Читать книгу В тени орлиного крыла - Мариана Сейран - Страница 8

Спальня Марии выделялась ярким пятном в «темном царстве» Орловых. В ней царил творческий хаос, с которым отец никогда не боролся, а, кажется, даже наоборот, поощрял увлечения дочери. Стены, выкрашенные собственноручно Марией в молочный цвет с розовыми разводами – такой узор она выдумала сама. На одной из стен висел коллаж из фотографий, эскизов рисунков, вырезок из журналов и даже билеты в театр. На стене напротив – несколько ее собственных картин: мазки акриловыми красками больше были похожи на баловство, чем на высокое искусство.

Особенный беспорядок царил и на прикроватной тумбочке: на ней лежала стопка книг от американских комиксов до русской классики, которую Мария, к удивлению отца, действительно читала и любила. Несмотря на то, что всю свою сознательную жизнь она провела в Бразилии, девушка отлично знала русский, говорила без акцента, читала Толстого и обожала советское кино, к которому приучил ее папа.

Дорогая дубовая кровать завалена подушками самых невероятных форм, они все были плюшевыми и пушистыми. В углу комнаты на ковре лежали разбросанные карандаши, пастель, листы ватмана и несколько блокнотов с торчащими листами – идеями для следующих картин. Рядом с изящным туалетным столиком, на котором не было свободного сантиметра от количества флакончиков духов и тюбиков с косметикой, стоял мольберт – отдушина Марии. А на нем, покрытая отрезом длинной ткани, незавершённая картина, которую она никак не могла дописать уже несколько месяцев.

Когда Марк заходил сюда, маска строгого хозяина падала с него, и он становился просто «папой». Чтобы не нарушить порядок вещей в комнате дочери, он садился на краешек ее кровати и молча смотрел, как она рисует. Если бы у Орлова спросили, любил ли он когда-нибудь в жизни, он ответил бы, что больше всех в этом мире любит её, свою дочь. Больше всех боится за нее, а потому и не даёт свободы в той мере, в которой этого хотят все молодые люди.

– Аринка, проходи, – пригласила Мария невестку в свою комнату, – присядь. Сейчас вместе разберем покупки. Только дай мне пять минут, приодеться. Господи, ну как тут жарко в Рождество! Однажды папа возил нас в Москву на Новый год. Вот где зима! А тут люди даже не представляют, что такое снег. Ты помнишь зиму, Ариша?

Она не ответила, потому что услышала, как в ванной побежала вода. Только что они вернулись из торгового центра, в котором царила суета ожидания и подготовки к празднику. Эти бутики, бесконечный выбор платьев и модной обуви были чужды Арине. Одежду она раньше донашивала за мамой, а в большом торговом центре и вовсе никогда не была. Водитель помог сложить огромные картонные пакеты в багажник автомобиля. Чего в них только не было: разные цветные тюбики с кремами, украшения, белье и всякие женские штучки, о которых Арина даже не знала. А запах! Как всё вокруг пахло дорогим парфюмом, лакированным деревом, сандалом и свежими фруктами. Все ароматы перемешались в её носу.

– Готово, – Мария, небрежно бросив на кресло одежду, появилась в банном махровом халате и, присев на ковёр, жестом подозвала Арину.

– С детства люблю сидеть на полу. Сколько бы ни ругался папа, я всегда всё делаю именно сидя на полу. Иногда я так даже рисую, а потом уже ставлю холст с готовым эскизом на мольберт.

– Ты очень любишь рисовать? – Арина еще не знала, о чем вести беседы, но Мария всегда их горячо поддерживала, чтобы не смущать невестку.

– Безумно. Творчество помогает мне забыть многие вещи. Оно лечит меня. Ты со временем сама поймешь и, возможно, однажды придешь ко мне, чтобы попросить немного красок и палитру. И я поделюсь, – по-родственному она взяла за руку Арину.

– Ты не волнуйся. Я представлю, каково тебе сейчас. Вот так вдруг из того района, где ты жила с переселенцами, из той обстановки… Ну, ты извини, очень скромной, и… В общем, резко оказаться тут. Да еще и знать, что родители за тебя получили хорошую сумму. Это тяжело…

Арина опустила голову, и слезы покатились по её бледным, впалым щекам.

