Читать книгу Залив Голуэй - Мэри Пэт Келли - Страница 6

– Расскажи мне, кто ты, – попросил незнакомец. – Расскажи мне все о себе.

Он уже оделся в темные штаны и свободную холщовую рубашку. Теперь мы стояли вдвоем, прислонившись к моей скале.

– Мои отец и братья рыбачат, а я с матерью и сестрой продаю их улов в Голуэй Сити. – Я показала ему на череду выбеленных известью домиков, вытянувшихся вдоль дуги берега, и объяснила, что живу в одном из них с мамой, папой, бабушкой, сестрой и тремя младшими братьями. – Всего тридцать рыбацких семей живут в нашей деревне, она называется Беарна – это означает «пролом» по-ирландски. Хотя на английском название перекрутили, и получилась Барна.

Я вдруг умолкла, потому что хотела сказать совсем не это.

Он все понял.

– Это все внешнее. Расскажи, что у тебя внутри, – сказал он. – О чем ты думаешь, что чувствуешь? Как я могу завоевать твое сердце? Отправь меня в какой-нибудь великий поход, пошли меня за горы, за моря. Чтобы завоевать твою любовь, я готов гнать свою лошадь, Чемпионку, хоть в Тир на Ног[6] и обратно.

– Любовь? Ты ведь даже не знаешь моего имени.

– Тогда с этого и начнем.

– Онора Кили.

– Онора… Прекрасно. Онора – это «честь».

Выходит, это все же случается. Любовь с первого взгляда. Совсем как в бабушкиных рассказах о Дейрдре и Найси, Грайне и Диармиде[7]. Лишь взглянуть в лицо и сразу понять: это он. Поразительно. Но правда.

– А тебя как зовут?

– Майкл Келли, – ответил он. – Моего отца звали Майкл Келли, а отца матери – Мерта Мор Келли. Я из Галлаха-уй-Келлай.

– Галлаха рода Келли, – повторила я, переводя это название на английский. – Я начинаю понимать.

– Понимать что?

– Что ты – Келли.

Мы рассмеялись, словно я сделала величайшее умозаключение. Он взял меня за руку, и я притихла.

Я взглянула из-за скалы на Барна-хаус. Шторы по-прежнему были задернуты – это хорошо. Чтобы посмотреть на рыбацкие дома, мне пришлось перегнуться через парня. Тоже тихо. Все еще спят. И я не одернула руку. Там ей было тепло и хорошо.

– Так ты не… Я хотела сказать, может, это какое-то колдовство? – спросила я.

– Конечно колдовство, – ответил он. – Погоди, я сейчас призову своего скакуна.

Скакуна! Он так и сказал – «призову» и «скакуна». Поэтому я подыграла:

– Конечно, мой галантный герой, прошу тебя.

***

Как ловко он шагал по песку, а потом легко взбегал на холм Джентшн Хилл, на вершине которого стояла его лошадь. Волшебное место. Может, мне теперь встать и убежать? А что если он собирается увезти меня отсюда в свой волшебный форт rath?[8] Но, когда он вел изящное животное вниз по склону ко мне, я не сдвинулась с места. На плече у Майкла было седло, а под мышкой – какой-то сверток. Я поднялась ему навстречу.

– Полегче, полегче. – Он похлопал лошадь по шее и опустил свою ношу на землю. – Все в порядке, Чемпионка, – сказал он и повернулся ко мне. – Мы с ней еще никогда не видели столько воды, без конца и края. Вид этого залива, который тянется отсюда до самого моря, очень возбуждает нас обоих.

– Славная лошадка, – заметила я.

– Славная. И будет вести себя вежливо и спокойно, пока я присяду рядом с Онорой Кили. Ее зовут Чемпионка.

– Она rua, – сказала я. – В смысле – рыжая.

– Гнедая, – поправил он. – Или каштановая, под цвет твоих волос, пылающих огнем на солнце. Это из-за твоих замечательных волос, летавших вокруг твоей головы, Онора Кили, я и принял тебя за русалку. Вроде тех, что вырезаны в камне над проемами дверей аббатства в Клонтаскерте[9].

– Русалка? А я решила, что ты из морского народа… или тюлень, – сказала я.

– Хочешь, чтобы я был тюленем? Для тебя я с радостью им стану.

– Оставайся мужчиной. Мужчиной на хорошей лошади.

