Читать книгу Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли - Страница 10

В дверь постучали во время ужина: вся семья собралась за столом и слушала Майкла. Он рассказывал, что на душе у него полегчало, ведь он наконец-то нашел хорошее пастбище для Чемпионки. Прошла неделя с тех пор, как мистер Линч согласился спонсировать лошадь, а она за это время отощала, что беспокоило Майкла. Травы в округе было мало, и фермеры требовали за нее деньги.

– Тогда мы ушли высоко в холмы, – сказал Деннис.

– Это неподалеку от Тонниброкки, по дороге на Баллимони, – пояснил Джозеф.

Мои братья стали помощниками Майкла: отец обходился на лодке без них, поскольку рыба ловилась так плохо, что адмирал Кладдаха не выводил свою флотилию в море. Отец говорил, что новые английские траулеры убивают залив Голуэй, уничтожают места нереста, поднимая ил со дна. Он рассказывал, что ирландские рыбаки с незапамятных времен вылавливали здесь только взрослую рыбу, оставляя мелкую расти и множиться. «Именно поэтому в наших сетях такие крупные ячейки, но теперь…»

Стук в дверь означал беду. Друзья и хорошие новости приходили в дом без спроса. А в дверь стучали только кулаками – агенты лендлорда и полицейские.

Отец открыл. На пороге стоял незнакомец, босой и в куртке из грубой ворсистой ткани. Это был лысеющий мужчина лет тридцати с клочком темных волос на голове и бегающими голубыми глазами, которые сейчас заглядывали в комнату.

Он был заметно голоден. Нищие часто ходят по домам в голодные месяцы. Целые семьи, пройдя двадцать или даже тридцать миль, чтобы не унижаться сбором подаяния в родных местах, проводили здесь июль, переходя от одной двери к другой, а потом возвращались домой уже к сбору урожая.

Мама всегда подавала таким людям и относилась к ним с уважением. Любая семья может опуститься на дно очень быстро, говорила она: решение о выселении, судебные исполнители, перерывающие твой дом вверх дном, – и вот ты уже выброшен на улицу. Такое случалось постоянно, и именно этим отец пугал меня: нет земли, жизнь в землянке, вырытой в склоне холма, и ребенок на подходе.

Но этот человек не был попрошайкой.

– Меня зовут Оуэн Маллой, я пришел по следам воров, – заявил он, указывая пальцем на Майкла, Денниса и Джозефа.

– Воров? Погодите-ка минутку… – начал Майкл, поднимаясь со своего места.

– А как еще назвать человека, который выгоняет свою лошадь на чужое пастбище?

– Пастбище? Это было заброшенное поле! – возразил Майкл.

– Признаю, пастбище действительно заброшено. И толку с него никакого. Раньше для меня это было важно, поскольку у меня было три коровы и лошадь, но сейчас домашних животных вообще не осталось.

– Очень печальная и очень знакомая история, – сказал мой отец. – Примите мои соболезнования, мистер Маллой.

Маллой кивнул. Вся его злость улетучилась. Он явно относился к типу людей отходчивых, которые быстро загораются, начинают брызгать слюной, но потом так же быстро остывают.

Майкл извинился за допущенную им ошибку, а мама пригласила его разделить с нами трапезу. Посмущавшись немного для приличия, Оуэн Маллой принялся за картошку, но отказался есть мидии, которые мама добавила в нее. Они показались ему слишком скользкими.

– Человека, с которым мы покупали коров в доле, выгнали с земли даже после того, как он продал наш скот, чтобы заплатить ренту, – сказал Оуэн Маллой.

– Bíonn siúlach scéalach, – сочувственным тоном сказала бабушка.

– У каждого путника есть своя история, – перевел Оуэн Маллой. – Что ж, это сказано правильно, хотя прошел я всего две мили и история моя очень короткая, потому что то, что со мной произошло, не стоит того, чтобы об этом рассказывать. У соседа, с которым мы в доле владели коровами, было три дочери. Старшая захотела выйти замуж за славного парня, сына одного фермера из-под Минклафа. И они пошли к лендлорду за разрешением на свадьбу.

– К какому лендлорду? – спросил отец.

– К Пайку.

– К которому это Пайку?

– К Мерзавцу Пайку, – уточнил Оуэн Маллой. – Я уверен, что вы слышали разные истории про старого майора, и все они – чистая правда. Это сущий дьявол. Он присвоил себе «право первой ночи». Пайки называют его droit de seigneur – «право сеньора», но это изнасилование, уголовное преступление, хотя к ответу их за это никто и никогда не привлекал.

