Читать книгу Кровь на бумагах. Наперегонки - Михаил Дунаев - Страница 7

Рихтера оторвали от чуткого, прерывистого сна криками «Атака, атака!» и воем сирен. Его будто сорвало с кровати, и он подбежал к окну. Во дворе суетились зенитчики, разворачивая стволы орудий к звёздам. Небо покрылось разрывами, рыжими стежками очередей и столпами света от прожекторов. Ночь заполонил грохот воздушной атаки, за которым Рихтер не услышал того, что дверь открыл адъютант. Тот неожиданно окрикнул, отчего Макс вздрогнул:

– Господин генерал! Прячьтесь!

– Отставить панику, Курт! Несгораемый шкаф заперли?

– Так точно, всё по инструкции.

– Молодец, что не растерялся, теперь беги в подвал.

Адъютант козырнул и убежал. «Видимо под бомбежкой никогда не был. Ну ничего, это ему уроком выйдет» – подумал Рихтер, прихватывая из сейфа какую-то папку. После чего запер его, сунул ключ в карман, и, заперев дверь, вышел. Спешно спустился в подвал, где уже сидел весь коллектив штаба, молча обменялся рукопожатием со Штрахвицем, и сел в уголке, погруженный в чтение той папки.

Штаб Рихтера ожидал реакции на многочисленные провокации, но явно не такой быстрой. Впрочем, старый лис не был бы самим собой, если бы оставил столь тяжёлый аргумент как танковую бригаду армии противника без внимания.

Ночью эскадрилья минных заградителей из Ростока с воздуха заминировала устье Эльбы и танки, шедшие по дну, подрывались. Далее их встретили огнем противотанковых орудий. Во второй волне передовые части противника навели мосты в 4-х местах, оборона уже дала слабину, вражеские легкие танки высадились на обратном берегу и через подлесок атаковали с тыла батарею ПТ-орудий. В лесу их встретил дозор лейтенанта Шнайдера, который доложил о приближении легких сил противника. Их взвод уходит вглубь собственной обороны, попутно пытаясь заманить врага на позиции ПТ-орудий, но все безуспешно. В штабе генерала Рихтера без устали стучали телеграфы, генерал отдавал приказ за приказом, параллельно двигая фишки на столе и ворча себе под нос. Властным и недовольным окриком вызвал к себе Мёртенса:

– Адъютанта сюда!

Розовощекий, запыхавшийся, волнующийся лейтенант, слегка заикаясь от переживаний, щелкнул каблуками и выпалил:

– З-здесь, г-господин генерал!

– Штрахвица ко мне, срочно!

– Р-разрешите и-исполнять?

– Живее!

Вошел и сам Штрахвиц. На его лице было написано: «Оторвал от работы старый черт».

– И как вам это нравится, полковник?! Мы проводим учения, а они отвечают серьёзным контрнаступлением, – Здание сильно тряхнуло, и со стола Рихтера упала трубка. Он нагнулся, чтобы ее поднять, протёр её и протянул:

– М-м-да, – он снова взглянул на Штрахвица: – Доложите последние известия с передовой.

– Так точно. Наступление противника развивается согласно канонам советской военной науки. Наши позиции накрывает огневой вал, после чего ползут танки. Противник несет потери больше наших, но упрямо продавливает оборону. Какие будут распоряжения?

Рихтер отряхнул колени, после чего приказал: – Пройдите в отдел связи и свяжитесь с союзниками, – На стук в кабинет он отреагировал недовольным окриком: – Да, кто еще, чёрт вас дери, лезет в мой кабинет!

После чего раздался гул близких разрывов, а через мгновение вошел Курт, но уже мертвенно-бледный:

– Что стряслось, лейтенант?

– Д-д-докладываю, связи больше нет. Обрыв на линии.

– Штрахвиц, дойдите до машины. Возьмите радиста и запросите помощи и артиллерийский удар, после чего возвращайтесь как можно скорее. И чтоб еще раз мне пришлось вас искать… Не дай бог!

Макс встал из-за кресла и медленно подошёл к карте. Кабинет гулко откликнулся далёкой канонаде, и генерал не слышал собственных шагов.

– И что поменялось? – заговорил он сам с собой: – Вот карта. Вот я. Там противники, – палец шарахнул по фишке с надписью «HQ»: – Да чёрта с два! Я не знаю где они, могу только догадываться. Взять, например вот этих, сто семьдесят второй гвардии разведывательный танковый полк. Стояли они в подлеске. А стоят ли они теперь там? А только ли они переправились на наш берег Эльбы?

Он быстро, почти шаркая, прошёл к другому концу стола, где стояла чашка со вчерашним кофе. Там он и остановился.

