Читать книгу Розовый обруч - Михаэль Косаник - Страница 5

Эрик.

Едва Адриан заикнулся в один из весенних дней, что хотел бы воспитать ребенка, у меня волосы встали дыбом. Тогда я наорал на него и заявил, что это самая бредовая идея, которую я когда-либо слышал. В тот вечер мы впервые сильно поругались. Но это не остановило моего партнера.

Адриан не унимался. Уж не знаю, что так на него повлияло. Тогда не знал.

Он день ото дня доставал меня тем, как было бы хорошо, заведи мы малыша. И ладно бы речь шла о животном. На собаку я мог согласиться. Но ребенок… Это звучало лихо для такого безответственного человека, который едва ли понимал, какой груз хочет взять на себя. Не говоря уже о расходах, непосильных для нашей семьи.

Нет, я не против детей и при других обстоятельствах поддержал бы моего партнера с самого начала. Но в той ситуации и на тот момент эта идея была…мягко говоря, не дальновидной и легкомысленной.

Я долго отнекивался, пытаясь сохранять статус-кво. В конце концов, ответственность за этого ребенка ляжет на меня как на единственного кормильца с постоянным доходом.

А ведь дети растут, и траты растут вместе с ними. Я с трудом представлял, как мы вообще проживем втроем. Страховки, еда, одежда, развлечения, школа с расходами на канцтовары…

Почти полгода я держал паузу. Адриан же настаивал, не пропуская ни единого дня. Наверное, с моих слов может показаться, что он давил на меня, пилил или пытался манипулировать. Но нет, это совсем не так.

Просто он часто говорил что-то в роде: «Если бы у нас был ребенок, у нее, скорее всего, был бы твой характер…» или «Если бы у нас была дочь, я бы хотел, чтобы она была похожа на тебя…». Я видел тоску в глазах партнера, но сдаваться не собирался. В сложившейся ситуации места ребенку в нашей семье не было. По крайней мере я так считал.

«Да и какие из нас родители?» – думал я всякий раз, когда Адриан вновь и вновь говорил об этом.

С детства мне говорили, что эно так воспитывают: твоя жизнь немыслима без детей и семьи. С тех пор мало что изменилось: большинство людей воспринимают эно как родителей и не более того.

Противостоять подобной установке практически невозможно, даже если ты не афишируешь своего пола. Вокруг, если оглядеться, полно семей с детьми. Добавьте воспитание, требования общества и ЗСЦ. Вот и получится своего рода циферблат часов.

Пусть мой партнер и не носил чокера на шее, он все равно ощущал давление общества: телевидение, радио, книги, окружение с детьми.

Да и от меня не могло укрыться, как Адриан говорил о ребенке. Мечтательно, с тоской и одновременно словно о самом ценном, что могло быть в жизни. Видимо, психологическое время пришло.

Постепенно мне стало казаться, что я все же сдам позиции.

Я видел, что для мужа это не совсем идея фикс, а скорее мечта. Он ведь хотел семью. Как и я. А семьи у нас по некоторым причинам никак не получалось создать. Это удручало и даже пугало: мы могли разойтись в любой момент!

К тому же за то время, что Адриан пытался убедить меня, стало видно, что к подобной идее он относился все же вполне серьезно.

Прошло полгода. Я уже привык к этим разговорам и иногда даже поддерживал их. Думал, что, может, так муж успокоится и поумерит свой пыл.

Может, и правда через пару лет, когда мы обживемся окончательно, можно будет подумать о подобном. Может, тогда и ЗСЦ станут лояльнее относиться к сожительствам?

Но меня ждал сюрприз.

В тот вечер я немного задержался на работе. Мне досталось трудное дело, и пришлось долго собирать материалы, классифицировать дело, исходя из собранных данных, и искать подобные прецеденты в судебной практике. Когда я уходил, в офисе уже никого не осталось: засиделся за поисками в архивах.

Осенний вечер был очень душным, с наэлектризованным воздухом. Для начала октября это аномально. В остальные годы в это время уже вовсю господствовали туманы и холод. Наверное, это природа так радовалась за нашу будущую дочь?

Смеркалось. Небо заливали едва заметные прозрачные розоватые всполохи, в которые вплетались с оранжевыми и желтыми штрихами.

Фонари тоже не торопились загораться, ведь солнце ещё не скрылось окончательно. Ни единого дуновения ветра, от чего ещё больше сгущался воздух. В нем едва улавливался запах скошенной травы и опавших листьев, которые некоторые соседи не успели убрать со своих лужаек. Иногда из перелеска доносились голоса птиц.