Внезапно я поняла: человек с лошадью. О Иисусе! Мария и Святой Иосиф! Цыган, бродяга… Всю жизнь меня предупреждали: «Не отходи далеко, иначе тебя украдут цыгане! Эти прохвосты украдут у тебя зубы, а потом тебе же их и продадут!»

Когда караваны пестрых цыганских кибиток проезжали через Голуэй Сити, мама сильнее прижимала меня к себе. А женщины на рынке перешептывались: «Они иногда забивают своих жен до смерти».

«Отвернись, Онора, не смотри на них! – приказывала мне мама. – Цыганки могут сглазить тебя».

И вот теперь передо мной он, человек с лошадью, цыган!

– А где все остальные? – «Будь поаккуратнее, Онора».

– Остальные? – переспросил он. – Тут только мы с Чемпионкой.

– А разве ты не путешествуешь в кибитках вместе с табором?

– Ты решила, что я цыган?

По правде говоря, мне было все равно. В синеве его глаз отражался залив, а на губах играла улыбка.

– Я не цыган, хотя считаю, что и среди них есть приличные люди. Скитаться всю жизнь по дорогам – ужасное дело, и, думаю, то, что они приворовывают время от времени, вполне можно понять.

– Понять-то можно, – согласилась я, – но ты не один из них?

– Нет, Онора Кили, хотя в данный момент у меня нет ни крова, ни домашнего очага.

– В данный момент?

– Я хочу поведать тебе свою историю, но не знаю, с чего начать. Может быть, с моей матери?

– Давай, – кивнула я. – Матери – это всегда очень важно.

И мы снова рассмеялись. Он взял меня за руку, и мне стало абсолютно не важно, есть у него мать или нет, цыган он или кто-то еще.

Его лошадь подняла голову и заржала.

– Она что, тоже смеется? – спросила я.

– Возможно. Чемпионка любит эту историю, потому что мы с ней родились вопреки «естественному порядку вещей», как говорил мой старый школьный учитель.

Что это может означать? Сейчас он расскажет.

Мы удобно устроились, прислонившись спинами к теплому камню. Я повернулась так, чтобы видеть его лицо, когда он будет говорить. Как же очаровательно двигаются его губы, когда с них слетают слова. Синева его глаз темнела ближе к краям радужки, которая словно излучала странный свет. Какие густые черные волосы, какой прямой нос. Настоящий герой, вышедший из моря. Майкл Келли… Итак, его история.

– …Мерта Мор…

– Прости, Майкл, но кто он такой? Ты вроде бы хотел начать со своей матери.

– Ну да. Сядь поближе, чтобы ветер не уносил мои слова через залив к зеленым холмам графства Клэр.

– Все в порядке. Я и так слышу. Начни снова.

– Отец моей матери, Мерта Мор Келли, был крупным мужчиной, просто громадным, и очень немногие в Галлахе, да и вообще в окрестностях Баллинасло[10], могли бы бросить ему вызов. Даже полковник Блейкни, лендлорд, обращался к нему с определенным уважением. Он звал его Мартин, переиначивая его имя на английский лад, хотя для всех остальных он был Мерти. Род Келли заправлял на востоке графства Голуэй тысячу лет, когда туда вместе с Кромвелем пришли предки Блейкни, грабя и сжигая все на своем пути.

– А еще они разрушали аббатства и мучили бедных монахинь, – вставила я.

– Странно, что ты подумала об этом, потому что аббатства действительно играли там важную роль! Просто поразительно, что ты вдруг упомянула аббатства!

– Да уж, удивительно, – сказала я.

И мы снова засмеялись. Я придвинулась к нему поближе, и теперь мы грелись под солнцем совсем рядом.

– Мужчины в моем роду в течение многих поколений были кузнецами. Ты слышала какие-нибудь истории про Гоибниу[11]?

– Мне рассказывала о нем бабушка. В старину, до прихода в Ирландию Святого Патрика, Гоибниу делал оружие для героев и провожал смельчаков в иной мир с великими почестями.