– Хорошо. А как давно они там стоят? Стоп. Поправка – если они там стоят

И крикнул:

– Курт! За журналом! Быстро!

Властный окрик растворился в сырости и тишине.

– Ясное дело, что его там нет… Дьявол, он же должен был оставаться на своём посту! Или он у радистов? Это конечно прекрасно, но что мне делать? Выглядеть идиотом я не желаю… ну хорошо же!

Он почти подбежал к карте.

– Так. Если бы не этот нарыв, – он ткнул пальцем в «лёгкие танки» что стояли в подлеске: – я бы запросил резерв… И еще чашечку кофе, – чашка чуть не треснула от усилия, с которым Макс её грохнул об карту. На карте остался кружок.

«М-мда… Придётся карту переработать. И куда я попал? Город Йена. Штаб Второй армии, генерал-полковник Брандт. Вот это удача! Нужно его вызвать и запросить резерв. Но с ним я не свяжусь. Мотокурьер? Долго. А Лейпцигская телефонная станция работает? Если да, то я могу в нарушение устава могу запросить Генштаб, прыгнув через голову Брандта… а где телефонная станция?»

На стене висела карта Лейпцига, Макс пробежался глазами по улицам, запоминая маршрут: «По улице Эрхарта, свернуть на Дрезднер-штрассе, мимо площади Иоханнесплац, далее по Гриммайше»

Он накинул китель, запер дверь и полетел вниз по лестнице. Пробежал два этажа, свернул к чёрному ходу и, открыв дверь, оказался на стоянке.

Часовой щёлкнул прикладом, молча приветствуя Рихтера.

– Часовой! Я реквизирую этот автомобиль!

Он промолчал некоторое время, после решил довериться: – Господин генерал, никак невозможно!

– Значит, поедете со мной, я укажу дорогу.

Рядовой, умоляя, сказал: – Запрещено покидать пост!

– Вам и говорить запрещено! А, дьявол, – он нудно, как будто читая с бумажки, произнёс: – по уставу караульной службы, как вышестоящий чин, я снимаю вас с вашего поста, – И ударив по капоту машины, властно выпалил: – Приказываю сесть в этот чёртов автомобиль, рядовой. Вы ведь умеете водить?

Они сели в кабриолет, и поехали к станции. Замелькал старый Лейпциг, с его немолодыми улицами, освеженными, как освежали в старину кровопусканием. Старых зданий было пересчитать по пальцам, но, в чём уж был плюс – так в том, что улицы стали шире, а иные переулки и вовсе исчезли с карты, что висела на стене у Макса. Тут-то он и поймал себя на мысли, что телефонная станция могла быть также перенесена.

– Рядовой, нельзя ли поскорее?! – недовольно буркнул Макс.

– Так точно господин генерал.

И прибавил ходу. Макс мог расслабиться – никто не мог заподозрить его в том, что он бежит из города, и пресса не напишет ничего неприличного. Люди были слишком заняты самыми важными вещами – изъятием наличности из банков и покупкой билетов на Запад. На мелких лавочках уже висели замки – лавочники тоже бежали из города.

Их кабриолет промчался мимо банка «Берлинер», и Макс застал неприятную сцену. Толпа свистела и улюлюкала, когда через неё, в сопровождении двух полицейских шёл управляющий. «Так издеваются только над комендантом сданной крепости» – подумал Макс. «Берлинер» штурмовали вкладчики, стараясь забрать свои деньги, клерки же пытались закрыть кованые ворота с криками «Денег нет», и сами полицейские активно участвовали в этой уличной потасовке.

– Рядовой, чёрт вас дери, что вы плетётесь!

Рядовой удивленно вскрикнул, перекрикивая ветер: – Но мы начнём нарушать ограничения…

– Так нарушайте же!

Навстречу им ехали грузовики и мотоциклы полиции, очевидно, чтобы официально закрыть банк, и засадить особо недовольных вкладчиков. Мотоцикл, что шёл впереди, взвыл сиреной, и только машина Макса поравнялась с грузовиком колонны, тот воющий мотоцикл погнался за ними.

Рядовой, с лицом пророка, которого никто не услышал, сказал тихо: – Нам нужно остановиться, господин генерал.

И кабриолет, скрипнув тормозами, встал у обочины. Мотоцикл дёргано встал, и сквозь рокот мотора полицейский крикнул:

– Ваши документы.

Макс полез за своей пухлой «солдатской книжкой» и протянул её полицейскому, шепнув своему водителю: – не предъявляйте.

Полицейский пробежался глазами по бесчисленным штампам, внушавшим уважение перед долгой военной карьерой в самых разных местах вот уже четвёртой Германии за эти полвека.

Макс крикнул: – Нам нужно к телефонной станции. Это всё ещё Гриммайше тридцать семь?