Лишь небольшое жужжание проводов над головой напоминало о том, что скоро все же наступит вечер, а по округе разольется тусклый свет не таких и частых уличных фонарей и светильников на фасадах домов.

Развязав галстук и расстегнув ворот, я наслаждался ощущением свободы. Автобус давно высадил пассажиров и, развернувшись, отправился по своему маршруту. От остановки автобуса в самом начале улицы до нашего дома было ярдов пятьсот. Не так и много.

Я предвкушал тихий вечер с близким человеком, который поможет не думать о работе. Но это потом. Когда я переступлю порог дома. А пока, неторопливо шагая вниз по улочке, я все ещё думал о своем. В голове крутились мысли о порученном мне делу, и я перебирал все возможные аргументы обвинения. Это своего рода шахматы, где нужно предугадать как можно больше ходов противника.

Вдруг я поравнялся с двумя людьми в форме ЗСЦ. Задумавшись, я не заметил их ранее. Нашивку на синей форме невозможно ни с чем спутать – это точно были «защитники».

Сердце пропустило удар, потом подпрыгнуло, напитавшись кровью и сделав смачный плевок сгустившейся плазмы куда-то внутрь. Стало почти физически больно дышать.

«Про нас узнали?» – в ужасе подумал я.

Работа сразу же ушла на второй план. Если «защитники» про нас разнюхали беды точно не оберешься! Они ведь могут и в суд подать! А отбиться практически невозможно! Я ещё до переезда узнавал про них и, как уже говорил, боялся такого внимания к нашим персонам. Хоть либерализация и шла полным ходом, хватка «защитников» семейных ценностей от этого нисколько не ослабевала. А может, именно из-за этого только становилась сильнее?

И пусть нас защищала легислатура и гарантия неприкосновенности нашей частной жизни, если наши отношения всплывут, защитникам не составит большого труда нарыть на нас достаточно материалов. А там и до вполне серьезных последствий недалеко!

В голове сразу возникать картины – одна хуже другой.

И все же где-то теплилась надежда, что эти люди пришли не по нашу душу!

Вроде неподалеку от нас жила неблагополучная семейка каких-то люмпенов. У них даже были дети. Я слышал это несколько раз, когда утром ждал автобуса до станции. Мужчина и женщина перешёптывались, что их соседи напротив просто отвратительные родители и что стоило бы сообщить в ЗСЦ, пока дети не получили психологических и физических травм.

«Может, это к ним?» – попробовал я себя успокоить.

Как только зээсцэшники прошли мимо меня, обсуждая что-то. Я свернул у ближайшего дома, сделав вид, что живу в нем. На самом деле это здание пустовало. К счастью, не было таблички «Продается» – и мой трюк сработал. Защитники дошли до начала улицы и свернули в сторону остановки, скрывшись из виду.

Потом, от греха подальше, я обошел дома через небольшой перелесок, выходивший к глубокому искусственному озеру. Этого, может, и не требовалось, но я хотел успокоить свои мысли и перевести дух после тех жутких картин, что ещё недавно рисовались моим воображением.

Котлован, что располагался за редкими деревьями и просекой, служил пожарным водохранилищем. То, что водоем искусственный, было очевидно любому, кто хоть раз бродил в этом месте.

Глубокое, правильной формы озеро со стоячей мутной водой без единого оттока или притока. Ну да. Его строили только как водохранилище, притом для конкретной цели.

Искусственность выдавала не только изоляция от любых проточных вод, но и маленькая запруда рядом, ставшая болотом с илистым дном, от которого всегда тянуло сыростью и разложением. Неудивительно, что летом тут было много мошкары, а ранней весной громко квакали жабы. Все это привлекало в перелесок птиц и другую живность.

Пройдя окольным путем и все же успокоив себя, я оказался у двери нашего дома.

В окне, выходившем на парадный вход, горел свет. Адриан был дома!

Вздохнув, я повернул ручку и медленно вошел внутрь. Ключ не требовался – мы с самого начала договорились не запирать дверь если кто-то был дома.

Муж, судя по звукам, возился на кухне. Это насторожило. Я не видел, что он делал, но прекрасно знал: кухня – не то место, где мой партнер был готов проводить много времени за приготовлением пищи.

Вдруг я услышал:

– Не бойся, Эрик хороший. Вы непременно поладите. Уверен, ты ему понравишься, Рина.

Рина?! Неужели Адриан настолько хотел ребенка, что нашел женщину на стороне?!