– Правильно, – кивнул Майкл. – Но даже после прихода Святого Патрика кузнецы вроде Гоибниу раскатывали золото в тонкие листы, чтобы изготавливать чаши для причащения монахам и жезлы епископам и аббатам, а также великолепные торки[12], броши и заколки для вождей кланов. Имея тайное знание о том, как ковать железо и золото, кузнецы были молчаливыми и осторожными, строго хранили свои секреты. Таким был и мой дед. Но моя мать не страдала от тишины в доме, – продолжил он. – Хотя по натуре мама не была женщиной молчаливой, она говорила, что была вполне счастлива, посвящая свои дни приготовлению еды и уходу за моим дедом, потому что супружество миновало ее стороной. Никто не попросил руки дочери Мерты Мора. Молчаливые люди пугают других, особенно такие мускулистые…

– Вроде тебя? – вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать. Я чувствовала его руку – действительно очень мускулистую.

– Ну, по сравнению с ним я слабак, – сказал Майкл. – Он был настоящим великаном, легко поднимал железные чурки и мог выковать подкову несколькими ударами молота. Нужно было быть очень смелым человеком, чтобы прийти в темную кузницу Мерты Мора Келли и просить руки его дочери. И таких не находилось.

– Но один все же нашелся, – предположила я, – ведь ты-то появился.

– Я появился.

Между нами повисло молчание, которое становилось напряженным.

– Продолжай, – наконец попросила я.

– Ты что-нибудь слышала о Галлахском замке?

– Прости, нет, – ответила я.

– Это хорошо. Тогда я расскажу тебе. Представь себе огромный каменный форт, построенный на высоком холме, с террасами по склонам. На них могли удобно расположиться толпы зрителей, пришедших посмотреть на скачки, устраиваемые родом Келли по скаковому кругу. От замка сейчас остались лишь руины. Когда опускаются сумерки, там появляются привидения, а также добрые феи, которые, как тебе известно, любят быстрых лошадей.

– Я и вправду знаю это, – подтвердила я. – Моя бабушка – большая мастерица по всяким волшебным делам.

– Ах, – воскликнул он, – и это у нас с тобой общее!

Мы улыбнулись друг другу.

– Келли на земле своих предков не боятся никаких волшебных существ, – продолжал он. – Еще маленьким мальчиком я как-то скакал по скаковому кругу на воображаемом коне и вдруг услышал, как толпа приветствует и подбадривает меня перед последним препятствием. Я прыгнул вверх, перевернулся и мягко приземлился на зеленую траву.

– Всегда приятно приземляться мягко, – заметила я.

– Ты совершенно права, Онора. – Он сжал мою руку. – Итак, Галлахский замок и скаковое кольцо уже отложились в твоем воображении?

– Да, Майкл.

– Тогда продолжим. Как я уже сказал, все это место считалось заколдованным, и никто из соседей не осмеливался распахивать склоны или что-то садить на них. Даже Блейкни уже оставили попытки заставить своих арендаторов возделывать эту землю. Лошади там тоже не паслись. О, они могли, конечно, пару раз отщипнуть сочной зеленой травки, но потом поднимали головы, прислушивались и тут же убегали к изгороди вдоль дороги, где и стояли, пока их не уводили оттуда. Да и коровы Блейкни тоже отказывались там пастись, хотя по сравнению с лошадьми это довольно глупые животные.

– Всякий знает, что кони самые умные, – сказала я, хотя Чемпионка была первой лошадью, которую я видела так близко. – Ты только посмотри, как Чемпионка стоит и внимательно слушает нас.

– Она уже слышала эту историю, – сказал Майкл. – Так вот. Самым знаменитым из всех Келли в Галлахе был Уильям Бой О’Келли.

– Когда? – спросила я.

– Что когда?

– Когда он жил?

– О, задолго до Кромвеля, но через несколько столетий после того, как первые Келли пришли с севера. Их предводителя звали Майн Мор. Его сын Кеаллай позднее передал свое имя нашему роду. Кеаллай означает «раздор», и Келли, соответствуя своему имени, всегда сражались. Против завоевателей, но, честно говоря, и между собой. Раздоры. Братья убивали братьев ради титула главы клана, Taoiseach. Ты не станешь укорять меня за это? – спросил Майкл.

– Моя прародительница, Королева Маэва, тоже знала толк в раздорах и междоусобицах, – сказала я.

– Маэва – твоя прародительница? Ух ты, ее крепость находится неподалеку от нас!

– Мы, Кили, – потомки ее сына Конмака. Отсюда и название Кон-на-мара – Кон-с-моря.

– Выходит, – сказал он, – мы с тобой были связаны еще до того…

Я смогла лишь кивнуть. Он наклонился ближе, не отпуская мою руку.

