Читать книгу 9 жизней Леры (сборник) - Марина Зайцева (Гольберг) - Страница 8

Лерина семья в конце лета наконец-то переехала в свой новый дом. Домик – не хоромы, а всего-то небольшая комнатка и кухня. Но зато это был уже их собственный дом – с полом, чугунной плитой с конфорками, с тремя окнами. Одно окно комнаты смотрело на новый соседний дом слева. Там жил Вовка. А два других – кухонное и второе комнатное – выходили на полого опускающиеся огороды и задворки домов, но уже другой, нижней улицы – Советской.

Их семья торопилась побыстрее переехать: уже наступили осенние холода. Поэтому осталась недостроенной только крыша коридора – на него денег уже не хватило. Коридор, вернее сказать, те же сени, но не ивовые, пропускающие ветер, снег и дождь. Но теперь это был плотно обитый досками короб с дверью – невысокий, примерно метра два высотой, и без пола.

Он был наспех накрыт сверху широкими горбылями, образующими подобие крыши, даже не везде прибит гвоздями. Но мать обещала, когда будут деньги, пригласить мастеров доделать крышу и даже покрыть толем. А пока все дожди попадали через худую кровлю внутрь, отчего там всегда было сыро, неуютно и воняло плесенью, как в погребе.

Но для ребят в этой недоделке было и одно неоспоримое преимущество. Коридор, точнее, сени, закрывали на ночь изнутри на засов. Но дверь в кухне не запиралась. И теперь все, кто по какой-либо причине надолго задерживался на улице, мог беспрепятственно попадать домой через прореху – не стучась, и не будя остальных. Нужно было только залезть на крышу сеней и раздвинуть две доски. Потом спуститься по лестнице и, стоя на ступеньке, изнутри сдвинуть доски. Это было очень удобно и устраивало всех.

Придумала такой способ попадания в дом, кажется, старшая сестра после одного происшествия с Лерой. Как-то вечером она сидела одна, и в ожидании домашних, закрывшись на крючок, так как ей одной было страшно. Да и мать велела всегда закрываться, если никого не было дома. Теперь Лера ходила уже во второй класс, и её больше не запирали на замок снаружи. Незаметно она уснула.

Было уже довольно поздно, когда пришли мать с сестрой. Постучались. Им никто не открыл. Вдвоём они долго и громко продолжали стучать в дверь изо всех сил, кулаками, ногами, а потом даже тяжёлыми поленьями. Но Лера спала как убитая. Тогда они обошли дом со стороны кухни и стали стучать уже в оконное стекло. Топчан, на котором она спала, находился в углу кухни, как раз возле окна, но она ничего не слышала! Каким крепким и глубоким может быть сон восьмилетнего ребёнка, если возле него хоть из пушки пали, – он ничего не слышит…

Лишь когда выставили на раме снаружи стекло и мать, просунув голову в окно, заорала благим матом в самое ухо Леры, только тогда она очнулась ото сна. Сидя в темноте, очумевшая спросонья, она с ужасом смотрела на торчащую в окне голову матери и ругающуюся на чём свет стоит.

Наконец придя в себя, подбежала к двери и сняла крючок с петли. Мать хотела уже снова надавать ей как следует с досады. Но за неё заступилась сестра: ведь Лера просто устала за день и крепко уснула. И не слышала, как они стучали. Бывает… Мать, поостыв, махнула рукой. И на этот всё раз закончилось миром. А вместо разбитого стекла в раму на ночь пока засунули подушку.

Вот после этого случая сестра и придумала – запирать на засов ночью только коридор, а дверь в кухню оставлять открытой. Эта идея больше всего пришлась по душе брату. Только он мог появляться дома и исчезать в любое непредсказуемое время суток. Дом был построен в начале весны. Но пользовались этим лазом вплоть до следующего лета.

Наступила зима. Лера ходила во второй класс. Как-то она не сделала домашнее задание по письму. И из страха, что её снова будет ругать учитель Владимир Иванович, не пошла на урок. Она какое-то время простояла на улице, но там было холодно. Войдя в школу, в которой шли уроки, слоняясь от безделья, она стала тихонько заглядывать в щёлочки дверей других классов первого этажа. За этим занятием её и застукала завуч, проходившая в это по пустому коридору.

– А что ты тут делаешь? Почему не на уроке? – Вполголоса обратилась она к ученице, которая в это время смотрела в щель.

Вздрогнув от неожиданности, Лера обернулась и увидела перед собой завуча. Её сковал страх, она молчала, опустив голову.

– Ты из какого класса? – Но вместо ответа у девочки неожиданно потекли слёзы.

– Ну-ка, пойдём со мной, – сказала завуч, узнав её. И за руку повела к классу с табличкой «2Б». Приоткрыв дверь, она легонько за плечи втолкнула Леру в класс со словами:

– Вот, пустите опоздавшую, – и прикрыла за ней дверь.

Учитель кивнул завучу, а ей молча указал рукой на свободное место между дверью и вешалкой, где обычно стоят все опоздавшие и провинившиеся. Ведь она была теперь одновременно и опоздавшая, и провинившаяся: прогульщица и бездельница. И ей осталось только стоя у стены ждать окончания урока. И хорошо, что он скоро закончился, – возвестив об этом резким, пронзительным и дребезжащим голосом. Лера почему-то не любила его именно за этот противный звук – она всегда вздрагивала от неожиданности.

Учитель ничего не стал выяснять, например, почему эта ученица не выполнила домашнее задание. Он уже привык к этому… а после уроков написал записку для матери Леры, с просьбой прийти в школу, передав её с отличницей – Людой Сперанской. Он знал по опыту, что нерадивые ученики сами никогда родителям записок не передают, а другие одноклассники передадут обязательно.