– Так точно господин генерал-полковник.

– Отлично. Передайте своему начальству – к городу подходят красные, пусть начинают действия по наведению порядка как в прифронтовой полосе.

– А с гражданскими? – спросил полицейский, протягивая солдатскую книжку обратно.

– Запретите выезд по автобанам. Досматривайте поезда. Ищите дезертиров, шпионов. Живей, рядовой!

И, чувствуя некоторое удовлетворение, он хлопнул пару раз по торпеде, и кабриолет вновь рванул.

Они промчались мимо Лейпцигской оперы, всей в строительных лесах, по которым военные закатывали на крышу зенитные автоматы, а внизу закладывали двери мешками. И они вновь встали, уже у телефонной станции, где стояли еще два часовых.

– Подождите меня в машине, – сказал он солдату, и властно пошёл к дверям станции.

Часовые у дверей сразу встали в ружьё и пропустили Макса внутрь. Телефонная станция была пуста, будто бы из неё выгнали всех для большой уборки. Не было видно клерков за стойками, а целях соображения военной тайны убрали, и скорее всего, сожгли даже каталоги телефонных номеров.

– Есть тут кто живой?

В глубине кто-то зашевелился. Вышел еще один офицер, с чёрными петлицами, встал у стойки.

– В этом городе остался хоть один гражданский? Какое отношение вы имеете к связи? – нервно выпалил Макс.

Офицер щелкнул каблуками: – Подполковник Меллендорф, из вашего штаба. Вы с проверкой?

И открыл дверь внутрь, за стойку, приглашая Макса:

– Все телефонные линии Лейпцига и окрестностей под нашим контролем, господин генерал-полковник. С кем вас соединить?

«Мечтаете выслужиться, подполковник? Много таких…» – Макс непроизвольно дёрнул подбородком, и ответил: – Бросьте вызов на коммутатор правительственной связи.

Офицер щёлкнул парой переключателей, долго разыскивая отверстие с нужным номером.

– Кабинка номер 3, господин генерал.

И скрылся. Макс сел на банкетку и взял телефонную трубку. Глубоко вдохнул, будто перед погружением, и после закрыл стеклянную дверь. Там откликнулась девушка, к голосу которой он давно привык.

«Значит всё в порядке» – пронеслось в его голове

Мягкий голос в трубке. «Двадцать пять, не замужем. Кажется, Магда… или нет» – Диспетчерская.

– Говорит генерал-полковник Максимиллиан Август фон Рихтер. Вы меня узнаёте?

– Да, господин Рихтер. Куда вас подключить?

– Дайте оперативный отдел Генштаба.

– Сейчас.

В трубке послышались щёлчки, Макс нервно помял воротник рубашке, и перескочил пальцами на Рыцарский крест.

– Приёмная оперативного отдела.

«Глава адъютантуры, подполковник… а неважно» – Говорит Рихтер. Дайте Хойзингера.

– Простите?

– Генерал-лейтенанта Адольфа Хойзингера!

– Он на совещании. Могу дать его заместителя, полковника Худеница.

«Худениц? Не помню такого… может это Лютцен после себя оставил своего протеже» – Перебросьте этот вызов на него.

В трубке опять защёлкало.

– Полковник Отто фон Худениц у аппарата.

«Поскрипывает креслом, дикция скована. Расслаблен, курит, покачивается в кресле» – и резко, чтобы напугать, рявкнул в трубку: – Говорит Рихтер из Третьего корпуса Второй армии. Сообщите данные по резервам армии.

– Секунду, господин генерал – он немного проехал вперёд, к столу – Первая танковая дивизия генерала Эвальда фон Риткеленца, вторая мотопехотная Фридриха Шрёдера.

– Мне подходит. Давайте обе.

Кресло скрипнуло ещё раз.

«Полковник сменил позу… прелесть. Он у меня попляшет»

– Просите, господин генерал? – озадаченно спросил он

– Мой корпус теснят, красные перешли Эльбу. Ваши резервы для меня сейчас ближе, чем свои. Я остался без связи, положение критическое. Отдайте Брандту приказ от имени своего начальника. И прошу вас, поскорее!

– Вы подталкиваете меня к преступлению, господин Рихтер.

Секундная задержка, после чего Макс взял тон помягче: – Понимаю вас. Тогда дождитесь Хойзингера с совещания. К слову… скажите, у кого он на совещании?

– У канцлера, – с уверенностью ответил Худениц.

«Думал меня запугать, полковник. Не на того напал» – Тон Макса обогатился угрожающим рокотом:

– Если я разгоню к чертям это совещание звонком канцлеру, это будет не так прилично, чем если вы пойдёте, и попросите подписать это распоряжение. Поймите, у меня гибнут люди, и если вы не пошевелитесь – то гибнут зря! Готовы помочь делу победы?