– Слишком много и других лендлордов делают то же самое, – заметила бабушка.

Маллой кивнул.

– Мой сосед отослал свою дочь с ее молодым мужем, и те уехали отсюда. Когда старый майор Пайк проведал об этом, он выгнал со своей земли всю семью, несмотря на то что рента была уплачена. Мой сосед по договору был арендатором, которого можно выселить без предупреждения. У него не было вообще никакой защиты. Такие дела, – заключил Маллой.

– И куда же они подались? – спросил отец.

– В Америку.

– О, бедняжки, бедняжки, – запричитала мать. – Им пришлось покинуть все, что они любили.

Бабушка перекрестилась, а за ней перекрестились и все мы. Изгнание. Америка. Последнее пристанище.

– Мистер Маллой, все это случилось только потому, что Чемпионке была необходима еда… – начал Майкл.

Но Оуэн Маллой перебил его:

– Когда я приходил туда, я хорошо рассмотрел твою лошадь. Прекрасное животное. И мне понятно, почему ты считаешь, что она заслуживает только самой лучшей травы. Faugh-a-Ballagh, – сказал он.

– Faugh-a-Ballagh! – воскликнула я. – Это был боевой крик ирландской бригады, которая сражалась на стороне французов, когда те нанесли поражение англичанам в битве при Фонтенуа[24]. «Все с дороги! Faugh-a-Ballagh!»

– Faugh-a-Ballagh называют скаковую лошадь, – поправил меня Маллой.

– А-а-а… – Иногда я оказываюсь даже слишком образованной – на свою беду.

– Линии твоей лошади, ее мус-ку-ла-ту-ра, – он почему-то произнес это слово по слогам, – навели меня на одну мысль. Она вполне могла бы участвовать в охоте вместе с «Полыхающими из Голуэя».

– Охотиться?

– Вы наверняка слышали о «Полыхающих из Голуэя», – продолжал Маллой. – Это компания джентльменов, которая развлекается тем, что преследует верхом собак, которые в свою очередь преследуют лисицу. Они еще обожают выряжаться и трубить в охотничий рог. Как дети, ей-богу. Не-зре-лость, крайне несдержанное поведение.

– А почему они называются «Полыхающие»? – спросил Джозеф.

– Есть две версии. Согласно первой, они, выпив не-ве-ро-ят-ное количество пунша с виски, устраивают дуэли и начинают палить вдруг в друга. А согласно второй, они как-то подожгли одну гостиницу неподалеку от Бирра, когда навещали там другую ватагу охотников. Каждая из этих версий может быть правдива – или даже обе.

– Вы, похоже, немало знаете о них, мистер Маллой, – заметил папа.

– Когда я был еще мальчишкой, мой отец работал у Пайка на конюшне. И я ему немного помогал. Что бы разного ни говорили про джентльменов, которым принадлежит ирландская земля, лошадей они действительно любят – однозначно. Дворянство может закрывать глаза на то, что Мерзавцы Пайки пристают к дочерям своих арендаторов, но если Пайки будут плохо обращаться со своими лошадьми, им этого не спустят. И старый майор, и его сын, молодой капитан, оба выезжают вместе с «Полыхающими». Именно Пайки со своими дружками в следующем месяце устраивают Голуэйские скачки на старой скаковой трассе у Паркмора.

– Куда я и выставлю свою лошадь, – сообщил ему Майкл. – У меня есть спонсор – мистер Линч.

– Что ж, очень пред-при-им-чи-во. На той трассе есть стены и изгороди, – сказал Оуэн Маллой, словно размышляя вслух. – Это называется стипль-чез[25] – еще с тех пор, как двое жителей Корка скакали наперегонки от церкви до церкви. В Паркморе любой мальчишка с конюшни умеет ездить верхом.

– Как и вы сами в свое время? – спросил Майкл.

– Да, как я, – ответил Маллой. – Я выиграл несколько скачек, пока одно падение не остановило меня.

– Падение? – переспросила я.

– Конечно, наездники падают все время, – подтвердил Маллой.

Выходит, Майкл может не только потерять лошадь, но и свернуть себе шею?

Тогда, может быть, ему не нужно вовсе…

Но еще до окончания этого вечера Оуэн Маллой согласился пустить Чемпионку на свое пастбище и сказал Майклу, что поможет потренировать ее перед скачками. Взамен Майкл прополет поля Оуэна и выделит ему что-то из своего выигрыша.