– Прости, что прервала твой рассказ, Майкл. Продолжай.

Он прочистил горло.

– Так вот. Этот предводитель, Уильям Бой, правил нашим кланом в течение долгого мирного периода: нормандцы утихомирились, а Кромвель еще не пришел. И захотел он устроить пир, да такой, о каком и не слыхивали на всем острове Ирландия. Он пригласил на него всех вождей и правителей из городов на многие мили вокруг. И они приехали на этот великий рождественский пир в Галлахский замок вместе со своими женами и детьми, воинами и слугами, поэтами и священниками. В те дни семьи внутри клана находились в вассальной зависимости от вождя, и у каждого, кто прибыл в Галлах, были свои обязанности. Например, Ноутоны везли в замок Келли французское вино из порта – очень ответственная задача, – сказал Майкл.

– А ты что, очень любишь выпить? – спросила я.

– Я могу пить, а могу не пить, – ответил он.

– Это хорошо, – сказала я. – Продолжай. Думаю, гости привезли лошадей?

– Действительно, привезли. Причем прекрасных лошадей: одни были лоснящимися черными, другие – совершенно белыми. А один конь был как спелый каштан. Этот цвет очень идет и лошадям, и женщинам, – сказал он и одним пальцем, мягко и быстро, погладил меня по голове, однако я ощутила это прикосновение всем телом. – У тебя целый водопад тяжелых рыжевато-каштановых волос – похоже на хвост Чемпионки.

– На хвост Чемпионки?!

– Но он, конечно, и близко не сравнится с твоими прекрасными густыми волосами, Онора Кили. А твои глаза… Они такие ясные. Зеленые с золотистыми искорками… – Он потянулся рукой к моему лицу, но потом быстро опустил ее.

Я судорожно сглотнула.

– Ты остановился на пире, Майкл, – сказала я хриплым голосом.

– А… Ну да.

– Итак…

– Итак, началось пиршество. В огромных очагах бараны жарились целиком. И все гости горячо благодарили поваров за угощение.

– Хорошие манеры, – заметила я.

– Точно, – подтвердил Майкл. – А если кто-то оказывался не таким воспитанным? Тогда ему отрезали мясо из самого невкусного места – холодную лопатку. Всем гостям Уильяма Боя так понравилось здесь, что у него не хватило духу распустить их после Рождества. И все они остались, а пиршества, скачки, пляски, рассказывание всяких историй и музыка продолжались еще три времени года, пока не наступило первое августа – Lughnasa, когда нужно было собирать урожай. Чистосердечную щедрость Уильяма Боя О’Келли помнят по сей день, и даже сейчас такое гостеприимство называется Fáilte Uí Cheallaigh – «Прием О’Келли». – Майкл погладил меня по руке. – И это действительно очень теплый прием, – добавил он и отпустил меня.

– Твоя мать, Майкл, – напомнила я ему.

– Вот тут и появляется она. Через много лет после того пира, когда нашу землю захватили враги, Блейкни разрушили Галлахский замок, а наш городок переименовали в Кастл Блейкни – Замок Блейкни. И все же Келли до сих пор помнят и пересказывают старые сказания. Однажды на Майский праздник[13], Bealtaine, моя мать еще до рассвета отправилась на холм к Галлахскому замку. В наших краях мы верим, что на Bealtaine в первый день мая роса на траве обладает могучими целебными свойствами.

– Мы тоже верим в это, Майкл.

– А у вас девушки умываются ею, чтобы улучшить цвет лица? Хотя тебе, конечно, нет нужды волноваться по этому поводу.

– У нас, Майкл Келли, говорят, что если в этот день поваляться в росе, то все твое тело будет сиять необыкновенной красотой, – сказала я.

– Поваляться? – переспросил он. – Я так понимаю, без одежды?

– Не думаю, Майкл Келли.

– Ага, – сказал он, а потом вдруг вскочил и отвернулся от меня.

Я встала.

– Ты же еще не уходишь?

– Нет. Вовсе нет. Но Чемпионке нужно попить воды, да и мне тоже.

– Конечно, – сказала я. – В ручье возле родника Святого Энды очень вкусная вода.

Майкл взял Чемпионку под уздцы, и мы втроем направились к ущелью, которое вело в лес.

Когда мы проходили мимо Барна-хауса, шторы на окнах еще были задернуты. Но солнце уже полностью взошло – скоро мисс Линч проснется и выглянет в окно. Мы вышли на поляну у родника.