– Вы толкаете на преступление еще и Хойзингера. Вы ведь связываетесь через голову, нарушаете устав.

– Не нарушаю. У меня нет связи с Брандтом. Подкрепления должны идти общим направлением на Лейпциг, и через три часа обязаны прибыть. Не прибудут – погибнет армия. Прибудут позднее – погибнут еще и сами, не выручив армию. Дайте слово немецкого офицера!

Полковник тоже сменил тон с решительно-противостоящего, на усталый, как устают от ребёнка, заладившего «купи-купи»: – Я даю вам слово немецкого офицера, что выполню вашу просьбу. Но как вы с ними свяжетесь?

– Дадим контрольную точку. Скажем, каждые пятнадцать минут пусть сообщают нам координаты. Мы вскоре восстановим связь.

– Сделаем, господин генерал.

И положил трубку.

Макс крикнул контрразведчику из своей кабинки:

– Благодарю вас, офицер – и уверенно прошёл к выходу. Рядовой, завидев спокойного Рихтера в дверях, тут же запрыгнул в машину, и, чуть Макс сел, рванул, будто на гонках, к штабу.

«Подкрепления в лучшем случае придут через три часа. Или мы будем разбиты, или всё уже утрясётся без них. То есть, я попусту гоняю танки и жгу топливо. В худшем случае они попадают в западню… а что если красные уже прорвали оборону? Они бьются о второй эшелон? А лёгкие силы противника на нашем берегу могут вовсю мчаться на Лейпциг…»

Машина резко затормозила, отвлекая Макса от размышлений. Но решение было на поверхности:

– Рядовой. Вам будет очень важное задание. Вы бегом отправитесь в расположение комендантской роты и отдадите им мой приказ – боевая готовность номер один, занять ключевые пункты и оседлать все дороги, ведущие из города. По городскому громкоговорителю и по радио на всех частотах передайте – отъезд из города воспрещен, спустя полчаса после этого сообщения вводится комендантский час до особого распоряжения. Всем вооруженным горожанам в эти полчаса сойтись к городской ратуше. Награда будет ждать каждого ополченца.

Он браво щёлкнул сапогами.

– Да, постойте. Можете взять себе мотоцикл. Я сам, позже, разберусь, чей. С Богом, рядовой.

И молча прошёл в штаб, свернул к радистам, но у лестницы на второй этаж наткнулся на своего адъютанта.

– Господин генерал, мы вас обыскались.

Он совсем не ожидал его увидеть: – Курт? Я же просил, никаких генералов. Ездил на телефонную станцию, запросил у Генштаба подкрепления для нас, но подойдут только через три часа. Где были вы?

– У радистов. Надеются вскоре восстановить связь.

– И что с ней вообще произошло?

– Здание не было рассчитано на такую мощность аппаратуры, что-то перегорело.

– Что ж. Вам задание. Обойдите все отделы нашего балагана, прикажите вооружаться. Передайте мой приказ – отпирать оружейные. Через десять минут весь персонал штаба должен быть построен на плацу при оружии. Исполняйте.

И прошёл к своему кабинету, отперев своим ключом обитую кожей дверь «Директор».

«Господи. Первый день войны, и зачем я позволил себя спихнуть на этот уровень. Я же не имею опыта полевого взаимодействия. Я в последний раз был в полевых условиях… боже, это было в шестнадцатом. Я был тогда капитаном. Сейчас я могу представить себя капитаном? Ну хорошо. Что сменилось? Те же винтовки… не те. И пулемётов больше. Остановись, Макс. Ты строишь из себя идиота! Делай, что должно и будет, как следует».

Макс взглянул на часы. До того, как персонал соберется на плацу, оставалось семь минут. Есть время собраться с мыслями, проверить пистолет и выкурить сигарету. Он прошёл к окну, случайно задел ногой ножку стола и недовольно зашипел. Макс решил переобуться, и теперь захромал к шкафу, где стояли его сверкающие сапоги.

Он хранил их на особый случай, но уж явно не на такой. Макс планировал их обуть на парад, или же пойти в них в театр, что называется, «вспомнить молодость». Но молодость он вспомнит иначе. Фуражку он аккуратно повесил на открытую дверь шкафа, и извлёк сапоги. Критически оглядел и свои брюки навыпуск, решив переодеться.

Спустя пару минут он уже натянул сапоги, прошёлся пару шагов туда-обратно, чтобы ноги привыкли. Закрыл шкаф обратно, ловя на лету фуражку, и перед зеркалом заломил её на старый манер.

Четыре минуты.

