будь теперь ее рабом… Ты создал иерархию на земле, так набирай же новых адептов… Твое дело власть на земле… Согласен?

Он хотел сказать: нет, и закрыл лицо ладонями. Но вместо нет, его губы дрогнули и произнесли:

– Да… Я согласен…

А земля уже была близка, вот он уже видел деревья вокруг домов, и снующихся людей.

– Я готов быть духом лжи и убийцей! – завопил он, теряя полностью себя, и облик его тут же поменялся.

– Тогда забудь, кем ты был и чем ты обладал, больше нет у тебя имя земного… Ты всего лишь крамольный дух и больше ничего… Ничего нет, и сам ты не существуешь… – И последние слова демонов неслись издалека эхом.

Царь летел вниз, закрыв лицо руками, чтобы не видеть ужаса смерти. Как все в один момент он потерял из-за своей глупости. Неимоверный страх обуял его, потому что не знал, что с ним теперь будет, все знания и предания были уже не нужны, у него своя судьба, и она страшна, как вечная казнь. Что там будет? Он словно никогда не чувствовал бога, да и что-то умерло в нем, было вырвано, он теперь и не знал, вообще он существует или нет… Все условно, ничего не стоит, все смерть и вечная казнь и мучение… Все под одним гнетом и огнем, и он загнал себя, под чью-то страшную пяту.

Все эти мысли ничего не стоили, перед тем ужасом, от которого он хотел избавиться, и отдал бы все на свете, только отдавать было уже нечего.

И он упал о землю, и тело его разлетелось на миллионы кусочков, а потом миллионы кусочков разлетелись еще на миллион, и превратились в пыль, разметаемой поднявшейся бурей. Никто не мог похоронить его.

Ударила молния, до того сильная и мощная, что всех людей, которые собрались вокруг башни, ослепило. А сама башня была смертельно пронизана на две половинки. Одна сторона полностью рухнула, и прямо на людей, другая половина неуверенно продолжала стоять, и чья-то невидимая рука всеми силами продолжала ее поддерживать.

Очухавшись от вспышки, они словно взглянули другими глазами на весь этот мир, и в голове он сложился совершенно по другому, никак раньше. Каждый взглянул на своего товарища, как будто первый раз видел. Один открыл рот, второй, третий – стало ясно, что каждый из них говорит на непонятном языке, который раздражает своим диапазоном, выговором и своей уникальностью, но особо раздражало непонимание. Они морщились, смотря друг на друга. Единство рухнуло, и кто смог понять друг друга остались вместе, а кто не смог – разошлись, чтобы не слышать чужой мысли и чужих слов, и не рождать распрей, ведь земля большая для всех места хватит. Кровь родства исчезла, словно ее и не было никогда, теперь родство от слова и мысли.

Больше никому не нужна была башня, соединяющее небо и землю. Осталась лишь смутная ностальгия и воспоминания об Эдеме, о рае небесном, и о Вавилонской башне, как о рае земном…

Духи кружились вокруг башни по спирали, как завороженные, и говорили:

– Ты будешь ходить, пока стоит сторожевая башня… Она будет сторожить людские души, чтобы не ушли они в небо, к богу… Будешь ходить по земле, пока не рухнет башня… Будешь ходить и сеять смуту… Иди и сей, ты клеветник и убийца… Не смотря на это, ты будешь сердобольным, гуманным и естественно гордым… Иди…

В один момент, что рассыпалось на миллион песчинок, снова соединилось в целое. Он не походил на дух, он был настоящим человеком, из плоти и крови. Его немного потряхивало, и он весь сжимался, словно от холода. В один момент он укутался в плащ с длинными рукавами, и подол касался земли, а само лицо было спрятано под глубоким капюшоном.

Через какое-то время он сбросил терзающий холод, и пошел к людям возбуждать в них гордость и смутьянство, и необязательно это будет под личиной злобы, но с милой улыбкой, с открытым лицом и с честными глазами.

Сначала он вселялся по одному человеку, но потом понял, что его частичек как песка в пустыне, и он может прибывать в большом количестве людей. Проникать в их души, и в душах братьев Иосифа побывал, и в душе Соломона похозяйничал и ко многим другим заходил на блины….

