Читать книгу Судьба в точке пространства - Михаил Меклер - Страница 6

Квазиумофантазии
Образ веры

Оглавление

Я иду, сутулясь под тяжестью лет,

а прошлая жизнь дышит мне в след,

ощущалось какое-то время спустя,

шуршание страниц, слегка шелестя,

которые оставил мой отец по сему,

перед уходом в предсмертную тьму.

Он так и не принял Господа веру,

принимая Всевышнего за химеру,

не дочитал он Ветхий Завет,

но очень хотел увидеть Тот Свет.

Поступь была стариковски тверда,

запомнил я образ его навсегда

и душу открыл перед сводами храма,

во мне происходила сознания драма.

Я не с рождения почувствовал крест,

полвека носил атеизма протест

и когда окунувшись в святую купель,

я увидел в будущем свою колыбель.

Засветился мой путь и расширялся,

старым грехам совсем не гнушался

и время неслось по нему без звука,

я понял, что вера есть добрая мука.


Если один лежишь в огромной спальне,

с бессонницей, закрывшись на замок,

понимаешь, что может быть печальней,

чем безысходность, когда ты одинок.

В часы ночные, предметы тяжелее

и мыслей скрежет глотает тишина,

подушки, покрывала кажутся белее

и пустота зеркал отражена.

Осень за окном, суровое дыхание,

будто в комнате томительный покой

и тянет в край любви разочарований,

наедине с написанной строкой.

Душно, ни ревность, ни старость,

не удаляют эту опухоль ночи,

где-то в душе шевелящийся нарост,

колит и трет судьбы позвоночник.

Во внешности спящей чей-то сторож.

Молчание, как пауза, мыслей занятие,

считывает предсказание, как сон Божий,

стихами, пульсом, часами, заклятием.

Жарко. Так глина в руках задыхается,

чтобы стать чем-то на нас похожими,

жизнь коротка и быстро кончается,

значит умрем простыми прохожими.


Тени людей, как призраки ходят,

жизнь города совсем без надежд,

в небе бронхит ошалевший воет,

настигая несчастных, одиноких невеж.

Духовный разлом в мозгах свирепеет,

молодежь без идеи тоскует с пьяна,

интеллигенция вырождаясь, тупеет,

а будущего даль безнадежно черна.

Что будет? Если соберутся бродяги,

а мелочи не хватит, чтобы пожрать

и снова баррикады, оковы, ГУЛАГи,

власти не имущие начнут воевать.

Россия моя, страна бескрайняя,

ты похожа на сумасшедший дом,

у человека судьба печальная,

обреченность есть его синдром.

Очнитесь, выйдем на простор

и посадим семя на поле чудес,

пусть зайдет из недр приговор,

чтобы народ России Воскрес!

Вселенная теряет звёзды, как мелочь,

люди торжествуют в войнах и цирках.

Поэты молчат, не понимая слова «вечность»,

а чудаки в цирках танцуют на опилках.

Действует сила народного волнения,

как песня дикая, как красное вино.

Это революция, пустое наваждение,

бессмысленно вошедшее в окно.


Да, есть камни, чтобы строить и ваять,

будут жертвы, чтобы помнить и молчать,

есть патроны, значит, будут их стрелять

и в отчаянии за конституцию кричать.

Мы напряжения в молчании не выносим,

в стихийном лабиринте иноземный бес.

Мы снисхождения гуманитарных просим

и положительных эмоций ждем с небес.

Подлинно во мне печаль живет,

душа висит над страхом пустоты.

Поэзия от бездны не спасет,

за все в ответе лишь кресты.

Лети душа над колокольней ввысь,

пусть вечность на каменных часах,

показывает будущему мысль,

начертанной кириллицей в стихах.

Настал и мой черед живой,

чувствую крыльев размах иной,

мысли сами летят стрелой,

в строфы рифмой, одна за другой.

Мой маятник души и глух и строг,

в висках стучит запретный рок.

Я открыл в себе лазоревый грот

и не жду, когда смерть придет.

Исчерпав свой путь, я в срок вернусь

и ответить за написанное не боюсь.

Из-за морей стране родной оглянусь.

Зайду в Храм и до земли поклонюсь.

Утроба есть памятник кровотечению,

страшной болью закрученная труба,

лаз из неведанного, да в провидение,

начало судьбы, всей жизни раба.

Траурными вариациями в столетний переход,

тревожась надеждой до неба добраться,

свою тень помещал головою в пролет,

чтобы из бедности на свободу прорваться.

Бежал, пораженный хохотом грешника,

по судьбе, лабиринту без остановок,

похожий на клоуна, злого насмешника,

измученный от недомолвок и рокировок.

Запутался в блеклых сетях невезения,

отмечен за вольность свою небесами,

внезапно оглашенный за откровения,

окропил я золотом мечту с куполами.

Затем стремился в разгоряченном раже,

пробиваясь через жестокие реальности,

пролетал косые кошмары и ужасы даже,

пережил все тюремные шалости.

Многие инфернальные признаки зла,

ссор чешую и обертки болезней,

запихал в чемодан, отнес на вокзал,

спрятал от глаз, засунул под лестницу.

Себя загоняя, спешил до последнего,

с одышкой такой прямо в пропасть,

где осталась идеология мышления,

да забытая, галдящая молодость.

Люблю за баварской кружечкой пива,

читать бредни и горечь писания,

ждать реакцию оппонентов терпеливо,

чтобы повергнуть себя в истязания.

Жизни поход из тайги и песка,

в ликах и жестах навеки остался.

Страстью избыточной освистал,

жажду не утолил, но пробрался.


День каждый раз кончался на дворе,

первая звезда на небе появлялась.

Закат, как кровь, висел на топоре,

отражаясь в небе, солнце любовалось.

Дом закрыл. Ворота на замок

и земля по совести остыла.

При свечах библейский слог,

сам себе я бормотал уныло.

Облака закрыли луч звезды

и вода в реке студеная чернела.

Чище смерть, чем муки от беды,

а земля правдивей и страшнее.

Догорали свечи и во мгле,

тишина настигла внутренние своды,

продолжал молиться я во тьме,

за свет и благодушие природы.

Рассвет пошёл, уже светало,

петух горланил во все горло,

жить продолжал, как бы с начала.

Образ веры действовал покорно.


Господи, Всевышний! Помоги!

Народу русскому расправить плечи.

Пусть у них всегда чей.

цветут сады

и никогда не гаснут в Храме свечи.

Дай в каждый дом насущного вполне,

достаток провианта и разного вина,

сознания каждому в заботе о семье,

чтоб все богаты были, не только Родина.

Постиг я тишину Его безмолвия,

под шорох тлеющих свечей,

без грома в небе засияла молния,

как знак божественных лучей.


Судьба в точке пространства

Подняться наверх