– Не надо, не плачь! Поверь мне, здесь никто и никогда в жизни не обидит тебя. Мы тебя, как сестру приняли и уже полюбили. Ты ни в чем не будешь больше нуждаться. Я знаю, что ты скромная, что ты не пользуешься расположением папы и Стёпы. Но рано или поздно ты должна будешь научиться соответствовать. Соответствовать нашей семье. Нашей гордой фамилии. Нашему княжескому роду. Ты знала? Что предки нашей семье – великие князья Орловы?

Девушка, не поднимая глаз, покачала головой, и ее русые волосы распались из нетугого хвоста прямо на мокрые щеки.

– Ты теперь – одна из нас, – она прикоснулась к подбородку Арины, чтобы та подняла лицо. – Ты – Орлова. Да, я понимаю, – тяжело выдохнула она, – тебе, как женщине, будет сложно.

Мария поднялась и повернулась спиной к Арине, чтобы не смущать ее откровенным диалогом.

– Поверь, от Стёпы никто не ждет наследников, и принуждать тебя тоже никто не будет. Все знают, что Герман будет продолжать дело папы. А Стёпе просто нужна заботливая спутница. Он уже взрослый парень, ему в новом году двадцать три года будет. Он начитан, он потрясающий интересный собеседник, а душа его настолько чиста! Пусть физически у него есть недостатки, и да, они сильно заметны. Но это даже не сравнить с тем, что с ним было раньше… Стёпка считает, что плохие люди живут только на страницах книг, а в жизни таких не существует. Эту легенду мы для него всей семьей поддерживаем, чтобы он, как факел, своим светом освещал путь нашей семьи. Нелегкий путь.

Арина плакала беззвучно, как она привыкла это делать с девства. Если ее всхлипы слышала мама, то немедленно доставала отцовский ремень с бляшкой, которая оставляла розовые следы на тощем теле.

– Тише, тише, милая, – Мария обняла Арину так, что голова девушки опустилась на её плечо.

– Ты, если что, спрашивай, не стесняйся. Отец суровый, но внутри у него бьётся доброе сердце. Просто… Оно сильно ранено.

– Чем? – спросила Арина.

– Ну многим. Сначала беда со Стёпой сильно его расстроила. Папа говорил, что у мамы были тяжелые роды, и потом – врачебная ошибка. Как итог – у Стёпы ДЦП. Папа с трудом принял эту ситуацию, ведь он так был рад, что второй сын родился. Сколько он вложил и продолжает вкладывать в лечение Стёпы. А ведь он когда-то вообще не мог на ноги встать. Сейчас он передвигается. Медленно и с помощником, но ходит. Его здоровье – это ежедневный труд всей семьи, персонала и самого Степана. Он очень старается, чтобы папа им гордился. Видишь, как бывает. Кому-то достаточно сделать пару шагов, чтобы обрадовать родителей, а кто-то всю жизнь доказывает, что он достойный человек, но на него не обращают никакого внимания.

– Это про меня, – Арина продолжала плакать, а ее слезы падали на махровый халат Марии и тут же впитывались.

– И про Геру, – тихо добавила Мария.

– Как это? – Арина резко поднялась и удивленно посмотрела на нее.

– А вот так. Сама всё поймешь со временем. Ему стоит больших усилий, чтобы папа был доволен. Чего не скажешь обо мне. Каждая моя дурацкая мазня вызывает у папы бешеный восторг. Кроме моей комнаты, он нигде не выражает таких эмоций, они всегда остаются только между нами. Но я знаю, как он умеет радоваться.

– Там твоя новая картина? – Арина показала на мольберт.

– Да. Папа еще не видел. Потому что там – его главная боль, после Стёпы.

Арина не смела задать вопрос, который напрашивался сам собой. Тогда Мария решила сама убрать отрез ткани и показать то, над чем она работала уже несколько месяцев, но никак не могла закончить. Ткань упала на пол, а перед Ариной возникло потрясающей красоты лицо молодой женщины лет тридцати. Тёмные глаза с золотистыми искорками, миндалевидные, яркие глаза. Они смеялись. Они были живыми. В них читалась сложная история достойной женщины, которая была верной спутницей своего мужа, его музой и поддержкой. Буйные, непокорные пряди волос обрамляли лицо и спадали на плечи тяжелыми кудрями. Она уже давно перестала бороться с беспорядком на голове и смирились с кудрявой структурой. Выразительные черты лица, острые скулы, на которых играл румянец. Прямой нос и тонкие брови. Её уверенная красота могла открыть любое сердце, покорить любую высоту одним взглядом. Что-то общее с Марией читалось в лице этой женщины, но волосы у неё были совершенно другие. Эта черта не давала Арине провести параллель между портретом и Марией.