– Так что же случилось с твоей матерью на Bealtaine? – спросила я, когда Чемпионка напилась из Тубур Гйала, а Майкл, наклонившись, быстро глотнул воды.

– У моей матери были большие проблемы с ногами: мозоли, подагровые шишки, отекшие лодыжки и искривленные пальцы – в общем, настоящая катастрофа. Одна мудрая старуха сказала ей, что если на рассвете в Майский праздник она пойдет на руины Галлахского замка, роса исцелит ей ноги. И вот она взбиралась по склонам скакового кольца, пока весь город спал в ночной мгле. С первыми лучами солнца она увидела замок. Мама пошла дальше на холм и вдруг остановилась. Потому что услышала музыку… Звуки волынки. Может быть, это были волшебные трубы?

Майкл умолк. Чемпионка настороженно подняла голову, словно старалась лучше его расслышать. Мы стояли в тени дубов. Майкл подошел к каменной стенке, окружавшей источник Святого Энды, и присел на нее, похлопав ладонью по месту рядом с собой. Я устроилась возле него. Мы улыбнулись друг другу, и он продолжил свой рассказ.

– Моей матери всегда нравилось слушать рассказы об эльфах и их добрых делах. С детских лет она отмечала для себя развалины крепостей и заколдованные деревья, в которых могли бы поселиться эльфы. В уважении к их ритуалам она находила такое же удовлетворение, как и в выполнении обрядов и чтении молитв у источников вроде этого. Мама говорила, что это просто разные способы упорядочить нашу дико хаотичную жизнь. Но чтобы в действительности услышать волшебную музыку… Такого она никогда не ожидала. Музыка звала ее, тянула вперед, – продолжал Майкл. – Если следование за этой мелодией будет означать бросить отца, кузницу и вообще окрестности Галлаха-уй-Келла, чтобы жить в какой-то волшебной крепости… Что ж, так тому и быть. И тут она увидела его. Того, кто играл на волынке, конечно. Только вот для эльфа он выглядел довольно неряшливо и ростом был намного выше, чем, по рассказам, должен был быть представитель этого волшебного народа. Он сидел на большом камне у арочного входа в разрушенный замок, посылая свою мелодию навстречу рассвету. Это и был мой отец.

– Твой отец, – повторила я.

– Он все играл, пока солнце поднималось, а когда утренние лучи осветили их лица, он приветствовал ее. «Я – Майкл Келли, – сказал он, – из Кэллоу Лейк». Это было у заболоченного озера в десяти милях к югу, где в свое время поселился сын Уильяма Боя. «Как видишь, я волынщик, – продолжал он. – Я намеревался прийти сюда, чтобы сыграть печальную погребальную песню в честь предков рода Келли. Но в этом воздухе я услышал веселые нотки, звуки рила[14] и джиги. Удивительно, как здесь сохранилась память о том великом пире». Моя мать согласилась с ним: «Это было знатное веселье». И тогда…

– И тогда они поженились, твои мама и папа, верно?

– Ты хочешь, чтобы я перескочил сразу в конец моей истории?

– Я лишь хотела узнать, вот и все.

– Они поженились.

– Хорошо, – сказала я. – Продолжай.

– Мой отец знал больше пяти сотен разных мелодий: джиги и рилы, поминальные песни и марши, музыку для танцев и скорби, для войны и мира. Его родные много поколений были волынщиками у О’Келли из Кэллоу, и те поддерживали их. Но теперь, когда земля была утрачена и наступили тяжелые времена, мой отец просто странствовал, играя где только можно. И из каждого места, где побывал, он выносил одну-две мелодии: то услышит что-то новое от человека, играющего на металлической дудке, то уличный певец что-то напоет ему. Зимовать он возвращался в Кэллоу Лейк, где Эдмонд О’Келли, потомок Уильяма Боя, держал для него небольшую хижину. Отец развлекал Эдмонда рассказами о своих путешествиях. Он также по крупицам собирал историю и родословную разных ветвей рода Келли, потому что это интересовало Эдмонда. «А есть ли у тебя жена в этой уютной хижине?» – спросила у него моя мать. «Была там одна славная женщина, – отвечал он, – которая подарила мне сына, а сама умерла». – «И ты не женился во второй раз?» – снова спросила она. «Я не мог предложить другой женщине полную страданий жизнь жены волынщика, особенно когда мне приходится путешествовать так далеко и играть так мало. А уютной хижины больше нет, и мой сын батрачит у любого фермера, который захочет его нанять».