Макс похлопал себя по карманам, и к своему счастью, нашёл пачку сигарет. У него в каждом кителе хранилась пачка сигарет на два случая – угостить солдат, и перед смертью. Там же, в кармане с сигаретами, лежали и грошовые спички с чёрным орлом.

После, с сигаретой в уголке рта, полез в дальний угол сейфа, за чуть ли не самым главным секретом. Там, в тёмной, пропахшей пылью, глубине, меж страниц томика Толстого, лежала фотография, истрепавшаяся, сломанная в паре мест. С этими трещинами она походила более на полотно времён Возрождения, украденное и скатанное в рулон. Это была старая семейная фотография – задремавший старик в коляске, немолодой отец, в двубортном жилете и с угольно-чёрными усами (он их подкрашивал для импозантности), юнец Макс (еще кадет) и его молодая жена Минерва.

Он сложил её пополам и сунул в нагрудный карман, к сердцу. Он надеялся, что это фото отведёт пули и принесёт победу, как это фото делало вот уже сорок лет кряду. Не будем обвинять нашего старика в сентиментальности

Две минуты.

Сигарета отправилась в чашку, Макс одёрнул китель еще раз, коли помирать, так непременно красивым. Запер кабинет и медленно пошёл вниз, на ходу пряча пенсне в карман.

Офицеры на плацу с оружием уже были построены, держа винтовки у ног. Они обратили внимание на то, что Макс держит речь, слегка щурясь, хоть и солнце было за облаками:

– Господа! На нас лежит ответственная задача – не пустить красных на этот берег Эльбы. Этот город – наш Гибралтар! Мы не можем отдать его, не пролив крови. Офицеры от полковника и выше – отправляйтесь к ратуше. Вы будете командовать гражданским ополчением. Остальные, не считая радистов – займите ближайшие здания и отстреливайтесь. Ваша задача – прикрыть радистов и наше боевое знамя. Командование священным эскадроном вверяю главе оперативного отдела. Не подведите страну.

Макс смолк на секунду, приложил руку к сердцу, и тихо, едва сдерживая скупую слезу сказал:

– И да поможет нам Господь Бог.

Офицеры хором крикнули – С нами Бог!

– За работу, господа. Разойтись!

***

Тем временем, полковник Штрахвиц вместе со штабным водителем и радистом прыгнули в генеральский внедорожник и помчались на передовую. Через подлесок, где вражеские танки остановились и выставили дозор. Штрахвиц, надев наушники, начал прослушивать эфир. Попалась странная передача:

– Говорит дежурный аэродрома Веймар-Шесть. На связи флайт-капитан Мандрейк из штаба бомбардировочно-штурмовой эскадры Рейнской армии. Просим помощи, атакованы наземными силами неизвестного противника.

– Алло, Мандрейк! Говорит наблюдательный пост ФРГ. Атакованы тем же противником, что и вы! Окажите услугу по дороге!

– Уточните координаты цели.

– Танго-Эхо 36, Танго-Фокстрот 37.

– Принято! Над целью будем через 15 минут. Конец связи.

***

Макс же стоял на этом импровизированном плацу, наблюдая, преисполненный гордости за этих людей. Они идут защищать этот город, каким бы он ни был. И горожане, плечом к плечу будут его оборонять. Пожалуй, сейчас ему точно не хватает журналистов. Ну ничего, благодарные потомки узнают об этом из мемуаров… если конечно он переживёт этот день.

Подошёл адъютант, и, щёлкнув каблуками, обратился к нему:

– Господин генерал, что мы предпримем?

– Будем ждать. Как насчёт пары чашек кофе? – и, вспомнив, спросил, с юморком: – Вы слышали о русском генерале Кутузове?

– Никак нет.

– Что вы, это же классика. Он был невозмутим перед лицом Бонапарта, сидел на своей высоте и ел курицу. Мы же будем в кабинете. Пойдёмте, – и глянул украдкой на часы.

Они поднялись вновь по этой чёрной лестнице, и прошли, по уже опустевшему вновь универмагу-штабу. Макс вновь отпер дверь, адъютант спросил:

– Подать кофе?

– На себя и меня, две чашки. Если еще остались сливки – подавайте и их.

Адъютант задумался, и будто немного стушевался. Макс приметил и это:

– Что-то не так, лейтенант?

– Подавать галеты? Из сухого пайка?

– Несите.

И вновь подошёл к карте. Он осознал, как стремительно она становится бесполезна. Теперь на ней верен только ландшафт, и то маловероятно. Но нечто отвлекло его от карты. Это был отвратительный запах, смесь горелого мяса, ткани и топлива. Воображение живо нарисовало сгоревшие танки на ближнем берегу Эльбы. Запах, будто прямо у него на столе идёт сражение. Будто эти пушечки и солдатики – были когда-то живые. И, как бы ни радовал запах вражеского трупа, окно Макс всё же решил прикрыть, после чего закурил.