Земля медленно уходила у меня из-под ног. Теперь я боялся не ЗСЦ, а своей необъятной ревности. Я не знал, как реагировать на подобное, и понятия не имел, как поступлю сейчас. Даже если эта женщина и просто суррогатная мать. Я аж побелел от злости, стоя посредине гостиной.

Потом тихо подкрался к арке, что вела в кухню и… обомлел ещё больше!

Перед глазами предстала следующая картина: на столе стояло детское автомобильное кресло, видимо использовавшееся в качестве переноски, напротив которого, спиной ко мне, сидел Адриан продолжая:

– Вот так. Хорошая девочка.

Я пересилил себя и, подойдя ближе, заглянул через плечо партнера. На руках Адриана сидел крошечный ребенок. В комнате больше никого не было, значит, обращение «Рина», адресовалось ему. Точнее ей.

Девочка пила что-то из бутылочки, глядя огромными фиолетовыми глазами то на мою пару, то на потолок.

Ревность угасла. А вот злость разгорелась с новой силой: неужели мое мнение ничего не значит в этом доме?

Наши с девочкой взгляды встретились, и я снова ощутил прилив злости. Нет, не по отношению к ребенку. Она тут была ни при чем. Злость адресовалась Адриану!

Я прокашлялся, дав понять, что все вижу. Адриан медленно повернулся и, улыбаясь, сказал:

– Рина, поздоровайся, это Эрик.

Я аж поперхнулся. Но все же нашел в себе силы сказать – настолько спокойно, насколько только мог:

– Значит, ты решил все за меня?

– Я ничего не решал за тебя. Это мой выбор.

Адриан вновь повернулся к девочке, не сказав больше ни единого слова.

В голове сразу же закрутились вопросы: «Куда смотрели органы ЗСЦ? Как он всё сделал так тихо, что я ничего не знал?»

Мне на глаза ни разу не попадалось ни единого подозрительного документа, а муж вел себя как обычно, ничем не выдавая своих действий за моей спиной.

Адриан просто поставил меня перед фактом: вот ребенок, она его дочь, теперь она будет жить с нами – и точка.

Правда, муж заявил, что от меня ничего не просит, и все заботы о девочке, как и финансовые расходы, лежат только на нем.

– Можешь не помогать, сам справлюсь, – наконец огрызнулся любимый на мою реакцию, встав из-за стола, и понес сонную кроху в ее комнату, даже не обернувшись на меня.

Мне показалось, что не последовало хлопка дверью тогда только из-за ребенка.

Ещё раз ругаться не было ни сил, ни желания. Я лишь грустно вздохнул, убрал кресло со стола на пол и побрел в спальню.

Оставалось предвкушать, как через пару недель буду вставать и вприпрыжку бежать на громкие крики, формально даже не являясь опекуном.

С того вечера в доме воцарилось гнетущее молчание.

Ну и ситуация: идти некуда, разменивать дом, за который ещё не произведены все выплаты, казалось задачей малоприятной и затратной.

От осознания возможного расставания мне стало настолько тошно, что захотелось выпить! Много выпить! Сдержало только то, что следующий день – рабочий.

Кажется, тогда я впервые ощутил, как у меня дергается глаз.

Позднее меня стали одолевать совсем иные мысли: помимо свалившейся ответственности меня грызла совесть, что Рина будет жить в такой странной семье.

Тогда мне казалось, что мы, помирившись, не сможем дать ей той любви, которой она заслуживала. Что Рина будет от этого страдать. Да и какую любовь могут дать те, кто видел ее максимум в книгах и фильмах?

Я помнил своих родителей. Как они развелись. Это, пожалуй, одно из самых сильных потрясений в моей жизни.

А для этой девочки все может оказаться куда хуже! Мы ведь даже не семья с точки зрения закона!

Ещё я переживал о том, что мы будем говорить посторонним: мы и так старались не афишировать наших настоящих отношений на тот момент. Люди не задавали лишних вопросов: им не было до нас никакого дела. Но ведь тогда мы не имели ребенка и не подпадали под юрисдикцию ЗСЦ или общественников. А если с Адрианом что-то случиться? Кто станет опекуном? Или же если объявятся ее родственники? Что тогда мы будем делать?

Моего партнера словно вообще не волновали все эти условности. Его решение казалось спонтанным и крайне необдуманным. Я негодовал от этого, но высказать мнения не имел возможности. Так и заснул. Впервые за четыре года – в одиночестве.