– До скачек осталось всего две недели, – заявил Оуэн. – Нас ждет большая работа. Начнем с завтрашнего дня.

– Чемпионка способна на это, и мы тоже, – сказал Майкл.

***

Майкл и Оуэн проложили трассу на пастбище, огороженном каменными стенками, которые возвел еще прапрадед Оуэна Маллоя. Они уложили кусты дрока в высокие кипы, сложили кучи из камней, установили на два больших валуна перекладину – взятую у Джозефа клюшку для ирландского травяного хоккея, а также использовали в качестве препятствия сами ограждающие стены.

Они работали с Чемпионкой длинными летними вечерами, когда солнце и не думало садиться до десяти или даже до одиннадцати часов. В течение дня Майкл полол Оуэну поля с ячменем и овсом, а тот, со своей стороны, предоставил Майклу старый сарай, чтобы держать в нем Чемпионку и спать самому. До этого он ночевал в доме Майры и Джонни, и Майра была рада, что он уходит.

– Все, хорошего понемножку, Онора, – сказала мне Майра в тот день, когда Майкл ушел от них. – Мы с Джонни слишком долго ждали собственной кровати, чтобы переживать по поводу того, что нас может услышать Майкл, спящий на чердаке.

Майра обожала намекать мне на различные радости семейной жизни.

– Теперь мне понятно, почему по Барне бегает так много ребятишек, – сказала она, – хотя порой мне трудно поверить, что наши родители вытворяли то же, что и мы с Джонни.

– Я бы не стала их об этом спрашивать, Майра.

– Сама все поймешь, Онора.

– Думаешь, я смогу научиться этому так же легко, как ты?

– А Майкл Келли еще не целовал тебя?

– Нет.

– А ты хотела бы этого?

– Хотела бы. С самого первого момента, когда увидела его выходящим из моря. Он был такой улыбающийся, высокий, с синими глазами и этим мужским инструментом, который у него стоял так высоко и гордо…

Майра рассмеялась.

– В этом смысле с тобой все будет нормально, – сказала она. – Ты всегда была хорошей ученицей.

Она быстро приобняла меня, чего раньше почти никогда не делала.

– Майкл сказал, что купит мне книг, когда выиграет Голуэйские скачки. А еще он говорит, что ему будет доставлять огромное удовольствие следить за тем, как я читаю у огня.

– Так он ждет не дождется, когда сможет наблюдать, как ты читаешь у огня? Что ж, каждому свое.

***

Через неделю я привела на тренировку бабушку. Мы уселись на одну из стенок самодельной трассы стипль-чеза. Бабушка выглядела встревоженной.

– Мне жаль, что Майкла так укачивает в море, – сказала она. – Нехорошо привлекать к себе столько внимания. Что мешает какому-нибудь солдату в красном мундире заявить: «Хочу лошадь этого католика, вот тебе за нее пять фунтов»?

– Нет больше такого закона, бабушка.

– Эти Sassenach никогда не позволяли закону вставать между ними и тем, что они хотят получить. А не мог он найти какого-нибудь пони в Коннемаре, чтобы проскакать на нем? Это самые разумные животные в этой стране, к тому же ни один лендлорд еще не отнимал их для себя.

– Пони не могут участвовать в Голуэйских скачках. И ты только взгляни на Чемпионку! Какая она сильная, правда, бабушка?

Было очень волнительно наблюдать за тем, как Майкл на скаку вытянулся вдоль шеи своей лошади. Как быстро она взмыла в воздух, а затем галопом ринулась к следующему препятствию. Это была отличная парочка.

Через некоторое время Майкл подъехал на Чемпионке к нам.

– Что вы думаете о ней, бабушка? – спросил он, похлопывая лошадь по шее.

– Она, конечно, curadh, чемпионка, – сказала бабушка.

– Curadh, – повторил Майкл. – Я не знал этого слова.

– Curadh – старое слово, обозначающее чемпиона. И это отличное имя для нее, – объяснила бабушка.

К нам подошел Оуэн Маллой. Он слышал слова бабушки.

– Имя Чемпионка подходит ей.

– Curadh, – поправила его бабушка.

– Лучше все-таки использовать английский вариант. Так будет проще для тех, кто будет делать ставки.

Бабушка окинула Оуэна Маллоя взглядом с ног до головы, и он не отвел глаз. Папа сказал, что Оуэн был одним из «всезнаек», которые знают о чем угодно – от парламентских выборов до брачных контрактов – и которые постоянно все анализируют и дают свои прогнозы.