– Кофе будет готов через пару минут. Да, господин генерал…

– Тоже почуяли? А теперь садитесь и закуривайте. Прямо здесь.

Адъютант скромно сел с другой стороны стола, сложив руки на коленях.

– У вас нет сигарет?

– Бросил, господин генерал.

– Ну не духи же разбрызгивать в моём кабинете. Может, предпочтёте трубку? К кофе, что может быть очаровательней?

Курт шумно вдохнул через зубы: – Вы дьявол, господин генерал-полковник – И направился к двери.

– Я же просил! Никаких генералов меж нами – крикнул он закрывающейся двери.

Адъютант не стал закрывать за собой дверь, и принёс кофейник:

– Господин… Рихтер. Куда поставить кофейник? – и пробежался по столу сплошь занятому картой.

– А ставьте прямо на карту. Я успел её испортить. Несите сливки и галеты, – и набивая трубки, снова украдкой глянул на часы.

В его воображении на мгновение возникла пыльная дорога и мчащиеся танки, и танкисты, высунувшиеся из люков своих серых боевых машин. Он поймал себя на мысли, что и его воображение отстало от времени, мол, нет сейчас никаких серых угловатых танков. И Макс снова взглянул на часы.

«Это превращается в невроз…» – подумал он, и слегка качнулся на стуле. Он заметил непроизвольно дёргающуюся ногу. Сапоги ловили отблески света из окна за спиной Рихтера, и нога дёргалась так быстро, что и метроном за ней не поспеет. Нога отбивала вполне ощутимый ритм несущегося на всех парах локомотива.

«Это точно невроз. Допью залпом эту чашечку кофе, и буду сидеть с радистами. Или лучше послать адъютанта?»

Он взглянул на Курта, прямого как струна, на которой держится маленький маятник. Этот «маятник» был в состоянии видимого покоя. Никаких лишних колебаний.

Курт поймал на себе взгляд Рихтера:

– Будут приказы, господин генерал?

Макс был выдернут из подсознания, в котором уже стоял грохот телетайпов, едва не вздрогнув, он скупо ответил: – Пейте кофе.

Сам же он отставил чашку в сторону и достал из ящика трубку и кисет.

– Вас угостить? – спросил он, набивая трубку.

– Если вы не изменили вашего приказа…

– Не изменил, – и Макс нагнулся к ящику за второй трубкой. Он протянул её своему адъютанту со словами: – Будь я принципиален в этом вопросе, я бы заставил вам на ней жениться.

– Простите? – Курт спросил, принимая трубку.

– С курением как с… интимными потребностями. В том плане, что… совершенно разная скорость и отдача. Трубка с вами до смерти, её или вашей. Сигарета истлеет за пять минут. Справил нужду и выбросил.

Курт кивнул, украдкой смотря в пепельницу. Окурков там не было, только вытряхнутый табак, не прогоревший и смешанный с пеплом. Но один окурок болтался в чашке. Он отметил эту занятную деталь, но дальнейшую нить мыслей от себя отогнал. Он принял и кисет от Макса, уже вовсю пыхтящего прямой и полированной трубкой из тёмного дерева, и стал набивать свою. После чего поднёс зажженную спичку, и стал пытаться раскурить. Но закашлялся, от непривычки к трубке, или же от долгого отказа от курения вообще. Курт поспешил смыть этот неприятный вкус остывшим кофе, и отложил еще дымящуюся трубку.

– Лучше бы я угостил вас сигаретами.

В кабинет постучались:

– Войдите – властно окрикнул Макс

В дверях, щёлкнул сапогами, показался рядовой в помятой форме и с кожаной папкой под мышкой.

– Что у вас?

– Связь восстановлена, получены данные по свежей диспозиции.

– Прекрасно. Оставьте папку, и передайте, чтобы попробовали связаться с дивизиями армейского резерва. После я попробую связаться с Брандтом. Исполняйте.

Рядовой резко развернулся, и будто механическая игрушка, вышел, отмахивая ногами и руками. Резко встал у двери, снова резко и механично развернулся, закрыл дверь. Но дальше чеканных шагов Макс не услышал, да и не мог – он уже сверлил глазами телеграммы, приклеенные к листу бумаги, и пробормотал – Курт, включите лампу над картой.

Лампы медленно разгорались.

– Подайте стэк… которым двигают фишки. И возьмите себе такой же.

Макс, захлопнул папку, и, протнул её Курту, уверенно прошёл к карте, говоря на ходу:

– Штабы не изменили положения, сорок седьмой танковый наводит переправу, – и Рихтер двинул его ближе к реке, сто семьдесят второй разведывательный всё еще в квадрате «Танго-Эхо 36». Еще одни, только переправились, скорее всего, моторизованная пехота – «Танго-Фокстрот 37».