Лера намеренно пошла из школы вместе с Людой и почти всю дорогу до дома горячо уговаривала не передавать записку. Потому что мать будет её бить. Люда долго не соглашалась на просьбу Леры. Ведь она тогда не выполнит поручение учителя. А это будет обман.

Какие слова нашла тогда Лера, она уже не помнит. Но только Люда под убедительным напором и от жалости к ней, – ведь Люда была добрая девочка, и её никогда не били родители, – достала записку из портфеля, и, даже не догадавшись разорвать на её клочки, выпустила из рук. Злополучная записка, словно птичка, подхваченная зимним ветром, мгновенно и плавно перелетела через чей-то забор и навсегда пропала в снегу. Таким образом, Люда, не выполнив поручения учителя, спасла подружку от сурового домашнего наказания. Но это была благородная ложь во спасение… Правда, Люда тогда об этом понятии просто не догадывалась.

Избавившись от злополучной записки, девочки попрощались возле калитки. Толкнув рукой скрипнувшую калитку в серой пушистой варежке, Люда побежала к своей родственнице – в тепло и уют. А Лера побрела дальше одна по хмурой зимней стуже. Домой идти не хотелось. Ничего хорошего её там не ждало… По дороге она миновала недавно потухшую печь, где под двухскатной толевой крышей калились промартелевские[1] кирпичи.

Она знала, как там сейчас тепло и уютно. Не раз Лера с ребятами с их улицы пережидали бурные летние грозы, или коротали осенние ненастья, рассказывая друг другу страшные сказки и разные истории. Правда, там находился строгий сторож, который гонял ребят от печи. Ведь когда печь гасили, в ней долго ещё сохранялась высокая температура, и даже можно было угореть. Только через несколько дней сильный жар спадал, а солома внутри кирпичей выгорала и выветривалась с угаром. Тогда сторож был уже не такой сердитый, и можно было сидеть на печи под её крышей без опаски.

Лера украдкой заглянула внутрь узнать, на месте ли сторож, чуть-чуть раздвинув грубый брезентовый полог с прорезью в середине, который с торца защищал кирпич от внешней сырости. Через этот полог попадали и рабочие, которые укладывали кирпич в печь для обжига. Потом засыпали его ровным слоем земли, в несколько сантиметров толщиной, как одеялом, – для равномерного прогрева сверху. В этой печи кирпич-сырец медленно превращался в настоящий, всем известный, красный строительный кирпич, из которого потом строят дома и кладут печи.

Сторожа не было. Это обрадовало девочку. Значит, печь погасили несколько дней назад. Она боком втиснулась внутрь в тёмный и тёплый, – и от этого очень уютный, – полумрак. Немного привыкнув к нему, Лера присела с краешка на небольшую тёплую кладку из кирпичей, наподобие скамеечки, – наверное, её сделал для себя сторож…

Оглядевшись и привыкнув к полумраку, она вдруг с удивлением увидела под ногами рассыпанные всюду в большом количестве лесные орехи – их в посёлке ещё называли кто лещиной, а кто фундуком. Неизвестно кем принесённые, они лежали под крышей на кирпичах сплошным ровным слоем. От поверхности печи шло горячее тепло, а сверху калились орехи. Лера подняла несколько штук и один разгрызла. И захрумкала сладковатым ломким ореховым ядрышком. Она взяла ещё один орех, потом ещё, – почувствовав, как сильно проголодалась.

Под пологом Леру незаметно сморило тепло. Она задремала. Но, через какое-то время очнувшись, испугалась, что её могут застать возле чужих орехов. Быстро сунув одну горсть в карман пальто, и опасливо озираясь, вышла на улицу. После печи ей в лицо и шею, не защищённую шарфом, резко плеснул холодный и резкий ветер.

Инстинктивно сберегая тепло своего тельца, она втянула голову в плечи, а голые кисти рук (варежки были потеряны ещё в самом начале зимы) – в рукава пальтишка. Было уже совсем темно. Она не знала, сколько теперь времени. Но подумала, что, наверное, уже поздно, потому что только в некоторых соседних домах тускло светились окна.

Съёжившись от холода, потопталась в нерешительности, не зная, куда идти. Понуро и нехотя волоча портфель за ручку и спотыкаясь в темноте, она поплелась к дому. Подойдя, украдкой посмотрела в окно, – там горел свет. Лера побоялась стучать – вдруг дома мать. И она решила переждать, когда все лягут спать и уснут.

Тогда она спустится через прореху на крыше коридора и потихоньку проберётся в дом. Лера за свою маленькую жизнь научилась ходить незаметно, бесшумно и осторожно. Инстинктивно занимая как можно меньше места в пространстве, приобрела почти кошачьи повадки. Она привычно и ловко забралась на крышу по дровяной поленнице, – не стуча и не гремя поленьями. Легла лицом вниз на заснеженные доски и стала ждать…

Её уже в полночь обнаружила старшая сестра, вышедшая зачем-то в сени. Лера так и лежала на досках крыши. Сестра быстро влезла по лестнице и стащила её вниз, – уже не чувствующую ни рук, ни ног от холода, но, слава богу, живую. Матери дома не было, она работала в ночную смену. Сестра энергично растирала ей закоченевшие руки и ноги и отпаивала горячим чаем. Лера, закутанная в ватное одеяло, долго тряслась от озноба, согреваясь у горячей печки. А наутро слегла со скарлатиной. И проболела почти всю третью четверть. А весной они уехали из этого посёлка – навсегда.

Это было седьмой счастливый билет Леры. В роли нечаянного дарителя жизни на этот раз оказалась её старшая сестра.