Бабушке такие разговоры не нравились. «Мужчины любят думать, что они вносят в жизнь порядок, – обычно говаривала она, – что они контролируют происходящее. Но только женщины знают, что к чему».

Но в этот раз она лишь кивала, пока Майкл прогуливал Чемпионку взад-вперед, а Оуэн излагал стратегию этой гонки, основанную на его личном опыте.

– Здоровенный, мышиной масти, мерин майора Пайка. Зовут его, кстати, Стронгбоу, можете себе представить? Сразу захватит лидерство, без вопросов. За ним потянутся все остальные, потом Майкалин и ее леди. Держись позади, Майкл. Этот мышиного цвета конь злой и очень тер-ри-тори-аль-ный.

– Территориальный? – переспросил Майкл.

– Он любит много пространства и атакует любую лошадь, которая подойдет слишком близко к нему. Он заставляет лошадей падать при взятии препятствия. Молодой капитан Пайк, сын майора, который и будет скакать, не против столкнуть других наездников. Держись сзади. Выжидай. И когда остальные замешкаются в неразберихе, пускай Чемпионку через барьер.

– Я понял, – сказал Майкл.

Пока Оэун рассуждал, бабушка оглядывалась по сторонам.

– А сколько тут вашей земли? – спросила она.

Майкл рассказывал, что Оуэн Маллой по старому договору аренды держит большой участок, на много акров, и сдает его частями в субаренду другим фермерам.

– Да вся, если можно так сказать. У нас тут действует старая система – «рандейл». Шесть семей обрабатывают землю вместе. Три – по моему арендному договору. Остальные три арендуют ее у Мерзавцев Пайков напрямую, без всяких договоров и с оплатой за год. Мы все живем в небольшой деревеньке, наши домики расположены рядом, и мы вместе выходим в поле. Вместе пашем, сеем, полем, нарезаем торф, а в более счастливые времена еще и вместе ухаживали за овцами, коровами и свиньями. Каждый мужчина присматривает за урожаем лорда и одновременно за своим собственным огородом с картошкой.

– Хорошая система, – заметила бабушка. – По ней в Ирландии жили еще в старину.

Оуэн Маллой кивнул:

– Мой отец, его отец и отец его отца – всего семь поколений Маллоев выполняли для всей общины распределение и перетасовку участков. И эти поля тогда давали большие урожаи. Ро-та-ци-я назначения участков: овес, потом ячмень, потом картофель, потом под пастбище. Это сберегало почву. И всегда отдавали кусочек надела сыну или дочке, которые хотели жениться и завести свою семью. Но теперь Мерзавцы Пайки разослали своих агентов, чтобы те заставили нас разделить землю на полоски и выровнять их. Каждый за себя, все арендаторы с правом выселения без предупреждения, чтобы легче было выгнать, да еще и ссорят фермеров между собой – кому же хочется получить плохой участок? – негодовал Оуэн. – Они хотят разогнать нашу деревеньку, чтобы домик каждого стоял посредине его участка, на английский манер. Но кому захочется идти далеко ночью по темным полям, чтобы провести вечер у соседа перед очагом, слушая музыку или рассказывая друг другу разные истории? Я знаю парня по имени Фрэнси Койл, он сам из-под Шанталлоу. Его лендлорд поместил его на большом квадратном участке с домом посередине и разрешил два года не платить ренту. Идея заключалась в том, что он вроде как должен был больше работать, когда рядом не будет соседей, с которыми можно почесать языком. Такой эксперимент. Но Фрэнси не смог привыкнуть к и-зо-ля-ци-и. Его Мэгги заскучала в одиночестве. И Фрэнси пришлось нанять девушку горничную, чтобы той было с кем поговорить.

Мы все засмеялись, а Оуэн Маллой добавил, что у агентов Мерзавцев Пайков все-таки есть одна общая хорошая черта – надолго они не задерживаются.

– Мы переживаем их всех.

Какой замечательный вечер: мягкий свет уходящих лучей, тонкий аромат луговых трав, фуксии и боярышника. Я посмотрела на небо – оно было розовым и отражало в себе солнце, которое уже пряталось в залив Голуэй где-то под нами.

Чуть выше нас я заметила группку полей, уходивших вниз по склону от небольшой проселочной дороги. На них ничего не росло, и выглядели они запущенными.