Наутро ничего не изменилось: муж хоть и поздоровался, но сразу же переключил все внимание на девочку, занимаясь приготовлением для нее еды и бормоча какие-то глупости. И в следующее утро все повторилось. И снова. И снова… Больше мы не общались. Разве что утром парой фраз перекидывались и вечером.

Игра в молчанку между нами затягивалась и длилась уже больше недели. Тогда я ощутил всю полноту фразы «одиночество вдвоем». Вроде ты не один, а толку?

Почему именно так?

Первую ночь Адриан спал не то в детской, не то на диване. Остальное время, как и ранее, мы делили одну постель, пусть я и продолжал злиться на его поступок.

Это же надо было додуматься: провернуть удочерение без моего на то согласия! Нет, я понимал, окажись моя пара девушкой, вполне могло произойти нечто подобное. Никто не отменял биологии и незапланированной беременности. Но тогда бы и мы были в другом статусе, и общество отнеслось бы к подобному иначе. Да и до рождения ребенка у нас оставалось бы время. В нынешней же ситуации такой роскоши не оказалось. Как, собственно, и поддержки общества и какого-никакого статуса.

С появлением Рины распорядок нашего дня, на удивление, почти не изменился: я работал как и раньше, а Адриан сидел дома с дочерью или бродил по магазинам в поисках нужных для нее вещей.

Так, за три дня наполнилась комната, в которой ранее стояла только наспех собранная кроватка. Теперь в ней оказались небольшой комод, пеленальный стол, мобиль, или как эта штука называется? Игрушек разве что всего две – на полу и на полке. Хоть на этом спасибо.

Теперь я точно знал, где пропадал Адриан. Это тоже можно отнести к плюсам.

Я проводил большую часть времени на работе специально: домой идти не хотелось.

Постоянно искал повод оставаться в офисе как можно дольше, а домой добирался самым длинным маршрутом. Я оправдывался тем, что на вокзале в шесть вечера много народу. Странное оправдание. Даже тогда я чувствовал его слабость.

Каждый раз, возвращаясь, я с ужасом ждал, что меня застанет куча обязанностей по уходу за девочкой. За четыре года отношений я хорошо узнал своего партнера и все ждал, когда же ему надоест родительство.

Внутренний голос твердил мне: «Готовься, сегодня ты непременно будешь нянькой».

Приходя, однако, я видел совсем иную картину: ужин на столе, пусть и покупной, и спящего на диване Адриана, ждавшего меня. К тому моменту девочка тоже спала в своей спальне, убаюканная звуками этой висящей над кроватью штуки.

Это удивляло: такое поведение совсем не в духе Адриана.

Я привык, что Адриан – человек ветреный, немного легкомысленный. Увлекающийся, но быстро остывающий к своим увлечениям.

Я помню множество его хобби и интересов, благополучно забытых или брошенных при первых же неудачах. Так случилось и с поездкой, после одного отказа в визе. И, хотя подать новое заявление можно было спустя пару недель, Адриан не стал этого делать. И с получением водительских прав. И даже с какими-то курсами.

Но с Риной все обстояло иначе. И с каждым днем я видел происходившие с Адрианом перемены все отчетливее, хотя все ещё пребывал в плену своих заблуждений и страхов.

Несмотря на размолвку, муж пытался показать, что я все ещё что-то да значу для него.

Я видел, что ему обидно наблюдать отсутствие поддержки с моей стороны, но он стоически держался, не смотря ни на что.

Он действительно старался заботиться о Рине. Чего только стоили пробуждения посреди ночи, когда дочь громогласно оповещала о своем желании поесть или о справленной нужде.

Опасения не оправдывались, хотя я и ждал, что в один момент все свалится на меня. Это был мой самый большой страх в то время.

Честно, я не знал, как себя вести в подобной ситуации, и меня разрывали противоречивые чувства: любовь к Адриану и одновременно злость и обида – ведь мое мнение просто проигнорировали.

Первый месяц жизни Рины стал бессонным для нас троих: я постоянно просыпался, прислушиваясь к плачу и шорохам.

Не то чтобы я чутко сплю, но любопытство и громкие крики помогали проснуться. Мне все время казалось, что вот сегодня Адриан, даже проснувшись, не сделает ровным счетом ничего. А может, и вовсе растолкает меня и капризно скажет: «Сделай что-нибудь, я устал!»

К счастью я оказался не прав.

Каждую ночь минимум четыре раза он вставал по первому писку и возвращался в кровать только спустя полчаса – час. И судя по звукам, он действительно кормил, переодевал или успокаивал проснувшуюся Рину.