На этом притча заканчивалась и начиналась, когда цепь рвалась, и иносказание вливалась в нашу жизнь. Дух давно стучится в жизнь людей, пробивается и очень хочет попасть в твердый мир…

Долго его дух гонялся ветром, песчинки его гордой души долго метались по всему миру, забивая душу своим грехом, возбуждая в них непокорство и высокомерие, жестокость и ненависть, иссушая живительную влагу души. Но однажды пришел богочеловек, и резко поменялась человеческая эпоха. Теперь уже нельзя было делать, что ты хочешь, и быть безнаказанным, к тому же духи стали уязвимы перед его именем, вызывая жгучую ненависть в их черной закрепощенной натуре. От его присутствия даже вавилонская башня затряслась, чуть не рухнула вся иерархия. Ему надо было срочно укрыться в каком-либо человеке, который подходил бы по всем параметрам, и он нашел такого человека, который ему понравился, потому что он узнавал в нем себя. Как он противился апостолам, как его доводы были колки, резки и прекрасны, в них раскрывался острый ум и потенциальная духовность, что позволяла ему прикасаться к вечному миру.

Как его дух ликовал, когда тот одобрил убийство Стефана, он мог войти в него и руководить его бунтом против бога, ибо он был отмечен Христом. И был раздосадован, когда он увидел Христа, как сердце предало его и пошло на свет, и как он крестился и прозрел. Ему пришлось отделиться. Того нарекли Павлом, но дух бунта не хотел подчиняться, и взял часть его и оставил его имя до крещения – Савл. Он преследовал Павла, намериваясь убить. И он убил его, устами Нейрона приказал убить Павла, и он же занес меч над его головой и срубил ее. Но прежде, чем умертвить его, он видел, как тот смотрит на него, огонь в глазах, прожигающий все вокруг, видя сердцевину и истину. Жгучий взгляд, чего-то непонятного, он казался неприятным и суровым, но на самом деле в нем была переисполнена нечеловеческая любовь. Вместо удовольствия, дух получил лишь страх и брезгливость. Дух башни хотел выпорхнуть из тела палача, но не смог, что-то его приковало к телу, и ему пришлось умертвить себя и почувствовать ужас умирания грешника. Он еще долго содрогался при этих воспоминаниях. Но сеять боль и смутьянство он не переставал, а сеял еще более рьяно, словно хотел отомстить за все страхи перед крестом, перед куполами, перед церковью, перед заповедями и добродетелью.

Со временем он находил людей себе, в которых жил, потому что нравилась ему душа, убранные покои человека. Очищенная душа, но не чистая, давало ему покой, хотя свои пакости не оставлял, и от своих проповедей не отказывался. Как только он уставал от вялотекущего покоя, он доводил своего носителя до безумия и духовной злобы. Особенно ему нравились те люди, которые свою никчемность, напыщенность, гордость, ненависть и безбожье, прятали под такими качествами, как любовь к людям, самопожертвование, сочувствие, стремление к свободе человека и ко всему светлому и доброму. Это приводило его в восторг, и к такому экстазу, который был неописуем, к такому делу к нему присоединялись другие бесы, и он был виртуоз всего этого. Сатану он чувствовал, но никогда не видел, да и не нужно ему было этого, он был одиноким волком, убийцей человека, и равного ему не было, он был и стражем сторожевой башни и видел с нее всех, кто пытается возвыситься. Он страж и раб, и все остальные духи были ничто, и он никогда не падал перед ними на колени, хотя они и являлись ему вместо матери и отца.

Его всегда веселило, что человек ставит свои благодетели, свой разум, свои чувства, выше божественных, выше бога. Его это действительно веселило, и как их было легко дурить, как будто детей. А если они еще пытались поговорить с духами, которые могли бы исполнить их жалкие прихоти, например, даже такие, где иступленные пытались обниматься с самим Христос, он делал все, что они хотели, а потом когда мог с радостью забирал их души. Но иногда детско-садистская радость сменялась жгучей ненавистью, когда даже падшему человеку протягивалась невидимая рука Христа, и вытаскивала душу из его омута. Он был абсолютно убежден, что не Христос истинный бог современных людей, а именно чрево, которое готово огородиться своими домыслами и фантазиями, и употреблять все, что можно употребить в свою угоду. Если будет выбор для человека, он полностью откажется от Христа, в принципе почти все люди отказались бы от него ради удовольствия и чудес.

Как ему нравились людишки, которые назывались защитниками человеческого рода, защитники прав и свобод, обожал меценатов, филантропов, пацифистов, интеллигентов, особенно русских интеллигентов, это был самый любимый, тупой и беспощадный зверь. И к концу последних веков его восторгу не было предела, лучшие люди по человеческой мерке, за которых он бы не дал и ломаного гроша, практически полностью отказались от Христа. Это был самый чистопробный неисправимый люд в своем самомнении, гордыни и тщеславии.