– Это мама, – коротко сказала она.

– Какая красивая женщина…

– Я не помню ее лица. Срисовала с фотографии, которая лежит у папы в столе. Мне никак не хватает смелости сказать ему, что я брала эту фотографию, сняла с нее копию и оставила себе. Поэтому я не показываю ему портрет.

– Ты была маленькой, когда…?

– Да. Мне было полгода. Сразу после этого, папа собрал нас, и мы быстро переехали сюда. Это были тяжелые времена, девяностые, криминал. Отцу было опасно находиться в городе после случившегося.

Ее рассказ прервал стук в дверь.

– Набрось скорее тряпку, – показала она на картину, и Арина послушно выполнила поручение.

– Сеньорита, – на пороге стояла молоденькая служанка, – Вы не обедали. Не хотите чего-нибудь? Или может сок? До праздничного ужина еще несколько часов, вы наверняка голодные?

– Я бы выпила апельсиновый сок. Ариша, тебе чего хочется?

Арина, совершенно непривыкшая к обслуге, растерялась. Мария не стала ее смущать.

– Карла, принеси и Арине тоже сок. Сеньора с сегодняшнего дня остается жить в нашем доме. В комнате своего жениха. Ты там подготовь все, чтобы она могла удобно разместиться.

– Я всё сделаю, не волнуйтесь.

Мария подмигнула Арине, подошла к ней и снова взяла за руку.

– Я знаю, что свадьбы не будет. Вместе свадьбы – Рождественская ночь. Если папа разрешит, мы все вместе пойдем на пляж. Не знаю, захочет ли жена Геры. Она у нас девушка отрешенная.

– В смысле? – переспросила Арина.

– Понимаешь, мы иногда любим простые развлечения. Пойти на пляж, потанцевать самбу с толпой, поучаствовать в карнавале где-нибудь в бедном районе или посидеть в каком-нибудь баре, где собираются работяги и после тяжелого дня танцуют так, как будто в последний раз. Отец этого всего остерегается, но с охраной нас пускает. Мы его не обманываем, честно говорим, куда идём. И он приставляет к нам телохранителей.

– Но зачем тебе, такой девушке, ходить в бедные кварталы? – для Арины всё описанное было ближе, чем роскошь в доме Орловых.

– Мы неблагодарные мажоры, – засмеялась она. – Шучу. На самом деле, от чопорных людей и постоянных манер просто устаёшь. Я терпеть не могу, когда задирают нос, корчат из себя не пойми что. Вот в тех местах, где танцуют самбу, только особенные ее направления, самые дикие, там нет места манерам. Там все живые. Как будто через танец люди выбрасывают всё свое напряжение. Там нет стеснения. Там все как будто бы знакомы сто лет. Мне в такой атмосфере иногда хочется побыть. Потому что в основном я сижу здесь, в своей комнате, рисую. Днём учусь. А вечером редко выхожу. Опять же, каждый раз надо у папы просить разрешения.

– Так, а жена Германа… – Арине было интересно узнать подробнее про нее.

– Ах, Камилла? Она у нас классическая сеньора. Не сближается ни с кем. Дружит только с местными бразильянками. Всё пытается вообразить, что она тут родилась. Старается быть похожа на местных. Постоянно загорает, вставила импланты в… ягодицы. Так сейчас модно здесь среди местных. Не выходит из спортзала. Только если в ювелирный, чтобы купить себе новую побрякушку. Из интересов – только фотографии самой себя. На этом всё. Мы для нее слишком скучные.

– Почему?

– Потому что начитанные. В том числе и Гера, который ей позволяет так себя вести. Я никогда ему ничего не говорила про его жену, да он и сам все знает. Но раз ему с ней хорошо, – Мария пожала плечами и не стала продолжать.

– Сеньоры, ваш сок, – в дверь снова постучали.

– Проходи, Карла, оставь на столе стаканы. И подожди минутку, я для тебя кое-что купила на Рождество, – она принялась искать что-то в тех пакетах, которые они с Ариной еще не разобрали.

– Вот, держи, – протянула она служанке маленькую коробочку, в которой бережно были упакованы милые серьги в форме цветов.

– Не стоило, сеньорита Мари, – смутилась мулатка.

– Это от чистого сердца. С Рождеством тебя.