Но, несмотря на постоянные пробуждения, я вполне высыпался, в отличие от мужа. Да и дорога до работы давала возможность прикорнуть, пусть и на какие-то полчаса.

За свои мысли и поступки становилось стыдно: я уходил, пока они спали, и приходил, когда они либо готовились ко сну, и Адриану было некогда, либо когда они уже спали.

В выходные я тоже не вмешивался, оставаясь сторонним наблюдателем с газетой в руках или сбегая в бар, чтобы не сидеть дома и не видеть попыток наладить контакт.

Алкоголь, правда, мало помогал: после пары стаканов виски мне уже ничего не хотелось. Мысли же о произошедшем никак не желали покидать моего разума. Удивительно, но мне не удавалось забыться ни на работе, ни в баре, ни на улице! Этот бич никак не желал отпускать меня.

Так я и сидел за барной стойкой с пустым стаканом и кислой миной. Не проходило и получаса, как меня просили покинуть заведение, если я не буду покупать ещё что-то из алкоголя. Бар тут один, и желающих его посетить, тем более в субботу, хватало и без меня. Приходилось идти домой.

Возвращаясь после очередной попытки утопить свои мысли в виски, я невольно задумался: «Так ли все плохо?»

Этому поспособствовала и милая девушка с маленьким ребенком, встреченная по пути. Малыш хоть и был старше Рины, но все равно напомнил ее.

Женщина шла, толкая вперед коляску и радостно что-то напевая, а ребенок играл с какой-то плюшевой игрушкой. Они поравнялись со мной, пока я сидел в ожидании автобуса и думал о произошедшем.

На секунду мне показалось, что это Адриан и Рина. Но морок развеялся, оставив меня со странным ощущением тепла и покоя.

Сев в автобус, я продолжал прокручивать события этого месяца: мой партнер все время пытался наладить контакт.

Это я из-за обиды игнорировал его попытки.

Адриан ведь через несколько дней стал пытаться заговорить со мной, даже несмотря на размолвку. Но я давал понять, что не желаю общаться. Понимая причину моей обиды, муж лишь продолжал робкие попытки со своей стороны, не переходя определенной черты.

Я помнил его слова о том, что ему не нужна моя помощь, и с любопытством ждал, когда настанет тот день и я злорадно смогу сказать, что прав относительно происходящего.

Хотя, признаться, я этого не хотел. Наблюдая, пусть и вскользь, за стараниями Адриана, видя его отношение к ребенку, я начинал думать, что, может, это я не прав.

Мои страхи с каждым днем все отчетливее обращались в прах: почти все силы муж отдавал уходу за дочерью, играм с ней и ее обучению, ведь ясли – удовольствие не из дешевых. Нормальные, я имею в виду. А с нашими доходами рассчитывать на подобное и вовсе не приходилось.

Иногда я ловил себя на мысли, что должен ревновать Адриана к этой девочке, но ревности я не испытывал.

Правда, и любви к Рине как к дочери у меня тоже ещё не возникло. Я воспринимал ее скорее как часть Адриана. Как нечто само собой разумеющееся.

Постепенно мне стало казаться, что все так, как и должно быть: что и муж, и Рина – моя семья. Я привык, что они просто рядом, пусть я и не испытывал любви к Рине и просто терпел ее.

Когда я оставался дома, то отмечал, что муж постоянно держал свою дочь на руках, играл в какие-то дурацкие игры: качал, закрывал глаза и спрашивал: «Где папа?», показывал какие-то карточки.

Девочка же реагировала на это, издавая нечленораздельные звуки.

Мне казалось подобное обращение лишним, но ведь тогда это было не мое дело. Своего мнения я не высказывал, держа при себе.

В один из вечеров, придя домой, я застал Адриана спавшим в детской, сидя на полу и прислонившись к спинке кровати. Девочка тоже спала, укрытая теплым одеялом.

Это произошло примерно через полтора месяца после появления Рины в нашем доме. В тот день случился ураган и резко похолодало. Никто не был готов к подобному. Из-за перегрузки электросети отключилось отопление. О перебоях в электроснабжении сообщили по радио. Но я не придал этому значения, занимаясь сбором документов и поиском нужных статутов.

Думаю, Адриан провел этот день очень насыщенно, ища теплые вещи и пытаясь вызвать мастера. А может, и разводил огонь в камине.