– А что это за печальные участки вон там, мистер Маллой? – спросила я.

– Их называют Аскибуой. И от них же пошло название нашего таунленда.

– Аскибуой – желтая вода, – перевела бабушка. – Болотистая местность.

– Вы абсолютно правы, миссис. Перегной и трясина. На моем участке, и это самые влажные поля на пять таунлендов вокруг. Раболепствующий агент старого майора Пайка считает, что я обязан найти кого-то настолько глупого, чтобы взять эти поля. При прежней системе им нашлось бы применение в ходе ротации. Но только не теперь. Пусть лучше уж остаются невозделанными – все меньше ренты платить.

– Оттуда должен открываться потрясающий вид, – сказала я.

– Так и есть. Залив Голуэй во всей своей красе. Зимой оттуда можно видеть, как солнце садится в воду. Там красиво в любое время года.

– Может, поднимемся и посмотрим? – спросил Майкл.

– Для меня карабкаться туда слишком высоко, – сказала бабушка.

– Сходите вдвоем, – предложил Оуэн Маллой. – А мы с миссис Кили пока с удовольствием поболтаем немного.

– Бабушка. Называйте меня просто бабушка, мистер Маллой.

– Тогда я для вас просто Оуэни – так звала меня моя мама, упокой Господь ее душу.

– Да благослови, Господи, всех матерей, – ответила бабушка.

Они подружились. Очень хорошо.

– Пойдем, Онора. Чемпионке должна понравиться медленная прогулка в гору с тобой на спине, – сказал Майкл.

Майкл уже перекатал на Чемпионке большую часть ребятишек Барны. Пока он водил лошадь под уздцы туда-сюда перед хижинами, а дети важно помахивали родителям рукой, словно маленькие помещики, те переговаривались между собой: «Когда-то мы были великим народом, у которого коней было без счета. Вы только посмотрите, как наши малыши держатся в седле! Совершенно не боятся. Любовь к лошадям у них в крови».

Но сама я еще никогда так не ездила, и вот теперь Майкл поднял меня на спину Чемпионки. Одним движением своих сильных рук он усадил меня на кожаное седло, которое очень ценил, – он рассказывал мне, что это подарок от Джимми Джо Доннелли. Майкл повел лошадь с пастбища, я схватилась за ее гриву. Теперь я поняла, почему джентльмены и леди так любят ездить верхом, – отсюда мне было видно все вокруг. На вершину холма мы поднялись очень быстро.

И вот мы на месте, а внизу перед нами раскинулся залив Голуэй. Я сидела на Чемпионке, и никакие ветки, никакие кусты уже не заслоняли мне вид на голубоватые горы Клэра в зеленой бахроме леса на противоположном берегу, на волны, выплескивавшиеся на песок длинного пляжа Силвер Стрэнд, и на водный простор, уходивший в сторону моря.

Наклонившись, я тронула Майкла за руку, которой он держал поводья Чемпионки.

– Как красиво, – сказала я. – Я его никогда таким еще не видела.

Однако Майкл смотрел вовсе не на залив внизу. Он оценивал все подъемы и впадины бедного несчастного Аскибуоя – пропитанного водой и заброшенного.

– Его можно осушить, – сказал он. – Патрик должен знать, как спасти эти поля. Посмотри на их рас-по-ло-же-ние, Онора, – продолжал он, копируя манеру Оуэна Маллоя. – Сейчас, когда солнце садится, эта земля находится в тени, но утром она первой встретит свет. Эта ферма может давать большие урожаи, если ею правильно заняться.

Майкл снял меня с Чемпионки и повел вверх по склону холма. Когда он ступил на поле, я услышала чавкающий звук и увидела, как его ботинок погрузился в грязь.

– Патрик сделал бы здесь каналы, чтобы отвести воду. Смотри, Онора, посреди поля растет дуб – заколдованное дерево.

– Это к удаче, – сказала я.

– А эта тропка здесь… Она сейчас совсем узенькая, но это основа для хорошей дороги. Маллой сказал, что дороги им обещали.

– Дороги всегда только обещают, – проворчала я.

– Так что ты об этом думаешь, Онора?

– Думаю о чем?

– О том, чтобы взять эту землю в аренду после того, как я выиграю Голуэйские скачки.

– Не мне судить о земле, Майкл, но этот участок кажется мне… В общем, сложным. К тому же я не хотела бы, чтобы Мерзавцы Пайки были моими лендлордами.