Тем временем Курт, медленно передвигал фигуры противников: – Энквист свернулся, и отходит на запад.

– Черти!

– Наша линия выгнулась в квадратах соприкосновения.

– Вижу. А пушки в «Танго-Эхо 36» еще стоят?

– Уничтожены.

Курт снял с карты маленькую пушечку и положил её в коробку.

Макс поставил стек в угол: – Значит, организуем контратаку. Артиллерия отступила, средства ПТО уничтожены. Как вышибить танки?

– Может запросить британцев? – и Курт указал на «зелёный» аэродром.

– Курт, вы когда-нибудь развязывали мировые войны?

– П-простите?

– Вызвав британцев, мы автоматически ввяжем их в эту войну. Пойдёмте к радистам.

Они спустились на первый этаж, и за дверью отдела игрушек нашли радистов.

– Хороши игрушки!

Радисты попытались встать, но Макс попросил их не беспокоиться. Адъютант шепнул на ухо фамилию главы отдела радиосвязи:

– Капитан Левински здесь?

Он уже шёл по коридору – Да, господин генерал-полковник.

Макс протянул руку и тихо сказал: – У нас деликатное дело. Можем пройти в ваш кабинет?

Он встретил это рукопожатие лёгким удивлением, и в ответ щёлкнул сапогами: – Никак невозможно, господин генерал-полковник. Нет кабинета.

– Тогда пройдём в коридор.

Он молча прошёл к двери, и выпустив обоих, прикрыл за собой дверь.

– Левински, нам нужно развязать мировую войну.

– Простите?

– Наши части находятся в крайне затруднительном положении, нам нечем вышибить танки противника. Ближайшая авиационная часть – британская. Мы должны их вызвать

Капитан секунду вспоминал: – Боюсь, это сделали за вас, господин генерал-полковник. Пять минут назад части истребительно-штурмовой эскадры Рейнской армии подняты в воздух по тревоге и двигаются в сторону Линии «Э».

Макс неуверенно переспросил: – Э как Эльба?

– Так точно, господин генерал-полковник.

– Обстоятельства?

– Позволите показать вам стенограмму? Мы поймали и зафиксировали эту передачу.

– Выполняйте.

Они прошли, Макс с адъютантом остались у двери, Левински хлопнул кого-то по плечу, назвав его Гансом-счастливчиком. Тот отдал ему блокнотный листок с карандашными записями. После чего капитан быстро, почти бегом, прошёл к Максу.

– Прошу. Узнаёте частоту отправителя?

«Это мой внедорожник с рацией. Как бы сдержаться и не треснуть себя по лбу… Просто отлично. Теперь я развязал мировую войну. Даже адъютант не пригодился» – думал Рихтер

– Это всегда можно выяснить, – и углубился в чтение стенограммы

«Штрахвиц почти от моего имени объявил войну. Хорошо, что красные сами случайно ударили»

– Левински. Вы сожжёте это.

– Зачем?

– В армии вопросов не задают! – после чего тихо сказал, будто извиняясь: – Поймите, первая жертва войны – это Правда. А теперь в печку. Хотя… я сделаю это сам. Забудьте о существовании этих разговоров.

– Будет сделано, господин генерал, – Левински отсалютовал, и Макс с адъютантом вышли на улицу.

Над их головами пронеслись звеньями самолёты. Макс протянул адъютанту сигарету, и они с удовлетворением закурили.

– Да это же «Тайфуны», британские штурмовики!

– Да, британская пунктуальность… идите в мой кабинет, я пока побуду на свежем воздухе.

И как только Курт скрылся в дверях универмага, Макс швырнул наземь недокуренную сигарету, и зачем-то прикурил свежую:

«Господь милостивый. Пойми – эта война – последняя. Я могу отличиться только здесь. Ну, давай, скажи, что прошлые войны ты провёл так, чтобы быть довольным собой. Забыл, как глушил поражения? И что? Нет-нет. Это должно было быть не так. Меня спасёт только работа».

На улицу выбежал адъютант с телеграфной лентой. Взмокший, в руках фуражка.

– Срочная телеграмма, господин генерал!

Это внезапное появление несколько озадачило Макса: – Так быстро? Что у вас там, Курт?

– Фронт п-п-прорван!

– Отдышитесь и придите в порядок. И бросьте теребить фуражку как нашкодивший ребенок! Обстоятельно доложите о произошедшем.

– Так точно. – Адъютант набрал побольше воздуха в лёгкие, чтобы выпалить – Разрешите доложить?

– Докладывайте.