– Выходит, Майкл, у тебя есть брат? – спросила я.

– Есть – на двенадцать лет старше меня. В целом очень воспитанный парень.

На земле вокруг нас уже появились пятна солнечного света – наступало утро, и Кили постепенно просыпались. Но я не могла уйти: в рассказе Майкла его отец как раз должен был схлестнуться с его дедом.

– Когда моя мать и Майкл Келли, волынщик, вошли в кузницу, там уже было достаточно светло, чтобы разглядеть Мерту Мора Келли, склонившегося над горном. Тот выпрямился, продолжая сжимать молот в кулаке, – такой потный, грязный и чудовищно сильный. Суровый в своем грозном молчании. Мой отец не отступил, как это делали все, кто до этого просил руки моей матери. Он стоял на своем и озвучил предложение. «Тебе нужна кузница, – сказал ему мой дед. – Ты просто ищешь себе теплое местечко на старость». – «У меня есть свое дело», – ответил отец и показал моему деду свои свирели. «Бродячий волынщик, который вечно в дороге, спит бог весть где и мало чем отличается от нищего, хочет увести у меня дочь?» – «Я не стал бы просить никакую женщину разделить со мной мою судьбу, хотя мог бы пригласить ее присоединиться ко мне во время большого праздника, при большом стечении людей, где моя волынка играет важную роль». – «Большой праздник, – насмешливо сказал мой дед и стукнул молотом по лежавшей перед ним подкове. – В нашей стране сейчас праздников совсем мало». – «Это правда. Но у вас по крайней мере есть хорошее напоминание о прежних временах в Галлахском замке». – «В Галлах-уй-Келлай, – поправил его мой дед. – И он сейчас в руинах». В тот момент разговор шел на английском, хотя на склонах Галлахского замка мои родители говорили между собой по-ирландски.

– А сам ты владеешь ирландским языком? – спросила я, потому что мы говорили по-английски.

– Да, Онора, – ответил он, – хотя говорю на нем не так бегло, как мне того хотелось бы. В нашей части страны Блейкни поставили условия для тех, кто держит кузницу: чтобы не было «О’» в начале фамилии и чтобы никто там не говорил по-ирландски. Думаю, мой дед потому надолго умолкал, что не хотел начинать думать на английском. Но он не смел говорить по-ирландски, рискуя получить обвинение в измене. Я однажды слышал, как он проклинал королеву Елизавету за то, что она заставила вождей клана Келли поклясться, что они будут воспитывать своих детей на английский манер и заставлять их говорить только по-английски.

– Мисс Линч рассказывала, что Елизавета очень злилась из-за того, что нормандцы и старые английские фамилии, которые первыми завоевали Ирландию, в итоге стали говорить только по-ирландски и на латыни. Она называла их Ipsis Hibernicis Hiberniores – более ирландскими, чем сами ирландцы.

– А кто такая мисс Линч? – спросил Майкл.

– Моя учительница. Я расскажу тебе о ней потом. А теперь, пожалуйста, продолжи свою историю.

– У меня в горле пересохло, – сказал он и, встав с ограды вокруг источника, пошел к ручью.

Я последовала за ним. Он присел, зачерпнул воду двумя сложенными ладонями и поднес их к моему лицу. Я разомкнула губы, а он налил воду мне в рот. Мне вдруг захотелось поцеловать углубление в его ладони. Господи, что со мной?

– Твоя история, Майкл, – как-то умудрилась напомнить ему я, усаживаясь на стенку источника.

Он сел рядом со мной.

– Мой дед забыл об оставшейся в огне подкове, которая раскалилась добела. Он быстро поддел ее и опустил в лохань с водой. Вырвавшийся с шипением пар и поднявшийся дым отвлекли мужчин, и тут заговорила моя мать. «Я хочу замуж за этого человека», – сказала она.

– Прямо так и сказала? – спросила я.

– Так и сказала, – ответил Майкл. – Никто не ожидал.

– Но разве Грайне не влюбилась в Диармида в тот же миг, как увидела у него на лбу пятнышко – «знак любви», хотя и должна была выйти замуж за Финна, вождя? – снова спросила я.

– Думаю, это был как раз такой случай, – сказал Майкл.