– Я арендую его у Маллоя, стану его субарендатором. А Пайки об этом никогда не узнают. Эти поля ведь заброшены. Тут мы не извлекаем выгоды из чьих-то неприятностей. А когда появится дорога, я могу построить кузницу. Для Чемпионки и ее потомства этого кусочка пастбища хватит. Хотя, конечно, мне будет нужен Патрик… Не знаю, смогу ли я возделывать эти поля без него.

Всякий раз, когда Майкл произносил слово «Патрик», что-то удерживало меня от того, чтобы прямо спросить его о брате. Посмотрев вниз, я увидела бабушку и Оуэна Маллоя, которые мирно сидели на каменном заборе и беседовали. Подходящий момент, чтобы раскрыть этот секрет Майкла.

– Майкл, а где сейчас Патрик?

Ответил он не сразу. Сначала молчал, а затем тихо заговорил:

– Я не знаю, Онора. Видишь ли, Патрик – добрейший и великодушнейший человек, который при этом прекрасно управляется на земле. Но он совершенно не выносит несправедливости, просто не может пройти мимо. Это целая история.

Последние лучи заходящего солнца скрылись в веренице облаков у горизонта. Если рассказ Майкла затянется, нам придется спускаться в Барну по крутой дороге в темноте, скользя и спотыкаясь. Но это был мой шанс узнать наконец об этом загадочном Патрике, и я не собиралась упускать такую возможность.

– Расскажи мне, Майкл.

Я села на остатки старого каменного забора, Майкл расположился рядом со мной, а Чемпионка принялась жевать зеленую траву, росшую на влажной земле.

– С чего же мне начать? – задумался Майкл. – Патрик привык странствовать. Иногда в пору сбора урожая он отправлялся даже в Шотландию. Он всегда работал больше всех среди бродячих безземельных батраков, хотя и был самым молодым из них. Мать с отцом надеялись, что он будет жить вместе с ними, но Патрик не мог осесть. Мальчишкой он никогда не был – сразу стал мужчиной. Мама рассказывала, что домой его привело только известие о моем рождении. Было это семнадцатого марта, в его собственный день ангела, в самый разгар посевных работ. Ему было двенадцать, а мне – два месяца. Мама говорит, что Патрик сразу подошел ко мне, и я повернулся к нему лицом. Он сказал, что у меня такие же голубые глаза, как у нашего отца. Брат улыбнулся мне, а я протянул ручонку и ухватил его за палец. Тогда он прикоснулся к моей щеке. Я засмеялся. «Я всегда хотел иметь брата», – сказал Патрик нашей маме.

– Ты одинок, – сказала я и взяла Майкла за руку. – Тяжело жить без дома.

– Это правда, – вздохнул он.

«У тебя будет родной дом, Майкл. Я устрою его для тебя. Обязательно. Здесь или где-то еще».

– Патрик был рад остаться жить с нами, – продолжал Майкл. – На фермах нашего прихода он нашел массу работы для себя. Каждый вечер приходил в кузницу посмотреть на меня. Однажды наша мать была в кузнице и разбиралась со счетами, а я забился в угол, прячась от сквозняков из двери. Мне тогда было семь или восемь месяцев от роду. У меня над головой располагались полки, на которых лежали упряжь – хомуты, уздечки, мундштуки – и длинные стержни железа. Тут вошел Патрик и сразу же направился ко мне. Мама говорила, что обычно он всегда останавливался, чтобы помыть руки, но в тот день почему-то сразу же подхватил меня. Едва он успел взять меня на руки, как рядом на дороге дилижанс «Бьяни» ударил колесом в колею. Бочки с портером сорвались с повозки и покатились прямо в стену кузницы – раздался сильный удар. Вся кузница содрогнулась. Деревянная полка была старой, а лежавшее на ней барахло – очень тяжелым. Все это – удила, упряжь, железные заготовки – с грохотом свалилось как раз на тюфяк, где всего несколько секунд назад лежал я.

– Ты бы погиб!

– Конечно! Я погиб бы, даже если бы там лежала лишь половина всех этих вещей! – подтвердил он.

– Ужасно, ужасно. Каково было бы твоей бедной матери! И каково было бы мне – без тебя.

– А если бы это и не убило меня на месте, то могло бы покалечить или испугать до потери рассудка, – сказал Майкл. – Добавь к этому еще и унижение из-за того, что во всем были виноваты бочки с портером.

– Не шути так, Майкл, – возразила я. – Он спас тебе жизнь. Патрик спас тебя.

