Читать книгу 9 жизней Леры (сборник) - Марина Зайцева (Гольберг) - Страница 4

Семья их к тому времени уже перебралась на средний Урал, успев и там переехать из двух деревень в третью, – пока, по мнению матери, не выбрали подходящую. Тогда с ними ещё жил отец Леры. Они неплохо устроились. Местный колхоз выделил им добротный дом, – не то что их мазанка без пола, как раньше.

Эта была симпатичная холмистая деревенька, окружённая высокими хвойными лесами, в основном, голубыми пихтами – с длинными мягкими иглами на густых мохнатых лапах. Стояло замечательное среднеуральское лето, кажется, конец мая или начало июня. В полях, между перелесками, колосилась озимая рожь. Лера спросила у отца, что такое «озимая рожь». Он ответил, что это посеянное под зиму зерно, пролежавшее в земле под снегом. А когда весной припекает солнце и тает снег, зерно начинает быстро расти и успевает в нужное время вызреть в страду для обмолота. Потому, что лето здесь хотя и жаркое, но короткое.

По небу довольно часто пробегали густо-черные, громкие и обильные, перечерченные непрестанными сполохами молний, похожих на извилистую раскалённую проволоку, но быстротечные летние грозы. Гроз Лера очень боялась до необъяснимого ужаса. Всегда старалась спрятаться под одеяло или под кровать. После грозы в воздухе всегда душно парило и чудно пахло луговыми и лесными травами. Лера с сестрой ходили собирать землянику в соседний лес. Её чарующий, невероятный запах кружил голову. Они прямо со стеблей до отвала наедались земляники, а потом набирали полные банки и несли домой. Там на ужин для всех устраивался сладкий десерт: ягоду раскладывали по тарелкам и заливали свежим парным молоком. Ничего вкуснее она никогда раньше не ела.

Лере ещё не сравнялось полных пяти лет. Её завораживали дали, которые по перелескам и полям тянулись до самого горизонта. Однажды она долго шла за солнцем, пытаясь его догнать. Но солнце ловко уворачивалось от её попыток. Куда Лера шла, туда и солнце шло. Она вправо – солнце вправо. Она пятилась назад – и солнце двигалось к ней. Лера бежала вперёд, догоняя солнце, оно тоже убегало вперёд. Она замедляла шаги, и светило замедляло движение. Девочка кружилась – и солнце кружилось над её головой. И ещё солнце почему-то никогда не падало на землю. Только каждый день вечерами медленно пряталось куда-то за горизонт… Точно так же вела себя и тень – ни разу не отцепилась от Леры, а девочка ни разу так и не смогла на тень наступить… Она как-то однажды и горизонт пыталась догнать. Но сколько за ним не бежала, – ни на метр к нему не приблизилась.

Однажды она спросила у отца, обведя рукой вокруг, – что там, везде вдали, и можно ли туда? Он ответил: «Нет, – потому что Лера там одна заблудится». Так она открыла для себя жуткое и таинственное место, которому было ею придумано вполне конкретное понятие «заблуда». И с тех пор она знала, что туда без взрослых ходить нельзя. Потому что там далеко и везде – заблуда. Хоть в лесу, хоть в поле, хоть на дороге, ведущей неизвестно куда, – то есть, в любом незнакомом месте.

Лера не ходила в детский сад, – которого, впрочем, в деревне и не было, – поэтому любила ходить с отцом куда-нибудь по делам. И он охотно брал её с собой. Они шли через ржаное поле по узкой меже, где двоим невозможно было разойтись. Поэтому она всегда семенила сзади, то отставая от него, то нагоняя. Рожь была отцу по пояс, а Леру скрывала с головой. Она смотрела сквозь густые жёлтые стебли, и представляла, что это джунгли.

В «джунглях» она находила синие-синие васильки, которые плелись среди ржи. Она пыталась их рвать, но их тонкие стебли были довольно жилистые и крепкие. Она радовалась каждому сорванному васильку, а отец смеялся и говорил: это сорняки, – что приводило Леру в изумление. Такие красивые цветы – и вдруг сорняки…

Девочка плела из них венки. Их гибкие длинные и тонкие, как шпагат стебли, очень хорошо плелись, не – ломались, как пустотелые и хрупкие одуванчики. Незаметно пролетело лето. Потом осень. Эта пора почти не отложилось в памяти Леры. Может, потому, что стало холодно, и она снова сидела одна взаперти, дожидаясь, когда хоть кто-нибудь придёт домой.