К моему возвращению гостиная, как и детская, прогрелись, следовательно, все получилось, и юнит на заднем дворе заработал. Или же, может, просто починили сеть. В камине золы или углей не было, следовательно, беспокойным день был во всех смыслах.

Это тронуло меня – я раньше не замечал такого упорства. Обычно идеи Адриана не заходили дальше мыслей. И все полгода, что я держал дистанцию, я надеялся, что и мысль о ребенке тоже канет в Лету сонма других не менее бредовых идей. Не канула.

Я понял это, когда стал поддерживать эту тему, пусть и не так восторженно. А теперь я только убедился, что идея для моего партнера не была такой уж блажью. Да и опасения, что ребенок пополнит послужной список начинаний, брошенных из-за трудностей, тоже развеивались с каждым днем.

В тот вечер я на руках отнес мужа в спальню и осторожно уложил в кровать. Потом все же вернулся в детскую и сменил одеяло у ребенка. Думаю, она бы не смогла его сбросить, стань ей жарко. А дом уже прогрелся достаточно для такого теплого и плотного покрывала.

Несмотря на то, что Адриан сделал за моей спиной, я все же его любил. Да и Рина постепенно стала чем-то обыденным и привычным.

Всякий раз, возвращаясь домой, ловил себя на мысли, что мне вполне комфортно. Это точно мой дом и точно близкие мне люди. Уже и не помню, когда в голове промелькнули старинные поговорки: «Если любишь дерево, полюбишь и ветку» и «Похвали ребенка – и тебя полюбит его мать».

К эно эти поговорки тоже вполне логично применялись.

Хотя между нами все также было напряжение из-за размолвки, и общение ограничивалось ли короткими репликами: «Доброе утро», «Передай…» и «Я сегодня поздно…».

Это отвратительно: спать в одной кровати, жить в одном доме, но общаться настолько формально.

И самое неприятное, что это я не делал шагов к примирению, игнорируя таковые со стороны мужа. Жить в том состоянии, в котором оказались мы трое, стало самым невыносимым испытанием.

В очередные выходные я предложил Адриану отдохнуть. Хотел таким образом сделать первый шаг.

Поводом для попытки с моей стороны стало преддверие Рождества, до которого оставалось около двух недель.

– Давай сегодня с Риной позанимаюсь я? – предложение даже мне самому показалось странным.

Муж сначала воспринял это с настороженностью… мол, с чего бы это?

Но быстро согласился. Сказались усталость и истощённость.

Даже показалось, что у него жар – ему точно стоит этот день отлежаться.

К тому же Рождество – повод отдохнуть и просто провести время с семьей как простому трудяге, так и богатому промышленнику. Почему бы не попробовать наладить мир в доме?

После получаса объяснений: что, как, и зачем – Адриан вручил мне теплый крошечный комок, одетый в жёлтый зимний комбинезон, а сам отправился спать.

– Ее еда в шкафу, на второй полке. Витамины там же. Две таблетки на один прием. Их нужно растолочь и смешать с соком. Получается примерно одна ложка порошка на пять ложек жидкости, а то она выплюнет все на тебя. И… – чуть помедлив, – сменная одежда в ее спальне, если понадобиться.

Дверь в нашу комнату закрылась, оставив меня наедине с ребенком.

Это был один из самых неловких моментов в моей жизни!

Я не понимал, что же делать, и просто стоял в центре гостиной с Риной на руках.

Держа ее, невольно отметил: девочка совсем крохотная. Ее тело под одеждой было легким, худеньким, даже несмотря на то, что все дети в этом возрасте казались мне полными. Нет, к Рине это не относилось. Она выглядела слабой, истощенной, хрупкой.

Показалось, что ещё немного – и девочка расплачется, а я понятия не имею, как ее успокоить: при Адриане она ни разу не ревела.

Тогда я представил, как на крик кто-то из соседей вызовет «защитников». Вот уж точно у нас будут проблемы.

Рина же сидела на моих руках и внимательно меня рассматривала: она же меня видела крайне мало за этот месяц. Раза четыре или пять от силы – и то в выходные, когда бодрствовала. Едва ли этого в ее возрасте хватало, чтобы сформировать хоть какую-то привязанность.

Я ждал и думал: «Сейчас все станет плохо». Тогда впервые поймал себя на мысли, что Рина похожа на моего мужа и может являться его родной дочерью.

По крайней мере у них были одинакового цвета волосы, похожее выражение глаз (хоть и различался цвет), одинаковый цвет кожи. Что-то неосязаемое в их внешности и жестах заставляло думать о родстве.