– Да, спас – двенадцатилетний герой, – согласился Майкл. – Когда Патрик сам пересказывал мне эту историю, он сказал так: «Я направлялся к насосу, чтобы смыть грязь со своих рук, но тут что-то заставило меня свернуть в кузницу. Я тогда едва не засопротивлялся этому странному порыву. Был очень близок к тому».

Теперь я взяла Майкла за руку и удержала ее.

– Но он все-таки сделал это. Твой Патрик. Он спас тебе жизнь. Майкл, когда я смогу познакомиться с ним? Когда смогу поблагодарить его за это?

Майкл улыбнулся, но перевел взгляд в сторону залива.

– Это еще не конец истории, – сказал он. – Патрик оставался с нами, работал у фермеров в округе и наблюдал, как я расту. Когда мне было лет пять, он взял меня с собой на небольшой участок каменистой земли. Мы выбирали из нее гравий и мелкие камни и удобряли навозом, остававшимся после лошадей «Бьяни». Потом он научил меня вырезать глазки ростков из посадочного картофеля и садить их глубоко во вскопанную землю. В тот год у нас было море картошки, и нам больше никогда не приходилось покупать ее у Джимми Джо или других соседей. «Он пытается сделать из Майкла фермера», – говорила бабушка моей матери. «Земля разобьет тебе сердце, – говорила она мне. – Это не твое, нет. На ней ты зависишь от прихоти лендлорда». Но Патрик возражал: «Каждый дюйм ирландской земли принадлежит только нам. Даже если Sassenach где-то получили на нее документ с печатью, какая разница? Земля принадлежит тем, кто на ней работает. Придет день, когда мы заберем ее назад, а к тому времени Майкл уже должен будет научиться правильно с ней обращаться».

– Прямо мятежные речи, – заметила я. – Ну, от этого никакого вреда. Мой папа тоже на словах постоянно бунтует. А Патрику тогда сколько было – семнадцать?

– Есть множество людей, которые только говорят, но Патрик – человек действия.

– Осторожнее, не наговори лишнего, – испуганно прошептала я, хотя вокруг не было ни души.

– Лендлорды в нашей части страны – безжалостные и жестокие люди. На перекрестье дорог стоит cnocnacrochádon, помост палача, – напоминание об отцах, казненных здесь за то, что они крали еду для своих голодных детей. Такое любого может запугать, но только не Патрика. Когда мне было лет девять и он еще был с нами, выдался неурожайный год на пшеницу, и некоторые из арендаторов Блейкни задолжали ему ренту. Их должны были изгнать с земли, если они не рассчитаются немедленно. И Патрик тогда нашел для них деньги.

– Каким образом? – снова прошептала я.

– Он ограбил самого полковника Блейкни, стащив его с коня на пустынном участке дороги. Повалив его наземь, Патрик забрал у него кошелек. Поговаривают, что он даже не использовал оружия. Полковник не был уверен в том, что это был Патрик: нападавший завязал свое лицо платком. Полковнику Блейкни все равно был нужен кузнец, а Патрик исчез. Поэтому нашу семью не наказали. Но Патрик не вернулся. Мы слышали, что он скрывается в горах. Ходила молва, что он стал разбойником. Но я уверен, что он скучает по работе на земле. С тех пор я его не видел. Думаю, мой отец иногда встречался с Патриком во время своих странствий, потому что порой он приносил больше денег, чем мог заработать игрой на волынке где-нибудь на улице. – Майкл опустил глаза. – Папа умер примерно через три года после ухода Патрика, и я был уверен, что тот придет на похороны. Он не пришел, но у себя под дверью мы обнаружили три бочонка виски и устроили такие поминки, о которых до сих пор помнят в Галлахе. «Последние настоящие поминки», – говорили о них. Из Каллоу и Ахаскры пришли толпы Келли. Мы похоронили отца в Клонтаскертском аббатстве…

– Где есть Святой Михаил и русалка, – добавила я.

Он улыбнулся.

– А еще могилы всех Келли. Погребальную песнь для моего отца играла группа волынщиков, а мама и дед в печали стояли неподвижно и слушали… Пока они играли, я взглянул в поля и увидел одинокую фигуру на склоне холма.

– Патрик, – ахнула я.

– Я верю, что это был он. Это произошло шесть лет назад. С тех пор о нем ничего не известно. Слухи, и только, – закончил он.

– Выходит, он не знает, что твои мама и дед умерли, как не знает про Чемпионку и все остальное?