– И Дейрдре, которая была предназначена королю Конору, убежала с Найси сразу же, как только они повстречались. Тоже ведь неожиданно.

– Это стало сюрпризом и для Найси, и для Диармида. Оба парня искали приключений, а тут появляются эти девушки, и они влюбляются в них… Мужчина точно не может ожидать такого, – заключил он.

– Наверное, – согласилась я. – Особенно если он разъезжает на прекрасной гнедой лошади, направляясь неизвестно куда.

Он здесь только проездом. И я больше никогда его не увижу…

Но тут Майкл возразил:

– Все эти старинные легенды рождены не на пустом месте. И моя мать вышла за моего отца, хотя это было крайне маловероятно.

– Маловероятно, – сказала я, – но это все же случилось.

– Случилось, – согласился он.

Майкл накрыл мою ладонь своей. Тепло. Мы замолчали. Я затаила дыхание.

– Продолжай. Что же твой дед сказал твоей матери?

– Он сказал: «Тебе уже слишком поздно выходить замуж, Фионнуала». Мою мать звали Фионнуала.

– Какое красивое имя.

– Мне нравятся хорошие и сильные женские имена: Фионнуала, Онора.

– Вот как, – сказала я.

– «Всему свое время, в том числе рождению детей, – сказал мой дед. – И если оно прошло, его не вернуть».

– Жестоко сказано, – заметила я.

Майкл кивнул.

– Но мой отец ответил на это так: «У меня уже есть сын, и я не переживаю по поводу того, обзаведусь ли еще одним. Но, когда ваша дочь подошла ко мне, я почувствовал, как одиночество, которое я ношу в душе, исчезает, словно туман под лучами солнца. Мать моего сына Патрика была хорошей женщиной, и она не стала бы препятствовать моему счастью. Возможно, это как раз ее молитвы привели вашу дочь ко мне», – задумчиво завершил мой отец. «Меня привели туда мои мозоли», – сказала моя мать. Такие вот дела…

– Но для нее все равно это было не слишком поздно, потому что ты все-таки родился.

– Не только родился, но и вырос вместе с ней и моим дедом Мертой Мором, кузнецом. Зиму отец проводил с нами, иногда приезжал мой брат Патрик. У меня было одинокое детство, но порой выдавалась возможность немного покуролесить с Патриком.

– А я всегда была с моей сестрой Майрой, и… О боже – ее свадьба! Как я могла об этом забыть? Я должна идти, Майкл. И прямо сейчас.

– Погоди, – сказал он.

Я остановилась, потом вернулась.

– Я так и не спросила у тебя, куда ты направлялся, прежде чем нырнул в залив Голуэй.

– Я думал, что отправился посмотреть мир, Онора, имея с собой отцовскую волынку и мастерство в кузнечном деле. Я приехал в Голуэй Сити, чтобы получить немного легких денег на это путешествие.

– О чем ты?

– Мы с Чемпионкой собираемся выиграть Голуэйские скачки.

– Голуэйские скачки? Но чтобы участвовать в них, нужно быть джентльменом. А ты ведь не джентльмен, Майкл, или я ошибаюсь?

– Нет.

– Слава Иисусу и Пресвятой Богородице. Мой отец скорее согласился бы выдать меня за бродягу, только не за джентльмена! Ой, я не это хотела сказать… При чем тут «замуж»… Я имела в виду… Ты, наверное, считаешь меня жуткой нахалкой.

– Из-за того, что ты говоришь правду? Послушай, давай пойдем и поговорим с твоим отцом прямо сейчас.

– Но ведь ты отправился посмотреть мир.

– Мне больше не нравится путешествовать в одиночестве, – сказал он.

– Ох… – Голос мой вдруг стал совсем тихим. – Я очень рада.

Мы пошли по пляжу в сторону вереницы рыбацких хижин. Соседи уже встали, и многие из них, похоже, переговаривались, тыча в нас пальцами.

– Я пойду первой и все им объясню. Видишь ли, в моей семье все уверены, что в сентябре я уйду в женский монастырь.

– Что? – неожиданно громко воскликнул Майкл, испугав Чемпионку, которая шарахнулась от него. – Ты – и в монашки?

Пока Майкл удерживал лошадь за поводья, я побежала, и мои распущенные волосы гривой развевались на ветру.

– Мы уладим это позже, – крикнула я ему через плечо. – А сейчас мне нельзя опоздать на свадьбу Майры!