Большего я не смог приметить: девочка была слишком мала.

Мысли об измене радости не прибавляли, но это хоть как-то оправдывало появление ребенка в нашем доме.

– Ну, здравствуй, – все, что я смог сказать, когда крошечная ручка попробовала дотянуться до моей щеки.

– А-а-а, – протяжно, но при этом достаточно спокойно произнесла Рина.

Ей явно было интересно наблюдать за мной.

«Вот и познакомились», – подумал я, вздохнув с облегчением, поняв, что малявка не собирается реветь.

День вдвоем оказался вполне спокойным. Не ожидал, что все будет так обыденно и привычно.

Я поиграл с Риной. Особенно ей понравились ключи от дома с их звоном. Мы с ней погуляли по перелеску у дома, даже вышли к озеру и сходили в магазин за ужином.

Снега в тот год выпало очень мало. Перелесок едва припорошило. Это напоминало скорее позднюю осень, чем начало декабря.

Дома почему-то не оказалось коляски, и пришлось весь этот день носить девочку на руках, как это делал Адриан.

Нет, это совсем не тяжелая ноша. Скорее немного неудобная, ведь специальный рюкзак крепился спереди.

Теплая маленькая Рина умиляла, как и Адриан в тот вечер, когда отключилось отопление.

Она тянула ко всему руки и дома, и на улице, с любопытством смотрела на белый снег – первый в ее жизни. Она что-то лепетала на своем незамысловатом языке, представлявшим для меня набор звуков.

Рина в тот момент походила на совсем маленького зверька, считавшего, в силу неопытности, меня матерью. И только я, взрослый, понимал, что это не так. Я не ее мать и даже не отец или опекун.

Правда, тогда я все же начинал пересматривать свое отношение к этой девочке. Она не плакала, не боялась меня.

Наоборот, ей было интересно такое внимание с моей стороны. Это спокойствие подкупало. А если добавить внешнее сходство с Адрианом!

Когда мы зашли в супермаркет, Рина тут же заголосила, чем немного озадачила меня. Она не плакала, не кричала от того, что ей чего-то захотелось.

Просто она была в восторге от ярких рождественских декораций, баннеров с красивыми рекламами, а ещё узнала в магазине яблоки, апельсины и печенье, пачку которого умудрилась уронить, пока я искал нужное на полке с товаром. Удивительно, как она смогла ухватиться своими крошечными руками за такую массивную и достаточно тяжелую коробку.

– Нет-нет, – поставив пачку на место, заметил я. – Так делать не стоит.

Люди оборачивались на нас. Особенно от того, что спокойный тон никак не сочетался с моей внешностью. Я всегда выглядел старше и серьезнее, чем был на самом деле. В работе мне это помогало, а вот в общении – только мешало.

Наверное, окружающие жалели Рину, думая, что она – мой ребенок, а я – строгий отец.

– И-и-и? – рука малышки снова потянулась к полке.

Пришлось искать что-то, что отвлекло бы ее внимание. Опять пригодились ключи, звон которых сработал как погремушка.

Меня озадачило, когда девочка стала тянуть руки к изображению бабочки на какой-то упаковке, а потом – к бутылке шампуня с таким же изображением. Значит, ей нравятся бабочки. Не могли же ей нравиться столь разные вещи, как шампунь и кукурузные хлопья.

Потом был обед, во время которого Рина меня прилично испачкала.

Я к тому моменту напрочь забыл про наставление Адриана. И в результате еда оказалась на моей рубашке и на комбинезоне ребенка.

Поэтому, когда девочка заснула, я занялся внеплановой стиркой.

Пришлось вспоминать все, что когда-то было в школе, на курсах по половому воспитанию, где почти месяц выделили такой теме, как забота о детях. Не сказать что достаточно. Многие подростки в моем классе благополучно проваливали зачет по этому предмету, считая, что заботы о ребенке можно переложить на своих супругов-эно. Это касалось и мальчишек, и девчонок.

Со второй попытки переодеть Рину у меня получилось. Именно тогда, устав от внимания, девочка заснула прямо на пеленальном столе. Сама. Без единого моего усилия. Это ещё больше подкупило. Тогда я подумал, что, может, из этой странной затеи что-то и получится? Может, и правда стоит попробовать.

Про одеяло я случайно подслушал разговор двух моих коллег, когда одна в кофе-руме жаловалась другой, что ее ребенок из-за тепла писается в кровать. Услышанное и уже имевшиеся у меня сведения о том, как кормить и пеленать ребенка, – собственно, были все мои познания о детях на тот момент.

