Читать книгу Судьба в точке пространства - Михаил Меклер - Страница 18

Сыплются, как не отправленные письма,

как скомканные сыростью листья,

похожие на гуляющих кошек в ненастье,

при всех настигающих нас несчастьях.

Так при всей нашей окраске,

мы подлежим публичной огласке,

что называется горькой правдой,

уже сегодня, а может быть, завтра,

исключая из своего репертуара страсть,

при всех несчастьях виновата власть!

И когда хочется плакать, а всё же смеёшься,

неизвестно, потеряешься или найдёшься.

Дни становятся всё короче и короче,

дело за старостью, за причалом, впрочем,

память делается длиннее и длиннее,

молодости ветреной значительно прочнее.

И то, что мы следуем по предписанию,

велик соблазн не читать названий.

Ужасно не хочется называть судьбой

то, что влачится всегда за тобой.

И кто же причина всех тех несчастий,

слабость, болезни или горе отчасти,

выдуманная или потревоженная

рассудком или фантазией ложной.

Будем мучиться со своими несчастьями,

станем заложниками ажурной напасти

и вовсе не жаждем другого исхода,

последнего нашего, святого прихода.

Вечный вопрос – в чём уязвимость

бесконечного блага труда и ходьбы?

Как быстро судьба меняет лето на зиму,

и всё это время мы в процессе борьбы.

Я уже сбился со счёта,

всё – перспектива и снег,

теряется в облаках и субботах,

как у родителей случайный ночлег.

Перемешались цифры, предметы,

остаются глаза, кружочки, намёки.

Глаза – это прелесть и наши приметы,

в них радость и слёзы, досада, упрёки.

Не нарушить бы их ревности пределы,

разогнать по углам двойников, ловеласов,

но вспомнить из прошлого хотя бы измены,

поморгать и забыть про всех донжуанов.

История есть трение между предметами,

застывшими насмерть, как будто бы сонные,

и властными, словно рессоры корсета,

с чертами холодными и невесомыми.

Или стремительными, как проспект,

похожими на Пизанскую башню с наклоном,

нацеленную в прошлое за парапет,

навечно застывшую, но не поражённую.

Сиротством, окалиной прожитых лет,

изъеденных голодом, в отсутствие дома,

но с горизонтом и мечтой на просвет,

как лунная ночь с прожилками стона.

Или, что хуже, безмолвие в аксиоме.

Очнётся утро, и наступит рассвет.

Рыжий. С чемоданами на перроне.

Продолжаются жмурки в параде планет.