Читать книгу Когда сгорают мечты - Мара Винтер - Страница 11

Чем больше проходит времени, тем глубже случившееся гравируется в памяти. Вспоминаются нюансы, которые тогда осознавались не вполне.

Но сейчас-то мой ум не в адреналине, не плывёт в дымке антибиотика. Он извлекает из своих амбаров всё самое богомерзкое, чтобы крутить его, как киноплёнку. Утром, когда я волевым усилием отдираюсь от подушки. Днём, когда делаю уроки, ем, курю, разговариваю, анализирую информацию и т. д., и т. п. Вечером… с наступлением темноты начинается худшее.

Покрывало, коим я после акта обтирал свою охуенно аппетитную задницу (за каким-то хреном пытаясь втолкнуть внутрь – в надежде ускорить впитывание, вестимо) было серого цвета, жаккардовое. Это был не типичный серый, нечто среднее между белым и чёрным. Оттенок называется «Зелёный серый чай», он выглядит переливающимся, даже если ткань подразумевает матовость.

Я мылся дважды, второй раз – при Кэтрин. Воспоминание выплыло из ниоткуда. Осенило посреди двора, лупанув по макушке Ньютоновым яблоком. Она пишет правой рукой, как и рисует, но всё остальное делает левой. Ей так удобнее. Губку в пене стискивала правой. Вела по синякам, постоянно выспрашивая, не больно ли мне. Помню объеденный угол ногтя на пальце, указательном – отскоблившийся лак. Хоть убей, не помню, как объяснился. Видела сломанным. Не перестала возвеличивать. «Чужая душа – потёмки».

У спермы солоноватый привкус. Сам агрегат в длину достигает примерно восьми дюймов. Навскидку. В обхвате – около шести. Когда он заполняет горло, ты не жадно ловишь "капли драгоценной влаги", но думаешь о том, чтобы не задохнуться к чёртовой матери. Крохи семени по трахеям прямо в лёгкие и – финита ля комедия. Работники морга были бы в восторге. Я бы с ними посмеялся (лишившись рта, носа, глаз, но вряд ли чувства юмора). Причина смерти: удушье от минета. Причина смерти: сволочной брат.

У Бриттани Уильямс оба запястья обмотаны растрёпанными бинтами. Неудачная попытка самоубийства. Вернулась домой, как была, пьяная, накропала слезливую записку, завалилась в ванную и полоснула лезвием по кистям. Повезло, что сухожилия не зацепила. Её старшая сестра, леди нравов весьма свободных, вернулась пораньше – обнаружила, вызвала скорую… ещё немного и плакали бы мы над одиноким холмиком. Ладно, чего уж, вряд ли бы плакали. Я – точно нет.

Несмотря на то, что свести счёты с жизнью она пыталась как раз тогда, когда я мог вмешаться, но не стал. Счёл фигурой второстепенной, незначительной. Ко мне касательства не имеющей. Да и вешает слова на меня она не потому, что доверяет. Очевидно, пытается телеграфировать сведенья Тони. Из-за него же вены вскрывала. А мне смешно, камень проще разжалобить.

Тоже мне, трагическая героиня.

– Знаешь, – говорит Бри, – я не понимаю, почему. Почему один человек наделён такой огромной властью. Может убить или, наоборот, воскресить другого, вообще ничего не делая нарочно. Он там даже не заморачивается, а ты готова гореть в аду вечность, чтобы потом его там встретить, понимаешь? Сказать ему: «Я отсосала у сатаны, освободила тебе местечко попрохладнее, любимая моя сволочь!» – смеётся. Зубы – неровные, третьи выдаются вперёд, как посаженные на клей клыки. Вампирами пахнуло, слава Энн Райс. – Ты мне нравишься, Крис, – говорит Бри, – даже жалко, что у тебя девушка есть.

Это мы с ней так на литературе сидим. Преподаватель по кличке Эндимион (непечатный поэт, поглощённый будничным сном) вышел из аудитории. Все занимаются чёрти чем.

Бриттани – в пол оборота назад, навалилась грудями на мой стол. Кофточка

просвечивается, бюстгальтера под ней нет.

Улыбаюсь, втягивая угол губы, чтобы ямка на щеке выдавилась. Кэт считает, что моя улыбка пронизана мистицизмом. Я так себе не льщу – она натужная, пусть и обаятельная. Опять же, если послушать мою предвзятую наркошу.

– Не стоит он того, Бри, – усмехаюсь, – не пускайся во все тяжкие, легче не станет.

Я подпираю рукой голову. Она приминает корону пшеничных, сцепленных в узел волос. Нам пора открывать клуб. Клуб анонимных последствий Холлидея. Посчитать всех – полусотни не наскребёшь, но каждый из этого полтинника поведает захватывающую историю про личность моего дьявольского брата. Если он задержался с кем-то дольше, чем на ночь, заверяю со всеми основаниями: «Мозг подопытной курвы восстановлению не подлежит».

Допустим, хорошие девочки западают на плохих парней, подсознательно надеясь приручить: обламываются и портятся. Плохие девочки – искусно замаскированные хорошие, в поисках родственной души. Девочкам нравятся дикари. Он трахается, потому что хочет трахаться. Пришёл, увидел, получил. Еблей и наркотой забивает экзистенциальное ничто. В котором я отдаю себе, хвала Сартру, отчёт, а он – неизвестно. Но меня-то за каким хуем, если я всё понимаю, он будоражит? Давайте (потанцуем) рассуждать логически.

Еретики мне понятны. Маньяки – нет. Еретики – извращенцы от духа. Маньяки – от тела. Дух, то, чем я сознаю своё существование, мне близок. Тело, то, где я обитаю – от меня далеко. Значит, нехватка. Ищу дополнение там, где сам не имею. Опять-таки, с искажениями…

– Может, станет, почём знать. – Оживляется Бри, коряво меняя тему. Я о ней чуть ни забыл. – Кэтрин рассказывала тебе о прошлом? Наверное, да, но всё-таки… все знают, что раньше она не такой была. Про неё учителя легенды слагали: отличница, пай-девочка. Хотя все творческие люди – в той или иной мере с прибабахом. – Зевает, прикрывая рот пальцами в кольцах: золото или позолота, не отличишь. – Призёр олимпиад, гордость школы. Да и миленькая, этого не отнимешь. Ещё и художница, на стыке стран, кукляшка анимешная. А тут бац – Тони. – Истерический смешок. – «Негоже одной вращаться, нужно приобщить к социуму». С ним постоянно тусуются девушки, но долго из них не задержалась ни одна. Кроме неё… Саммер. – Нескрываемая зависть. – Почти полгода, представляешь? Изменяли друг другу, как говорят, он-то точно, она не знаю, срались, расходились, а всё равно встречались – ёбаные полгода! – За полгода-то. Довёл её до анорексии, стимуляторов и психоза. – А меня он вышвырнул через неделю. Неплохо, да?