В отличие от моего партнера, которому с 15 лет постоянно намекали, что его обязанность – воспитывать детей. Это его единственное везение в жизни – оказаться в закрытой школе не в 8, а в 15 лет.

Я знал со слов Адриана: прошедших в первый раз тест Гарта и получивших нужную оценку очень серьезно обучали таким вещам, как забота о детях и ведение хозяйства. Это то немногое, что вспоминать мужу не хотелось, и то, что я чудом вытянул из него когда-то.

Адриан проснулся в полседьмого.

– Ну как? – спросил он, выйдя из комнаты и потягиваясь.

Было видно, что сон пошел ему на пользу, и мой партнер не выглядел таким разбитым, как утром.

– Удивлен, – честно признался я, сидя на диване. – Не ожидал, что ты справляешься.

– Капризничала? – поинтересовался муж, сев рядом со мной.

– Не особенно. Только пару пачек в магазине опрокинула. И испачкала меня, – я обнял Адриана за плечо – впервые за долгое время.

Рина тем временем сидела в кресле-переноске и играла с висевшими на ручке игрушками.

– Она любит бабочек? – вспомнил я про магазин.

– Да, – пожал плечами муж. – Ей нравится песня про бабочку. Мне кажется, она ассоциирует ее со мной. Но я пока не уверен, – лёгкая усмешка. – Она так же реагирует на все круглое.

– Ниа! – раздалось из переноски, смешавшись с шумом одной из погремушек.

– Рина, не злись, – Адриан переключил внимание на дочь. – Они на то и висят, чтобы ты училась их доставать. Смотри, – он нагнулся и одним пальцем качнул блестящую красную бабочку.

– Она так злится?

– Да, – кивнул Адриан. – Начинает сопротивляться и пытается вырваться.

Уловив движение погремушки, Рина протянула руку и неуклюже ухватила ее, потом протянула вторую и попыталась оторвать. Не вышло.

– А? – в глазах девочки блестели озорные искры. – О-о-оа! – продолжила она, качая блестяшку.

Я наблюдал за этим, и мне казалось, я не узнаю Адриана. Вечный подросток сейчас выглядел взрослым, ответственным человеком. А проведя день с Риной, я понял, каких сил стоили заботы о ней. И это при том, что мне не пришлось успокаивать ее. Все же какой бы легкой и маленькой девочка ни была, она требовала слишком много моральных сил и внимания, что на самом деле было совсем нелегко.

– Как ты умудрился ее завести? – спросил я, глядя, как Рина продолжала играть.

Я никак не мог понять, является Адриан ее родным отцом или нет. Сходство, казавшееся очевидным, при ближайшем рассмотрении истаяло: другие глаза, как цветом, так и разрезом, более светлая кожа. Хотя, может, она просто похожа на мать?

Новая мысль об измене оказалась больнее первой. Я не знал, что делать, если выяснится, что это правда.

Вот теперь во мне просыпалась ревность. Да и в случае с женщиной Адриану было бы куда проще завести семью, чем оставаться со мной и играть роль дальнего кузена. Понимая последнее, я ещё больше расстраивался, переживая возможное расставание.

– Долгая история, – отмахнулся муж. – Пойдем ужинать?

Адриан осторожно взял дочь на руки и, встав с дивана, ушел в кухню. Я понял – мне ничего сейчас не скажут, даже «под пытками».

Сейчас он будет менять тему, отшучиваться и едва ли скажет мне хоть крупицу правды.

К тому же скоро Рождество, и ругаться перед этим светлым праздником мне совсем не хотелось. Даже мои братья, скандальные и своенравные, в это время старались вести себя хорошо. Уж не знаю, страх ли перед угольками вместо подарков срабатывал или все же атмосфера семейного тепла и предстоящего праздника.

– Ты идешь? – послышался озорной голос из кухни.

Я вздохнул в ответ свои мысли и последовал в кухню, где уже грелся купленный ужин.

Оставшийся вечер мы провели втроём. Я очень скучал по нашим былым отношениям и решил попробовать восстановить хоть что-то. Этот шаг был за мной.

Впервые за месяц общение стало таким, как раньше, словно мы жили втроем с самого переезда. Муж не акцентировал внимание на нашей размолвке, он тоже скучал по былому теплу. Девочка же просилась ко мне и постоянно тянула свои крошечные руки, на что Адриан хихикал:

– Скоро буду ревновать.

Так прошла неделя.