Однажды Леру взяли на уборку колхозной картошки. Было уже довольно холодно, Она сидела у костра и смотрела на огонь. Тепло от него поднималось вверх, и было явственно видно, как воздух дрожал и шевелился, словно прозрачный текучий ручей. И всё, что находилось напротив, виделось сквозь него тоже немного искажёнными и дрожащими, как в ручье. Это открытие поразило Леру.

А ещё незнакомая тётенька, сидевшая у костра вместе с Лерой, смешно и неправильно произносила слово бумага – говорила «гумага». Она поддерживала костёр, подбрасывая в него сухой хворост, и пекла в золе картошку, поджидая с поля остальных копателей на обеденный перерыв.

Достав из плетёной корзины матерчатый цветастый узелок, развернула его и, отломив от пирога с картошкой кусок, протянула Лере со словами:

– На, поешь шаньги. Проголодалась, небось?

– Спасибо, – сказала Лера, беря из рук тётеньки незнакомое угощение, и не поняв, переспросила – А что это такое?

– Шаньга, – повторила она, отламывая кусок и себе.

Так сегодня Лера услышала ещё одно диковинное, новое для себя слово: «шаньга». Дома она похвасталась сестре, что на поле её угостили какой-то «шаньгой». Сестра объяснила, что это такой уральский пирог, похожий на большую ватрушку. Его начиняют чем угодно, но в основном, кашей, творогом, в праздники, бывает, – даже и картошкой с мясом, а потом пекут в русской печке.

– А у тебя с чем была?

– С картошкой…

Как-то Лера, проснувшись, выглянула в окно и с радостным удивлением увидела, что наступила зима. Как будто ночной снегопад покрыл всю землю волшебным и толстым сплошным белым одеялом. Как было бы здорово сейчас побегать в валенках по мягкому пушистому снегу! Но ей осталось только с сожалением вздохнуть: ведь она целыми днями сидела под замком.

В погожий выходной день, к огромной радости брат, которому было лет одиннадцать, решил покатать младшую сестрёнку на санках по свежему снегу. Санки он нашёл на чердаке бывших жильцов этого дома. Они оделись и вышли на задворки дома – в огород. Лучшего места для катания было не найти. Огород был с хорошим уклоном. И если разогнаться, то здорово лететь по нему с ветерком. Брат усадил Леру на санки и, отталкивая их как можно сильнее, разогнал. Санки, проехав чуть больше трети пути остановились, застряв в рыхлом снегу.

Брат решил повторить попытку и направил санки чуть левее, где снег был более плотный и не такой глубокий. Снова разогнал их. Санки, к восторгу Леры, полетели птицей и… Промчавшись до конца огорода она, не успев ничего осознать, вдруг в мгновение ока оказалась в воде вместе с санками, которые завертел и потащил за собой речной ледяной поток! Случилось то, что по недомыслию, не смог предусмотреть брат. Огород заканчивался обрывом высотой около полутора метров, внизу которого тёк очень быстрый, ещё не замерзший горный ручей.

Лера опомнилась лишь тогда, когда санки вместе с ней застряли на речном перекате, и она закричала. Но брат уже прямо с обрыва сиганул за ней в воду и быстро выхватил из грозящего вот-вот унести ледяного потока. Всё произошло как во сне. Она даже не успела почувствовать ни холода, ни страха, хотя с её зимнего пальто, шапки и из валенок ручьями лилась ледяная вода. Насмерть перепуганный брат, сам набравший полные валенки ледяной воды, и на закорках притащил Леру в дом.

Вдвоём со старшей сестрой они быстро переодели её в сухую одежду и посадили отогреваться на теплую печную лежанку. Выжали одежду и повесили сушиться над печью. Валенки засунули в тёплую духовку. И все вместе договорились ни слова не говорить матери о том, что случилось. Придя вечером домой, она не придала значения одежде, висевшей на верёвке над печкой, и ничего не спросила. Очевидно, решила, что одежду повесили сушить после Лериного гуляния по снегу. Да, как будто так и сестра сказала.

Эта зимняя ледяная купель не прошла для Леры безнаказанно. Ночью она вся горела и плакала. У неё «стреляло» в ухе и болело горло. И старшим детям пришлось рассказать матери всю правду о катании на санках и падении в речку. Вызвали из амбулатории сельского фельдшера, который определил у неё воспаление среднего уха. Лера потом долго болела. И в третий раз она чудом избежала смертельной опасности: не утонула в речке и не умерла от воспаления легких.