– Севернее н-наших позиций, в сорока километрах, в-в-войска нашей армии начали контратаку. Части второй моторизованной дивизии продвигаются вглубь обороны п-п-противника. Враг отходит.

Секунда молчания. По высокому лбу Макса пробежали морщины, после чего он спокойно, глядя куда-то на землю, сказал:

– Авиаразведку в воздух. Если Максименко пойдет на помощь, мы должны связывать их боем как можно дольше. Не дай Бог они вырвутся, – после чего он глянул уже в глаза лейтенанту: – Телеграмму во вторую моторизованную – остановитесь и приготовьтесь к обороне.

– Р-разрешите исполнять, господин генерал?

– Стойте. Мой начштаба полковник Штрахвиц уже вернулся?

– Да, уже здесь. Сидит и к-курит на подножке вашего «Хорьха»

– Сюда его, срочно!

«Уж я ему устрою. Болван! У нас и без него полно дел. Он думает, что самый опытный и незаменимый. И приказано было – доложиться по прибытии»

Со спины подошел красный, мокрый от пота Штрахвиц. Рихтер, заслышавший звук шагов, развернулся.

– А, вернулись, наконец. Авантюрист… Хвалу Богу воздайте что живы. Объясните, за каким чертом вы помчались на передовую? Снова по пальбе соскучились? Пороху нюхнуть захотели? По-вашему я вас в штаб зря определил, так?

– Никак нет, господин Рихтер. Обстановка требовала немедленного вмешательства.

– Отставить! Нет таких обстановок, которых нельзя разрешить по радио.

Штрахвиц не смог сдержать нервного смеха, однако сквозь улыбку, больше похожую на оскал выдавил: – Как давно ты был на фронте, Макс?

Терпение Рихтера казалось безграничным, однако для приличия всё ж стоило гаркнуть: – Субординацию соблюдай, полковник! В 45-ом под Арденнами меня чуть не взяли в плен из-за того, что был на передовой. На нас вырвался отряд Ходжеса…

Штрахвиц помнил, как Макс был на фронте, под Арденнами. Видел своими глазами, в разведке. Помнил перестук смертных жетонов после той вылазки…

После чего Макс перешел на назидательную интонацию: – Запомните, Иоганн, полководец должен быть вдали. Нельзя предаваться эмоции. Нельзя лезть в горячую схватку. Ты должен сохранить ум, чистый как стекло полевого бинокля – и обнаружил, после своего монолога, что реакция оказалась иной.

Штрахвиц ответил:

– А ты верно не понимшь, что было там. Не помнишь меня рядом. Как искал фуражку в снегу, которую сбили выстрелом. Как испачкал сиденье машины кровью своего адъютанта, кстати! Зиг хайль, господин генерал! – он щёлкнул каблуками и развернулся.

Невозможно понять, что сильнее задело Рихтера – нацистское приветствие или нотации какого-то полковника, однако же, он стоял в ярости, призывая последние душевные силы на помощь кончившемуся терпению. В конце концов, он просто перешел на крик, глаза его были выпучены:

– Стоять смир-рно! Неслыханная наглость! Да раньше за такие оскорбления на дуэли шкуры дырявили! – Голос оказался безнадежно сорван, он прокашлялся, после чего говорил с пугающим, ледяным спокойствием и злорадством: – Ну, ничего, ты у меня за это поплатишься… Я перевожу вас в запас как негодного к исполнению обязанностей. Посиди-ка теперь за спинами военной полиции, – После чего приказал Курту, что вышел невольным свидетелем этой сцены: – Караульных ко мне!

Спустя некоторое время Рихтер уже шептался с фельдфебелем. А Штрахвиц стоял темнее тучи, совершенно недоумевая, за что ему эти наказания. Его самого одолевало негодование – он выиграл эту битву в одиночку, если бы не он, сидели бы все сейчас в плену… в лучшем случае. О худшем и говорить не приходится!

– Спровадьте его в город, засадите в публичный дом. Попытается вырваться – сажать в карцер. Ясно? Исполнять!

Фельдфебель щелкнул сапогами.

– Есть!

Адъютант вернулся из импровизированного штаба со свежей, липкой от клея, телеграфной лентой.

– Здесь свежая сводка.

Рихтер упер руки в бока: – Ну, какие новости?

– Передают, что преследование невозможно. Авиаподдержка не отвечает на запросы, противника обнаружить не удается. Работа некоторых отделов штаба была дезорганизована, но приходит в норму. Через пару часов сможем нормально функционировать. Будут ли какие-нибудь распоряжения?

– Нет, никаких. Хотя постойте… Связь налажена?

– Так точно!

– Пройдемте к связистам, свяжете меня с Берлином. Необходимо доложить в министерство.