– Мне кажется, у него были свои способы узнавать разные новости из Галлаха, но теперь, когда я оттуда уехал…

– Судя по твоим словам, Патрик мог податься в Америку.

– Он никогда не покинул бы Ирландию, – заверил Майкл. – Онора, думаю, я обязан рассказать про Патрика твоему отцу. Возможно, он не захочет, чтобы ты выходила за человека, у которого такой брат.

– Почему? В последний раз ты разговаривал с Патриком, когда тебе было девять лет. Разных Келли десятки тысяч. Кто может как-то связать тебя с ним?

– И все-таки.

– А ты когда-нибудь слышал о Мартине О’Малли? – спросила я. – Он самый знаменитый контрабандист в горах Коннемары. Вот он действительно вне закона. У него там целая армия. Мартин О’Малли приходится двоюродным братом моей бабушке, а бо́льшая часть ее родственников до сих пор живет в Коннемаре. У Майры на свадьбе были ее племянники – здоровенные такие мужики. Они подогнали к причалу шхуну с грузом торфа. Но в нем были спрятаны бутыли испанского вина и кувшины с самодельным виски – poitín – из Коннемары. Бабушка называет это «парой небольших одолжений от Мартина О’Малли». Как видишь, Майкл, Кили не такие уж робкие и законопослушные, как это может показаться на первый взгляд. Хотя мы все равно не станем рассказывать папе о Патрике Келли.

***

Бабушку и Оуэна Маллоя мы встретили уже на дороге.

– Я только что рассказала Оуэну историю о Махе, – сказала она. – А ты, Майкл, слышал про эту волшебницу, вышедшую замуж за мужчину из Ольстера? Ее муж хвастался, будто его Маха так быстро бегает, что может обогнать любую лошадь. Король приказал ей участвовать в такой гонке на ярмарке, несмотря на то что она была беременна. Она действительно победила, но потом родила двойню прямо на трассе. Маха прокляла ольстерцев и предрекла им, что все они, идя на битву, будут испытывать боль, как при родах, за исключением Кучулана, который…

– Ах, бабушка, – прервала ее я, – может быть, мы уже пойдем?

– Доскажу в другой раз, – согласилась она.

Майкл усадил на лошадь сначала бабушку, позади нее – меня и медленно повел Чемпионку по тропинке вниз к заливу.

– Я никогда не догадывалась о трудностях, с которыми сталкиваются фермеры, пока Оуэни не рассказал мне, – сказала бабушка. – То слишком много дождей, то слишком мало; то морозы ударили слишком рано, то недостаточно рано. Снег опять же: то долго не тает, то тает прежде времени. Разные вредители, жуки и зайцы. А еще сорняки. А я-то считала рыбную ловлю сложным делом.

– Это как посмотреть, – возразил Майкл. – Зато Оуэна Маллоя никогда не сдует ветром в море и внезапный шторм никогда не перевернет его лодку. И укачивать его не будет, выворачивая желудок наизнанку.

– Это верно, – согласилась бабушка. – И все-таки столько работы, чтобы вырастить урожай! Нужно не только продать его для уплаты ренты, но еще и заплатить, чтобы его отвезли на рынок!

– Спасибо Господу за нашу pratties, – сказал Майкл.

На полях, мимо которых мы ехали, при свете луны отчетливо белели цветы картошки. Было достаточно светло, чтобы видеть дорожку к заливу, блестевшему в лунном сиянии.

Мама и папа специально вышли на порог, чтобы посмотреть, как Майкл будет снимать бабушку и меня с лошади. Мама слегка присела в реверансе перед бабушкой.

– Изволили прокатиться верхом со своими охотничьими псами, миссис? – шутливо сказала она.

Отец кивнул Майклу:

– Заходи, покурим.

– Я лучше пойду обратно.

По правилам вежливости отец пригласил его трижды, но явно испытал облегчение, когда Майкл все же отказался. Отцу хотелось побыстрее лечь в постель. И мне тоже. Я никогда ничего не скрывала от своих родителей, однако Патрик был секретом, который нужно было сохранить.

– Спокойной ночи, – пожелали мы все Майклу.

– Slán abhaile, счастливо добраться домой, – добавила мама.

Домой. Станет ли эта земля на холме когда-то и моим домом?

Я слышала, как бабушка говорила отцу о том, что занятие фермерством требует больше ума, чем может показаться на первый взгляд.

Аскибуой… Для той его части, где мы будем жить, потребуется название получше.