Поведение этих «лучших» людей, приводил дух то в эйфорию, то в волнение, то в смех, то в презрение, но, по сути, он их обожал. Особенно, когда закручивался лихой сюжет. Когда человек защищал одних, разделявшие его идеалы, которые он сам решил, что они идеальны, а других привередливо ненавидел и осуждал, живых людей, ради своего высокоумия и высокодухия, и если другие экзальтированно подтверждали его высокий ум и чистую безгрешную душу – то это было фантастическое зрелище. Но самыми любимыми игрушками он считал экологов и правозащитников, они хуже алкоголиков и тунеядцев, – эти хоть знают, что с ним что-то неладное, а эти «высокодуховные» даже не догадывались об этом.

В постхристианском веке он чувствовал себя вольготно и свободно, словно не было тех веков, когда вавилонская башня могла вот-вот рухнуть, и она едва устояла. Теперь сторожевая башня только крепла и возводилась к небу, мало кто мог уйти от ее выжигающего ока, только смиренные не чувствовали ее взгляда, и блаженные, и убиенные за отчество, за семью, за веру, и несправедливо страдающие и кающиеся…

Однажды он так осмелел, что принял личину, и назвал себя Савлом Передоновым. И ходил по дворам и заводам, смущая весь люд своими речами, организовывал тайные кружки, где они читали запрещенную литературу, и строили планы по свержению законной власти. Он крутил и веял, поднимал их на крамолу, и часто говорил, что попы только богом пугают, а на самом деле бога и нет никакого, одна лишь выдумка самодержавия, чтобы держать в узде народ. А народ он же не конь, узды не терпит, а лишь свободу, и сытым должен быть и здоровым, но без бога, не надо бога, пусть сидит на небе, а мы и без него построим светлое будущее.

Идя на такое мероприятие, он встретил попа, который был весь разбит и дряхлый. Скрючен, губы синие и тряслись, борода жиденькая и седая, кожа дряблая, покрытая старческими пятнами, и казалось, что он сейчас, еще немного и испустит дух. Но он упорно продолжал движение и не собирался умирать.

Передонов резко остановился и встал как вкопанный, глядя во все глаза на него, и страх был в нем очень силен.

Старик взглянул на него мельком и отвел взгляд, пытаясь пройти, а сам тихо заговорил:

– Что бес стоишь, нечего глядеть на меня, я и так слаб, пришел мучить… Не мучай и не смущай, смерть моя близка. Иди куда шел, великое падение готовишь ты православной Руси, но она все равно воспринят ото сна и падения, и тогда твой дух сокрушится и башня твоя, ирод ты цепной… Христос не дай сгинуть перед лицом твоим окончательно. – И перекрестился.

Павел не выдержал и в злобе ударил кулаком старика, да так, что мгновенно убил. И побежал прочь, словно заяц, крест от попа так был жгуч, что еще долго отдавался в нем, и он не мог понять почему, словно он за смерть святого взял какие-то обязательства, которые ему придется нести вечно.

Дух скинул оболочку и умчался к своей башне, где забрался на самую верхушку, и увидел весь мир, как на ладони. Это было страшное зрелище, миллион впечатлений, миллиард деталей, бессчетное количество людей соединялись в одной точке, бесконечное число эпох соединялись в одну. Вот они, все снуют, вертятся вокруг его башни. Он видит их, он держит их в кулаке. Его башня раздора и гордыни является осью этого мира. Нет страшнее этой силы, и она зашаталась от всего лишь убийства старика.

В царском духе загорелась такая ненависть, а башня словно слушала и одновременно давала ему указания, а он как пес, готов сорваться, ему нужна была это команда. И началась революция, и что с попами только не делали в то время: и бичевали, и издевались, и убивали… Его радовало, когда поп давал слабину, тогда он полностью переходил в его руки, но было много тех, кто испытывал божественную сладость от мук, и этого он не мог терпеть.

Волна быстро прошла, и мир снова пришел в покой, после революции, после жестокой войны, это был покой гнусный и напряженный, словно где-то в углах затаилось нечто, готовое в любой момент вырваться. Пока зло прело в своих парниках, люди забывали о многом, и о боге, и о добре, и о злобе, и о страстях. Душевные потребности были мелкие и ничтожные, как-то само собой появились кумиры, разврат, распущенность, наукообезьяность, комфортность, изнеженность и другие пороки, которых как бы и не было, но в душах они давали смертельные плоды. Все сушили сухари и пили чай, а так же проповедовали идеологию навязанную режимом, а кто не подчинялся и бился с красной химерой ради свободы и демократии, смотря на другие зараженные страны, тот так же был слеп и повинен в гибели человека.

Видя созерцательно-пассивное состояние людей и успокоительно -кефирный взгляд на будущее, дух снова решил спуститься с башни и обольщать людей, обратился в своего любимого созданного им героя, только вместо имени Савла решил взять имя ненавистного им Павла, чтобы не выделяться. Теперь он стал Павлом Передоновым.